Анастасия Мельникова, актриса: «Моя работа – это часть моей жизни, часть сердца и часть души»

30 сентября 2008, 13:30

Поводом для нашей встречи с Анастасией Мельниковой, звездой сериалов «Менты» и «Опера. Хроники убойного отдела» стал большой премьерный показ спектакля «Казнить нельзя помиловать», в котором Настя играла одну из главных ролей. Пьеса поставлена на основе абсолютно реальной истории, описанной нынешним председателем комиссии по помилованию Алексеем Козыревым. Морально-этические проблемы, затронутые в спектакле, оказались знакомы многим.

Недавно в Санкт-Петербурге в Большом драматическом театре состоялся первый показ для «своей» аудитории – критики и журналисты могли убедиться в серьезности вопросов, поставленных в спектакле. А в конце сентября уже состоялась премьера спектакля в Москве на сцене театра имени Вахтангова, а также очень успешно прошли гастроли в Омске, Челябинске и Екатеринбурге. Именно в связи с гастролями этого спектакля мне и удалось попасть на аудиенцию к известной актрисе. И в начале нашего интервью Анастасия тут же со смехом произнесла: «Умоляю, если можно, не называйте меня Анастасией Рюриковной, а просто Настя!»

– Анастасия, расскажите о своей новой роли в спектакле «Казнить нельзя помиловать», столь нехарактерной для антрепризной истории.

– На мое счастье, антрепризы в России сейчас на очень высоком, профессиональном уровне! Лет 10 назад у меня это слово ассоциировалось с халтурой, когда артисты выносили на сцену два стула и коврик и зарабатывали деньги. Сейчас антреприза во многих случаях гораздо серьезнее, глубже и профессиональнее, чем репертуарный театр. И меня это радует. Я считаю, что на сцену нужно выходить либо как в последний раз в жизни, либо туда вообще ходить не надо.

Антреприза, в которой работаю я, как раз абсолютно соответствует всем канонам хорошего классического русского театра. И не дай Бог эту планку занизить! Антрепризный театр или репертуарный – для меня это значения не имеет. Иногда спрашивают: «Вы бы хотели сняться в полном метре?» Да, но какая камера снимает – для профессионального артиста, на мой взгляд, не имеет принципиального значения. Или ты просто отдаешься своей профессии и делаешь все, что ты можешь, или уходи домой и занимайся другими делами. Другой профессией. Моя работа – это часть моей жизни, часть сердца и часть души.

– Вы дебютировали в кино 18 лет назад в фильме «Афганский излом»…

– Ой, даже больше!

-… А суперпопулярность вам принесла роль Насти Абдуловой в «Улицах разбитых фонарей»?

– Да, я очень благодарна этой истории. Не говоря о том, что я действительно любила эту роль. Когда меня спрашивали: «Как ты можешь в этом сниматься?», – я отвечала, что это и есть моя жизнь. Со мной работали профессиональные, талантливые, знающие люди. И только благодаря этой роли у меня на сегодняшний день то положение, которое я сейчас занимаю. Мне предлагают другие роли в театре и кино. Мне предлагают ту же антрепризу, вести программу на телевидении. Ко мне есть интерес журналистов, только потому, что когда-то в моей жизни появилась роль Насти Абдуловой, которой я очень благодарна. И безумно благодарна Александру Петровичу Капице – одному из самых удивительных продюсеров, которого уже нет на этом свете. Он смог сделать так, что из Насти Мельниковой – дочки своих родителей, дочки известного хирурга, профессора Мельникова, – я стала Настей, которую узнали зрители. И я всю жизнь буду благодарна этому.

– Пару лет назад вам было присвоено звание заслуженной артистки России.

– Знаете, как приятно! (Смеется.)

– Для вас это ожидаемое событие или было сюрпризом?

– Это было неожиданно! И я это воспринимаю как аванс. Надеюсь, что когда-нибудь оправдаю это звание. Конечно, было невероятно приятно, очень важно. Мне очень этого хотелось, и я буду еще отрабатывать следующими ролями.

– Анастасия, диссертация по американскому мюзиклу была интересна в плане времяпрепровождения? Время на это потратили с удовольствием?

– Работала с удовольствием, но это было очень много лет назад. Здесь, в России, о мюзикле тогда никто ничего не знал. И я писала эту работу, играя спектакль в Америке. И основываясь на тех материалах, с которыми мне удалось ознакомиться в Нью-Йорке. Мне было безу-у-у-мно интересно! Потом жизнь повернулась так, что на меня свалилось невероятное количество работы в кино и театре, что не было возможности закончить начатое. У меня сданы экзамены, у меня написана работа, но она не защищена. Думала, что когда буду ждать ребенка, я не буду сниматься, и у меня появится время. И я обязательно все доделаю. Но вместо этого во вторник до пол-второго ночи я снималась, в среду в восемь вечера у меня родилась малышка. А в пятницу в 10 утра я была уже на работе. В этом ритме защитить диссертацию у меня опять не получилась. Но, может, когда я буду ждать второго, третьего, седьмого ребенка (Смеется.), о которых я мечтаю, я все-таки ее защищу. Потому что я не успокаиваюсь! Надо поднимать себе планку все выше и выше!

– Кстати, о дочке. Когда Маше было всего три месяца, вы летали вместе с ней в Америку. Не с кем было оставить?

– Когда мне говорят, что ребенку вредны перепады давления, я согласна. Но я думаю, что ребенку гораздо важнее быть с мамой, с грудным молоком. А я Машку кормила до полутора лет. Быть со мной малышке гораздо важнее, чем просто остаться на неделю без мамы. Я тихо бы сошла с ума без обожаемого сокровища. А зачем ребенку быть без мамы? Совершенно не нужно и бессмысленно. Она летала со мной, она была на работе, я в промежутках между кадрами и съемками ее кормила, шли переговоры. У меня даже есть фотографии, где мы сидим в ресторане на переговорах, а между мной и продюсером, с которым мы общались, стоит сумка, в которой спит Маша. И мы разговаривали, потом я уходила в соседнюю комнату, ее кормила, мыла, меняла памперсы. Ребенок ест, переодевается и спит. Малышка просыпалась каждые три часа. Первое кормление она стала пропускать в полтора года. До этого она ела каждые три часа днем и ночью. А в полтора года она уже ела в 12, а потом в шесть утра.

– В таком режиме легко ли вам далась победа и участие в проекте «Танцы со звездами»?

– Мы оказались на втором месте. Я всегда была либо никакой, либо первой. А здесь – на втором месте. Это стало большим психологическим стрессом для меня. Я очень много сил, здоровья и души вложила в этот проект. На шоу говорят, что все были в равных условиях. Но, если честно, мы были не в равных условиях. Поскольку я единственная четыре-пять раз в неделю летала в Москву. И нельзя не учитывать в нашем графике, что те пять часов, которые я тратила на дорогу и самолеты, остальные люди спали, отдыхали и у них были силы. Во-первых, я одна из самых старших по возрасту из участников. И не учитывать, что полгода человек вообще не спит, тоже нельзя. Это тяжело. Двадцать три года или 35, простите, – есть разница. Я не считаю, что мы были в равных условиях. Я очень старалась и не понимаю, как зрители, которые так за меня голосовали весь проект, в финале оказались против. И до сих пор для меня, простите, остались сомнения.

– Настя, вы родились в семье врачей, сами – из потомственных дворян. У вас консервативное воспитание и понятия о семье?

– Да, очень…

–… Легко ли жить с правильными устоями в наше время?

– Мне легко. Либо ты с ними живешь, либо, если тебе тяжело так жить, ты от них отказываешься. Так было всю жизнь, согласитесь. Всегда были порядочные и непорядочные люди. Сейчас об этом просто больше говорят. Раньше было не принято об этом писать и обсуждать эти темы. Но устои были всегда. Так жили моя мама, бабушка, так живу я. Просто у них профессии не были публичными, а более консервативными, поэтому это меньше обсуждалось. Но мне не тяжело быть честным, порядочным, нравственным человеком. Совсем не тяжело.

– А как же окружающая действительность?

– А она всегда была – эта действительность. Я не могу сказать, что у меня безумное количество друзей. Но тех, кто рядом со мной, я очень люблю, я им верю. Мне с ними легко и хорошо общаться.

– Где вы взяли идею вмонтировать часы в пол своего дома?

– Я пошла в часовой магазин покупать мамочке подарок на день рождения. И увидела эти часы в полу… Там это было немного по-другому. У себя я вмонтировала старинный медный таз. Поскольку у меня на кухне из такого же таза сделана раковина, она не утоплена в стойке, а стоит на столешнице. Мне хотелось это как-то соединить. Везде, куда бы я ни пристраивала часы, они не подходили. А на кухне нужны часы, поскольку я очень люблю готовить и много пеку. Я хотела сначала вмонтировать их в ванной комнате, чтобы там был песок, ракушки, а на песке лежали эти часы. Но теперь я надеюсь сделать их на даче, потому что Машка хочет свою спальню видеть как подводную комнату русалочки Ариэль. Из «магазинной» идеи я взяла только часы в полу. Не могу сказать, что я такая гениальная и придумала это сама.

Все идеи, осуществленные в моей квартире, где-то увидены или взяты из воспоминаний. Потому что, спланировав идею арок у себя дома и уже осуществив ее, я открыла каталог Меньшиковского музея в Санкт-Петербурге. Музей Меньшикова – ближайшего соратника и друга Петра – был первым в городе. Я увидела эту систему арок уже там. Да, с детства я бывала в этом дворце и не обращала на это внимание. Идею сначала осуществила, а потом увидела во дворце. Поэтому, все новое – это хорошо забытое старое. На мое счастье, я вовремя эти идеи вспоминала и вовремя сделала их в своей квартире. Эти картинки просто возникли перед глазами!

– Почему ваш отец болезненно воспринял решение поступить в 16 лет в театральный вуз?

– Потому что мой папа очень любил театр, просто обожал театр. Родители часто водили меня в детстве на спектакли, привили мне любовь и вкус к театру. Но до того, как папочка женился на маме, он театр знал с другой, закулисной стороны. Он обожал балет не только со сцены, но и после спектаклей. У него были совершенно роскошные романы с балеринами. И у него был дикий страх перед богемой, которая гуляет ночами. Но в то же самое время папа прекрасно понимал, что как воспитан ребенок, так он и будет себя вести. Согласитесь, врачам в больницах на дежурствах гораздо удобнее заводить романы, чем в театре после спектакля (здесь Анастасия вызвала одобрительный дружный смех товарищей по цеху, находящихся в общей гримерке на весь антрепризный состав – прим. авт.). Поэтому, богема, ночная жизнь… этот сумасшедший дом папу, конечно, пугали.

У родителей рос такой 16-летний жизнерадостный придурок с двумя косичками. Совершенно иной образ – филфак, философский факультет, наука, диссертации, преподавательская деятельность, научные труды глубокие. И вдруг – первая «профурсетка», простите… Ой, только я вас, умоляю, слово «профурсетка», в кавычках напишите (Смеется.)… Потом, когда папа увидел, как я к этому серьезно отношусь, как я к любому экзамену и любой роли серьезно готовлюсь, конечно, мнение о театральном институте изменилось. Однажды я вышла на третьем курсе на сцену БДТ, и папа пришел, посмотрел спектакль и сказал: «Снимаю шляпу, Настька, ты была права».

– На данный момент вы работает в Театре имени Комиссаржевской, играете в антрепризах, часто гастролируете. Вас радует такая насыщенность творческой жизни?

– Очень! Иначе это буду не я. Я очень хочу отдыхать, наверное, дня два-три. Если я на море пролежу с обожаемым ребенком несколько дней – это счастье. В этом году впервые за пять лет абсолютно случайно получились на пляже пять дней... Я до сих пор не могу поверить в такое счастье. Но я спокойно лежала и загорала только потому, что отключила телефон, зная, что как только я его включу, он будет разрываться от звонков, и мне нужно быть там, там и там. Я не могу отдыхать, когда слышу «разрывающийся» телефон. Но, никогда не говори никогда! Может быть, в жизни наступит такой момент, когда я захочу, чтобы у меня в жизни был только этот покой, семья и безумное количество детей. Может быть, будет и так.

На сегодняшний день только не могу себе представить спокойную старость. Мне кажется, что из меня выйдет такая стройная старушонка, затянутая в узкие джинсы, с длинными ухоженными ногтями, которая будет в темных очках летать на своем кабриолете, распихивая внуков с французского на английский, чтобы Маша спокойно могла заниматься своей карьерой и жизнью. Между съемками, спектаклями и гастролями я буду внуков развозить по балетным студиям, пению, танцам, языкам и… лететь дальше на работу с развевающимся шарфом в своем кабриолете.

– Настя, а каким образом осуществился ваш переход в 2004 году из сериала «Менты» в сериал «Опера. Хроники убойного отдела»?

– Закончился один контракт, продюсеры предложили другой проект. Нет пожизненных историй, все когда-то заканчивается. Иногда болезненно, иногда с легкостью. Для меня очень болезненно и тяжело закончилась одна киноистория и началась другая, но жизнь идет вперед, и мы не можем оставаться на месте. Или нужно умирать, ставить себе памятник и на этом заканчивать, а мне хочется еще побыть Настей Мельниковой и попробовать еще что-то сделать в этой жизни.

– Вы работаете зачастую в мужском коллективе…

– Не зачастую, в основном, всегда!

–… Как удается сочетать силу характера и женственность?

– Не знаю, я такая, как есть. Мне хочется оставаться нежной и слабой. Не дай Бог мне стать мужчиной в юбке! Представится возможность – и жизненные проблемы на надежного человека перекину. А сама – буду отдыхать! (Смеется.)

– Вы – эмансипированная современная женщина?

– Нет, нет и нет. Консервативная! Я люблю печь пироги, я люблю дом. Люблю уют. Люблю работать не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для души! И если только в моей жизни появится возможность, у моего ребенка будет образование, дом… Когда будет квартира и мансарда, захочет Маша замок на берегу моря – будет замок. Меня спрашивают, когда все это у тебя будет, что потом делать? Остановишься? Нет! Будет нужна квартира для Маши, потому что я должна знать, что мой ребенок должен начать самостоятельную жизнь на какой-то более высокой ступени. Заниматься образованием и работой, а не материальными проблемами. Если появится кто-то, кто за меня это сделает – с восторгом! И я буду бесплатно работать в замечательных спектаклях, а не носиться по рекламам и не зарабатывать деньги на все это. Женщина должна работать для души, а деньги мужчина должен зарабатывать. У меня на сегодняшний день не так. Но делать из этого трагедию я не буду. Я получаю удовольствие от жизни.

– А почему вы все трюки как прыжки с парашютом и полет на тарзанке выполняете без дублера? Это черта вашего характера – делать все самой?

– Наверное, моя закомплексованность. Мне хочется доказать самой себе, что я что-то могу. С тех пор как я родила Машу, я стала очень настороженно относиться к своему здоровью и своей жизни, поскольку мне она больше не принадлежит. Мне нужно поставить на ноги ребенка. А я человек ответственный. Допустим, сейчас мы снимали трюк с погоней. Влетала на мост сама, но в тот момент, когда мост разводят, машина перелетает через открытый мост – за рулем уже был каскадер. Я считаю, что такие вещи должен делать человек с профессиональной подготовкой. Во-первых, у меня Маша, она не может лишиться мамы. Во-вторых, я не имею права подставлять людей, которые за меня отвечают. Если со мной что-нибудь случится – в тюрьму пойдет директор картины, постановщик трюков и продюсер. Согласитесь, мои капризы этого не стоят.

– В съемках много дублей, оружие приходится подолгу держать в руках? Тяжело?

– Уже привыкла. Сначала было непривычно и неестественно, но за 13 лет, которые я стреляю, стало проще.

– Вы состоялись не только как женщина, мать и актриса, но и как художественный руководитель Русско-американского фестиваля-мюзикла. Расскажите об этой работе.

– Это была благотворительная история, за которую мы не получали денег. Нам было очень интересно. Когда-то Бог мне дал возможность, и родители смогли отправить меня на стажировку в Америку, а я узнала этот жанр. Опера – это итальянцы, классический балет – это Россия, так и американский мюзикл лучше американцев никто не играет. У нас уже было очень много удачных и неудачных попыток в России поставить мюзикл. А я училась у педагогов, которые на этом выросли. Мне очень хотелось, чтобы наши студенты, у которых нет материальной возможности поехать в Америку, узнали этот вид театра и хоть капельку прикоснулись к искусству мюзикла. Поэтому я сделала все возможное. Мои друзья, 9-10 артистов из действующих Бродвейских шоу, а их имена составляют «энциклопедию» американских мюзиклов, приезжали и давали мастер-классы нашим студентам.

Мне очень хотелось, чтобы детки учились из «первых рук». У нас в потрясающих классических музыкальных спектаклях артист встает и поет номер, а потом снова переходит в драматическую сцену. А американцы танцуют, поют и играют – у них этого перехода нет. И этому нужно учиться, ничего стыдного в этом нет. Я с удовольствием за свои 38 лет учусь всему: как печь пироги, как делать новый десерт, как играть то или другое, как стрелять, как делать новые трюки, новые приемы в драках. Этому надо учиться. Как я танцам училась! Оказалось, что бальный танец совершенно не имеет отношения к классике, степу, танцу модерн. Это абсолютно отдельное искусство, и я училась. Мне хотелось, чтобы наши студенты могли учиться у настоящих профессионалов.

– В одном из своих интервью вы сказали, что не нужно соединять театр и кабак. А где лично для вас грань между этими вещами? В чем она заключается?

– Есть грани приличия. В Библии написано «Убивать нельзя», и это не обсуждается. Проституция – это плохо. Правильно? И для меня есть понятия приличия. Когда меня попросили в спектакле «Дама с камелиями» до пояса раздеться в спектакле, то я не совсем понимала, зачем? Потому что я как драматическая актриса хочу попробовать сыграть глазами то, что я проститутка. Из действий можно понять, что героиня – проститутка, берет деньги у одного, а живет с другим. Зачем для этого раздеваться? Если бы я не смогла сыграть, то да, можно раздеться. Но нужно же сначала попробовать сыграть! Когда на сцене драматического театра раздеваются, это должно быть обосновано. Тогда я могу на это смотреть, тогда я это могу принять. Когда раздеваются ради коммерции и, чтобы привлечь зрителя, мне это непонятно. И, на мое счастье, я могу выбирать, принимать мне участие в этом спектакле или нет. И это право любого режиссера – ставить подобные спектакли. Но мое право выбрать – хочу я в этом участвовать или нет.

– Настя, можно нескромный вопрос, почему на многих фотоснимках у вас такие грустные глаза?

– Я очень устала! Я просто очень устала. За пять лет отпуск был впервые. Пять дней. Глаза у меня не грустные, они у меня не выспавшиеся. На гастролях каждый день играем спектакли в разных городах, скоро начинаются съемки следующей серии «Литейного 4». Прямо с самолета – на съемочную площадку. А в сценарии написано, что меня берут в заложники. И я весь сценарий снимаюсь в поясе шахидки. Весь сценарий на мне одета бомба! И никто не знает, что у меня спрятан пояс под свитером, а нужно сыграть так, чтобы никто из коллег не догадался.

Это очень тяжело психологически. И я просто физически хочу спать. Я сплю четыре, максимум, пять часов в сутки! И так много лет. Когда меня просит фотограф улыбнуться и сделать веселые глаза, появляется фальшь. Пусть лучше они будут естественные, но грустные. Я не хочу играть, мне нечего скрывать, я с удовольствием делюсь и всегда говорю с журналистами. Я такая, какая есть. Если сегодня грустная, значит, да, грустная. Но жизнь я очень люблю, я веселый человек и жизнерадостный, просто устала очень. Я не жалуюсь! Я говорю, что если меня вот так разрывают на части, это – счастье!

P.S. Редакция выражает огромную благодарность в содействии проведения интервью арт-директору театрального агенства «Премьера» Екатерине Гордиенко и управляющей представительства Жанне Дементьевой.

В скором времени, театральное агенство «Премьера» проведет в городах России серию спектаклей: