«Книжный развал»: Нил Гейман, война и люди с тёмным прошлым

«Плохих книг не бывает», «Книга — лучший друг человека», - слышали эти фразы все не однажды, но сейчас, когда потоком издаются сотни произведений сомнительного качества, высказывания уже менее актуальны. Мы читаем последние книжные новинки, произведения популярные и не очень, полузабытые или вовсе неизвестные и делимся своими впечатлениями. А вы решайте — читать или не читать.

«Прохладой дышит вечер» - роман немецкой писательницы Ингрид Нолль, главной героиней которого выступает пенсионерка Шарлотта, пару сотен страниц муторно рассказывающая про историю своей семьи. В семье хватает и умниц, и трансвеститов, и консервативных ремесленников. Большую часть мужского населения ожидаемо выкосила Вторая мировая война. Хотя единственный на всю книгу любитель надевать женскую одежду тянуть до боевых действий не стал и застрелился на чердаке в неудобном нижнем белье младшей сестры.

Переводная литература, особенно немецкая, даётся мне с большим трудом, и Нолль явно не та писательница, которая может нарушить томительное нежелание покорять малоинтересные рассказы о деталях жизни 80-летней женщины, пережившей Вторую Мировую войну в расцвете сил.

Чтение захватывает только тогда, когда Шарлотта начинает жить гражданским браком с мужем своей старшей сестры — полуголодную послевоенную идиллию разрушает вернувшийся из советского лагеря полумёртвый от лишений и туберкулёза муж, которого быстро бетонируют в подвале, дабы не мешался под ногами. Размышления о нравственности этого поступка — единственное развлечение в оставшемся повествовании. Шарлотта стареет, беседует с куклой, радуется успешности детей и внуков, действительно — как и утверждается в аннотации — сохраняет чувство юмора и пытается найти общий язык с приехавшим в гости мужчиной, которого она когда-то любила. Вставные челюсти, морщинистые тела, слабые желудки — никого из доживших до преклонных лет не минует чаша сия, но читать это малоинтересно.

Детективная составляющая заключается в замурованном в подвале дома трупе мужа Шарлотты - Бернхарда: через 50 лет его вытаскивают и под рассказы о том, кто на самом деле с кем спал и чей ребёнок от кого произошёл, пытаются похоронить. Выходит довольно тупо и неприятно — бедную мумию таскает по городу веселящаяся молодёжь, в конце концов засовывающая её под землю под видом сенбернара.

Сюжет этот вряд ли достоин того, чтобы завершать им роман, который потом назовут любимым произведением автора, пусть даже история имеет право на существование. Книга, в свою очередь, вряд ли достойна того, чтобы тратить на неё время. Если вам нужен немец, который расскажет о бытовой составляющей войны и её последствиях — не разменивайтесь на мейнстрим, возьмите Ремарка.

В один прекрасный день вернулся Хуго. Его выпустили из лагеря для пленных, он искал свою семью. Мы обнялись и расплакались, мы лили слезы, глядя друг на друга, измученные и разбитые, а еще мы оплакивали нашу упущенную любовь. Но он не стал долго у меня задерживаться.

Однако три недели спустя Хуго, уже слегка пришедший в себя, снова появился у меня — с рюкзаком яблок и миской творога. Хайдемари, сообщил он, здорова, а вот Ида, напротив, его беспокоит. У нее постоянно воспалены глаза, она совсем разбита. Тем не менее она уговаривает его возродить наше семейное обувное дело. Дело в том, что под развалинами рыночной площади Дармштадта сохранился подвал нашего склада, а в нем — немереный по нынешним временам запас обуви. А в бомбоубежище хранятся ящики с фамильным серебром и другие ценности, так вот — их нужно достать и спрятать пока у меня.

Хуго стал разъезжать по окрестностям на велосипеде и обменивать ботинки на продукты, уголь, мыло или лампочки. Каждый вечер он неизменно оказывался у меня, в прорезиненном плаще, с засаленным рюкзаком за плечами. Обмен шел бойко, и за пару зимних ботинок Хуго раздобыл даже ржавую двухколесную тележку, что прикрепляют к велосипеду. Выходные он проводил с семьей в деревне, великодушно оставляя мне половину своей добычи. Дети мои потихоньку выздоравливали, но были еще слабенькие, бледненькие и все время спали.

Как-то случилось так, что Хуго прожил у меня некоторое время. Обувной склад был рядом, от меня ему было удобнее туда ездить, чем из отдаленной усадьбы Эрнста Людвига, где, слава Богу, нашли приют Ида и их дочка. Сестра была благодарна мне за то, что я заботилась о ее муже, кормила и обстирывала его, и не была против того, чтобы Хуго снабжал самым необходимым и меня с детьми. Ведь обувь была своего рода наследством, полученным нами от отца. Алиса работала медсестрой в госпитале и временами получала пособие. Она высылала лекарства моим детям и Иде.

Естественно, однажды ночью случилось так, что мы с Хуго, как супруги, оказались в одной постели. Мы не договаривались, не принимали неожиданного решения, не были снова влюблены друг в друга до безумия, но вдруг, к счастью своему, ясно ощутили, что принадлежим друг другу. Как мне казалось, любовь наша была уже без надрыва.

— Когда Ида поправится, а я устрою более-менее свою жизнь, я с ней разведусь, — говорил Хуго.

Мы были очень счастливы. А я гнала от себя мысли о своей больной сестре.

«Большая барахолка», написанная Роменом Гари в 1949 году, только в 2013-м появилась на русском, и её надо найти — в мире не так много хороших книжек о подростках.

Вас не должен пугать послевоенный Париж — спекулянты, проститутки, туберкулёз, расправы над предателями, сотрудничавшими с немцами — 15-летний Люк Мартен живёт среди всего этого и не боится. В «Большой Барахолке» в достатке предательства, но не меньше настоящего, важного и искреннего.

Если вы хотели бы знать, каким бы был повзрослевший Том Сойер, готовый перейти грань, за которой с Бекки Тетчер можно ходить в кино на вечерние сеансы и гонять на тачке; если вам тоже интересно, каким был бы Серёжа из гайдаровской «Судьбы барабанщика» не в Советском Союзе, а в Европе конца сороковых — читать непременно.

Отдельно надо сказать про любовь. Она там смешная, трогательная, до мурашек и печальная.

— Слушай, Лаки, — говорила она, — я не люблю немое кино. Люблю, когда поют. Ты что, не можешь сказать: я тебя люблю?

— Я тебя люблю, — гундосил я, не выпуская сигареты изо рта. — Теперь довольна?

Жозетта с жалостью смотрела на меня и не отставала:

— И это все? А дальше? Ты все сказал?

— Я тебя люблю, чего еще-то?

— Видали деревенщину? Это и все, что ты можешь из себя выдоить?

Я вдруг припомнил, как хозяйка фермы в Везьере ругала свою корову Фернанду, которая давала мало молока. И до чего же мне стало обидно! Я напустил целое облако дыма, чтобы скрыть выражение лица, но это все равно было заметно.

— Ну, старик, ты же не виноват, — сказала Жозетта. — Просто у тебя в нутре ничего нету.

— Как это ничего нету? — слабо возмутился я.

Ленинград 1941-го девочки Майи создан писательницей Людмилой Никольской совсем недавно и поэтому сильно отличается от всего уже написанного на эту тему. В изложении славной честной пятиклассницы декабрь в Ленинграде кажется не таким уж жутким, но надо признаться честно — это одна из самых страшных книжек про блокаду. Стоит чуть отодвинуться от девчачьих косичек, снов про парное молоко, котёнка Блокадника — на первый план выдвигается страшный город, с очередями, в которых надо стоять, подворотнями, которые надо обходить, помоями, которые надо выносить. Чердаками и подвалами, которые ещё в прошлом году были прекрасными приключениями, а теперь превратились в самую настоящую полосу препятствий. Соседями по коммунальной квартире, от которых надо запираться изнутри. Город, заваленный снегом, который летит с неба, как ненормальный, и на котором где-то лежит одна-одинёшенька потерянная хлебная карточка.

Отпив несколько глотков заваренного чая, он сказал очень решительно:

— В буфете стоит синяя ваза. В ней — горсть изюма. Сонечка не велит его брать. Я и не беру. Но такую высокую гостью, с которой я чаёвничаю, я не могу не угостить. Несмотря ни на что! Сделай милость, пошарь в вазе, возьми себе изюма…

— Что вы! А тётя Соня?

— Я здесь хозяин. Или мы не поднимем восстание рабов?

— Ну, разве одну всего ягодку, — сдалась с радостью Майя, — я забыла, какой он, изюм, бывает на свете. А две можно ягодки?

Она полезла в синюю вазу. И буфет стоял на месте, и ваза была в буфете на месте. Только изюма не было.

Майя чихнула то ли от пыли, то ли от разочарования. Пётр Андреевич может подумать о ней плохо. Она, мол, съела этот несчастный изюм, запихала его в рот, пока тут лазит по вазе рукой. Она притихла, не зная, что предпринять.

— Ну что, нашла?

Майя засопела. Свой изюм Софья Константиновна, наверно, куда-то переложила. Или с собой взяла на поминки.

— Пусть ваша Софья Константиновна ест свой изюм! А мне некогда. Меня и так мама моя заждалась, — сказала она.

И убежала, громко хлопнув дверью.

Пётр Андреевич мелкими глотками допивал чай и огорчённо глядел вслед Майе, не понимая, отчего она стремительно ушла и какая муха её укусила.

Когда-то я посмотрел фэнтези-фильм «Звёздная пыль» и мне очень понравилось. Несколько позже на глаза попался анимационный ужастик «Каролина в стране кошмаров» и, несмотря на то, что это мультик, он тоже пришёлся мне по вкусу. Но я даже и не догадывался, что это часть творчества гениального британского писателя Нила Геймана, книги которого, по признанию критиков, настолько кинематографичны в своих описаниях, образах, сюжетах, что легко перекладываются на сценарии голливудских лент.

И вот мне в руки, а вернее в планшет, попала новая книга Нила Геймана «Океан в конце дороги». На мой взгляд, это лучшее, что могло случиться с человеком, желающим познакомиться, а затем и до беспамятства влюбиться в творчество столь сильного автора, который пишет серьёзные сказки. К слову, именно за это произведение в декабре 2013 года Гейман получил престижную национальную книжную премию Specsavers National Book Awards.

Могу по пальцам двух рук перечислить книги, которые я читал так, как «Океан в конце дороги», что называется взахлёб. Это история морального взросления семилетнего мальчика, который после загадочного самоубийства квартиранта, жившего в доме его семьи, знакомится с удивительной девочкой Лэтти Хэмпсток с фермы в конце переулка. Лэтти утверждает, что пруд на её ферме — это целый океан, а её мама, бабушка, да и она сама — старинные божества, пришедшие много лет назад в наш мир.

Ценность этого произведения в том, что оно помогает читателю с головой окунуться в детство, ты сам ощущаешь себя ребёнком, вспоминаешь мысли, впечатления, эмоции, которые могли сопровождать тебя в семилетнем возрасте. Эта книга про волшебство и как будто заряжена волшебством. Одновременно с этим она не поверхностная и не простая, как многие детские сказки, она завораживает, заставляет сопереживать, думать, снова взрослеть вместе с главным героем. И когда неожиданно оторвавшись от чтения, ты замечаешь, что половина произведения уже позади, хочется остановить время, остановить страницы, чтобы история не кончалась.

Признаться, это лучшая книга, которую я прочитал в 2014 году. Я до сих пор под впечатлением и искренне удивлён — как я раньше мог пропустить творчество Нила Геймана мимо себя. Остаётся надеяться, что книга «Океан в конце дороги» будет экранизирована, а я решил тем временем прочитать все книги из библиографии Геймана, и следующей на очереди стала безумно интересная сказка «История с кладбищем» - вольная интерпретация «Тарзана» о мальчике, воспитанном призраками.

«Я сейчас скажу тебе кое-что важное. Взрослые тоже изнутри не такие уж взрослые. Снаружи они большие и безрассудные, и всегда знают, что делают. А изнутри они нисколько не поменялись. Остались такими же как ты сейчас», - говорит Лэтти Хэмпсток главному герою.

Я предпочитаю не сравнивать оригиналы и экранизации. Пустое это дело. Если не готов воспринимать вольную интерпретацию режиссёра отвлечённо, нет смыла даже садиться за просмотр.

«Малавиту» решила прочитать после выхода фильма, нельзя сказать, что экранизация настолько впечатлила меня, но увидеть версию истории в исполнении Тонино Бенаквиста, а не Люка Бессона стоило.

Немного странно – казалось бы, «обычная» семья, для некоторых типичные семейные отношения, но с каждой страницей нарастает волна удивления. Ты читаешь, и не можешь перестать задаваться вопросом… почему так спокойно воспринимаешь далеко не естественные реакции главных героев на даже самые незначительные жизненные трудности?

Насмешки в супермаркете – повод устроить пожар, жуликоватый сантехник заплатит слишком высокую цену за попытку нажиться на мафиози, которые, как известно, бывшими не бывают.

Жестокость идёт как приправа к основному повествованию, но на ней не зацикливаешься, потому как Бенаквиста пишет книгу не ради таких сцен.

Главные герои «прячутся» от врагов, но очень неубедительно, они не подстраиваются под окружающих, не мимикрируют, а скорее изменяют окружающую действительность под себя. Диктуют свои правила.

Какую шкуру не примеряй, себя не изменишь.

«Знаешь, Джованни, когда летом очень жарко, я люблю спать под тоненьким одеялом, — часто говорила она ему. — Кажется, совсем не нужно одеяла, а без него не обойтись, оно укрывает нас ночью. Так вот, вера в Бога для меня — это как тоненькое одеяло. И ты у меня его отобрал».

Прошло двадцать лет, и тяга беседовать или просить и обсуждать что-то с Богом посещала ее все реже. Она даже не понимала, сама ли она изменилась или Всевышний. Со временем тоненькое одеяло стало ей не нужно.