«Один осколок попал в грудную клетку — в крестик». Откровение ополченки саперной роты, сбежавшей в Россию от угроз

Татьяна Головинова родом из села Дар-Надежда в Харьковской области. Ей 45 лет. С 2014 года она возила гуманитарную помощь в ЛНР, потом пошла в ополчение, служила в саперной роте, попала в списки «Миротворца» как боевик незаконного вооруженного формирования, получила осколочные ранения, сбежала сначала в Новошахтинск Ростовской области, а потом в Забайкалье.

За почти семь лет нахождения на территории России она так и не смогла оформить гражданство — ей продлевают срок временного убежища. Из-за этого больше всех страдает ее сын Вова. Он невербальный аутист и не может получать помощь, которая положена инвалиду. У Тани есть еще две дочери. И больше нет ничего.

В Забайкальский край семья приехала этим летом практически без вещей — по словам Татьяны, она сбежала от угроз, которые регулярно получала, живя в трех часах езды от Луганска.

К концу октября в городе Балее Забайкалья уже лежит снег. Таня вспоминает, как в сентябре ей не в чем было отправить в первый класс младшую Женю — у той были только летние туфли, в которых она приехала из Новошахтинска. Сейчас у девочки есть игрушки, одежда и канцелярия. Часть привезли из центра соцзащиты, остальное собрали горожане. Семье передали холодильник и стол. Таня сама нашла в «Одноклассниках» местного депутата и волонтера Дарью Маркину и попросила ее объявить сбор. Сделала так впервые: просить — это непростой и непривычный для нее опыт.

Жизнь Татьяны Головиновой можно было бы назвать «Санта-Барбарой», но это не очень уместное сравнение. В мыльных операх обычно нет места военным конфликтам, героини там не употребляют слова «двухсотые», «трехсотые» или «минометы». Они не могут быть многодетными беженками или собирать деньги на дрова.

Старшая дочь, Карина, осталась в Ростовской области. В доме, где Татьяна живет с Женей и Вовой, вместе с ними в одной комнате ютятся ее однополчанин Сергей и двое его детей. Это он позвал Татьяну в Балей. И его она считает родным отцом шестилетней Жени.

Из Таниных рассказов сложно понять, кто точно отец младшей дочери. Но это важно. История девочки также плотно связана и с сайтом «Миротворец» (на нём размещают данные людей, совершивших преступления против Украины, по мнению создателей проекта. — Прим. ред.), и с угрозами, которые Головинова получала, и с тем, почему вся семья в итоге оказалась в Забайкалье.

Головинова родилась и жила в Харьковской области, воспитывала двоих детей, ухаживала за больными мамой и бабушкой (они умерли еще до «Майдана»). Отец с Таней не общается, он считает ее предателем.

— В 2014 году в связи с тем, что там закрутилось, вышло так, что я вела группы ополчения (в соцсетях. — Прим. ред.) и группы, которые противостояли киевской власти. И меня уже взяли на заметочку. А потом я вышла на связь с Мозговым (Алексей Мозговой, один из лидеров народного ополчения ЛНР. Погиб в 2015 году. — Прим. ред.), Царствие ему Небесное, и передавала информацию по передвижению техники. У меня был выход как раз на бригаду Мозгового «Призрак» и на полк казачий Дрёмова (Павел Дрёмов, полевой командир ЛНР, убит под Стахановым. — Прим. ред.). Вскоре я переехала в город Стаханов, там был их штаб. Он и сейчас там. Перешла в саперную роту и с 2014-го до апреля 2015 года [в ней состояла]. В роте мы выезжали на вызовы, на разминирование. Частично я умела [разминировать], с ребятами выезжала, смотрела. Автомат держала в руках, стрелять стреляла, обучали, но в боях не участвовала. В апреле нашу колонну обстреляли, у меня было два ранения. Один осколок попал в грудную клетку — в крестик. Сам момент ранения я помню. Свист, прилет. Помню, что капот открылся у машины. Мы не надели бронежилеты. Я очухалась, когда на мне разрезали футболку, всю в крови. Мне мелкие осколки попали, их быстро вытянули. Крестик спас меня. Наверное, Бог точно есть.

Таня рассказывает, что занималась гуманитарной помощью — до вступления в роту и после того, как ее колонну разбили. Ранения лечила в госпитале в Стаханове, там забеременела Женей. Из госпиталя женщина не вернулась к саперам. В декабре 2015-го родила. Всё это время, по словам Татьяны, семью содержала старшая дочь Карина: они с Вовой — дети от первого брака.

На «Миротворце» гражданским (вторым) мужем Тани указан Олег Андрушевич — о нём в разговоре она не упоминает ни разу. Андрушевич, как и Головинова, был в народном ополчении, получил ранение с контузией и скрывался в Ростовской области от Службы безопасности Украины. О мужчине стало известно в феврале 2017 года, когда его пытались депортировать. Про Андрушевича тогда писали паблики и сайты, посвященные Донбассу, и благодаря огласке он смог остаться на территории России.

Татьяну Головинову Андрушевич называл своей гражданской женой, а Женю — дочкой. Андрушевич жил в Ростовской области вместе с Таней и ее детьми, и в какой период их пути разошлись, женщина не рассказывает. Сейчас отцом Евгении она называет Сергея — казака из Балея и неофициального отца-одиночку.

По словам Головиновой, с началом сопротивления в Донбассе женщины редко вступали в ополчение и тем более шли на службу.

— Мужчины бежали в Россию, а что говорить за женщин? Это уже у кого какое воспитание. У меня бабушка — ветеран войны, наверное, поэтому я туда пошла. Да я по жизни всегда такой была. Как вы думаете: воспитываться в СССР, быть секретарем комсомольской организации и не влезть никуда? Такого не бывает в жизни. У меня просто выбор был маленький: две статьи на Украине — «Госизмена» и «Посягательство на территориальную целостность».

Таня называет эти статьи расстрельными. Возвращаться ей некуда не только из-за преследования, но и потому, что от ее дома якобы не осталось ничего.

Если спросить, правда ли, что пишут о зверствах в Донбассе, Таня стреляет сводками из обсуждений на Первом канале или «России-1»: Горловка, Мадонна, Одесса. Она говорит: «Это правда».

— Это было везде, где заходила украинская армия. Понимаете, вот эти области, Харьковская, Киевская, туда понаезжали люди с Западной Украины, где работы нет как таковой. Ехали туда жить. У меня отец сам с Ивано-Франковской области. Он меня еще в 2014 году записал во враги народа, от меня отказался, публично при всех это объявил. Он даже Женю не знает, не видел ее никогда. <...> Мы это видели своими глазами всё. Там жуткая картина была. Была обида, честно, на Россию, но ее как бы и не хотелось втягивать в конфликт. Это была гражданская война на тот момент. Просто людей жалко. Меня часто в интернете цепляют: «Кто первый начал». Там (на Украине. — Прим. ред.) национализм. У меня ребенок, старшая, сдавал ЕГЭ, он чуть-чуть не так называется. Мы сдавали русский язык и литературу. На нас ополчились до такой степени, что я не знаю... Она одна-единственная была из класса. Не могла после этого поступить долго, но поступила — в пединститут. Я ее выдернула, уезжала и побоялась, что она останется и что-то может случиться.

Семья отправилась в Россию, когда закончилось лечение Тани в госпитале Стаханова. У женщины не было разрешения от тогда еще официального мужа на вывоз инвалида Вовы. За 2 часа до ареста ее предупредили «свои люди» и вывезли в Ростовскую область через Харьков и Белгород. После ранения и рождения Жени Таня еще какое-то время ездила с гуманитаркой из Ростовской области в ЛНР. Карина сидела с братом и сестрой. Позже в Новошахтинске Татьяна жила с детьми в съемной квартире, а Карина вышла замуж.

Гражданство все эти 7 лет Головинова получить не могла. Она утверждает, что после переезда ее так же планировали депортировать, как и сослуживца Олега Андрушевича, — с маленькой Женей на руках.

— Мне не давали гражданство, потому что я из Харьковской области. Мне нужно было быть жительницей ЛНР или ДНР, тогда могли бы дать. В Балее я снова подала документы на гражданство, сейчас жду решения. [Пока] мне продлили срок временного убежища. Там еще специфика у самих УФМС — проверяют органы ФСБ, я это всё знаю прекрасно. Проверяют каждого, кто сюда въезжает, если человек связан с ополчением.

В Балее Тане пытаются помочь все — от служб до неравнодушных людей. Впервые она за много лет получает ненавязчивое внимание — в Ростовской области, по ее словам, ей угрожали. Она не знает, кто это точно был: это могли быть и местные, и украинцы, которые на протяжении конфликта могли спокойно заезжать на территорию России.

Когда семья переехала в Ростовскую область, они продолжали слышать вертолеты и «всю чепуху», долетающую со стороны Луганска. Таня по-прежнему на связи с ополчением — знает о ходе боев, о числе раненых и мертвых. «Двухсотые» — это погибшие, «трехсотые» — раненые.

— Не было б детей, я бы и не приехала сюда, там бы осталась.

Работы у Тани нет и быть не может — нужно постоянно находиться с Вовой. Ему отдельно сделали временное убежище и обещают оформить гражданство после того, как оформят матери. Без статуса гражданина она не может получить никаких выплат. Младшую Женю она планирует переписать на Сергея. Но с этим тоже, по ее словам, есть сложности: нужно делать ДНК-тест (законодательно этой процедуры не требуется, переписать отца можно на основании совместного заявления, по заявлению отца или по решению суда. — Прим. ред.). У дочки гражданства пока тоже нет, хотя она родилась уже на территории России.

Таня рассказывает историю их знакомства с Сергеем так.

— С [настоящим] отцом Жени мы познакомились в госпитале. Потом связь потеряли. У него тоже такая ситуация вышла — пока он был на войне, его бывшая жена начала выпивать. Ему позвонили и сказали, что детей забрала опека. Сорвался, уехал забирать их из детского дома. Забрал обоих детей и сам до сих пор воспитывает. У нас одно-единственное, что он не может лишить бывшую жену родительских прав, хотя он уже шестой год сам за ними следит. Он купил этот дом, здесь с детьми они втроем жили. А сейчас делает квартиру (не ту, что предоставили Тане. — Прим. ред.).

Фамилию сослуживца — Сергея — нельзя называть. Нельзя писать, в каком статусе и по какой причине он снова собирается на Украину, оставив Татьяне еще одну первоклашку и второклассника, родная мать которых якобы постоянно уходит в запои и не воспитывает их.

У Тани два брата — с обоими она не общается. В Балее ей дали квартиру на три месяца, а после получения гражданства обещали поставить в очередь на жилье. Печки в квартире нет, провода обрезаны. Как переезжать туда, Головинова не знает — свет всё же обещали сделать. В доме ей с четырьмя детьми тесно, там нет газа и были нужны дрова, но к моменту публикации текста она их успела выбить.

Пока она решает свои проблемы, но скоро обещает добраться до городских. Их с депутатом Дарьей, которая помогла объявить сбор, многое объединяет, считает Татьяна: обеим не всё равно на других — и обеих за это не любят.

Женя смышленая и самостоятельная. Она малюсенькая для своих шести. Пока маму опрашивают для интервью, она перебирает игрушки, потом берется посчитать свои запасы — накопленную со сдачи мелочь. Ей не нравится в Балее.

— Каждый день названивает Карине, — говорит Таня.

— Потому что скучаю!

— Да, я знаю.

— Я к ней уеду от тебя.

— А школа? Жень? И меня бросишь?

— Нет, я тебя возьму с Вовкой — и поедем.

Вовка не разговаривает, только мычит. Ему сложно прожить день без телефона и телевизора, поэтому в квартиру без света путь заказан. Он часто прикрывает уши, когда слышит незнакомые звуки — голоса приехавших журналистов. А еще он часто включает рекламу украинской сети «Сельпо», чем постоянно выводит Таню из себя. И тогда она просит Женю выключить звук на его телефоне.

— Как он их находит, не знаю.

Еще Женю просят сидеть с Вовой, когда маме нужно выйти в город по делам, или помочь ему с туалетом — на улицу мальчишку не выведешь, и поэтому Женя водит его к ведру в сенях. Девочка привыкла к самостоятельности с раннего возраста, когда еще жила в Ростовской области, бегала там в воскресную школу за километр одна.

В этих же сенях, где импровизированный туалет, располагается импровизированная кухня, на которой Таня стряпает детям булочки и пиццу. Когда-то она сама работала в пекарне.

«Трешка», которую ей выдали на время, выглядит симпатичнее, чем дом Сергея. Жилье Головинова получила из резервного фонда.

— Зная, что меня выселят, я не буду делать ремонт. А я, конечно, старалась бы сделать ремонт, потому что жить мне негде. Я осталась одна со всеми детьми, ходила в администрацию за помощью, в квартире так света и нет. А теперь и дом бросить не могу. Тут мебель Сергей новую завез, но у нас проблемы с продуктами. Мне администрация пообещала как малоимущим выделить помощь 2000 рублей — и всё. Дрова привезли.

Таня хвалит местную администрацию и отдел соцзащиты. Но их помощи нужно больше. Как и многим жителям Балея — об этом женщине напоминают в местной администрации.

С тестом ДНК придется повременить, Женя так и останется дочкой Сергея на словах. Сам он готов ее записать на свое имя, но сейчас Сергей находится в учебке и не планирует пока возвращаться домой к детям. Вовке с лекарствами помогли в ВОРДИ — организации, которая содействует родителям детей-инвалидов. Но всей этой помощи тоже не хватит надолго.

— Сейчас он пьет и мое [лекарство]. Я когда сюда переехала, у меня на нервной почве начали происходить приступы, похожие на эпилепсию. У меня диагноз — опухоль головного мозга... Она меня не трогает, я ее не трогаю, — буднично говорит Таня. — А сейчас мы приехали, [Вове] прописали лекарство, которое ему не подходит. И вот нам дали баночку «Депакина»...

Таня кажется наивной. Она всерьез говорит про детей сослуживца: «Я вообще хотела опеку оформить, чтобы они со мной остались».

И помощь собирает в том числе на них. Из нужного сейчас — мальчишеская обувь.

— [Сергей] не знает, что потом будет. [Нам старшая] дочь помогает. Местные помогают, в магазине вещи дали новые. Сейчас проблема в продуктах, ну и коммунальных платежах. Я же еще ничего не получаю. Да, осталась одна с четырьмя детьми. Я сильная, никогда не теряюсь. Просто немного обидно, что так долго с документами. А так мы привыкли уже. Дети мне не в нагрузку. Я сама выбрала эту дорогу. Они мне как родные, жалко очень. Они не заслужили жить без мамы. Я надеюсь, что Сергей только побудет в учебке. Он и так оставил их на свой страх и риск. Я тоже боюсь, чтобы опека к нам не прицепилась. Он собрал документы на лишение родительских прав их мамы, но его вызвали в Читу, не успел в суд подать. Она пьет — куда ее пускать к детям. Она им пьяная звонит ночами, все записи Сергей собирает, но за всё время опека так и не лишила ее родительских прав.

Пока она продолжает жить в доме Сергея и ждет его. Таня активно пользуется соцсетями, но подзабросила агитационные паблики. Потребности в этой работе уже нет. В интернете она постоянно включается в обсуждения событий в ЛНР и ДНР и постит к себе на страницы видео про специальную военную операцию. Она знает, почему отец Жени хочет вернуться в бой, и называет эту причину «на ушко». А еще часто повторяет во время разговора, что тем, кто там не был, их с Сережей не понять.

И я правда многого в истории Тани не понимаю. Кроме того, что Жене не особо нравится Балей.