«Левиафан»: А любви не имею

Фильм «Левиафан» Андрея Звягинцева вызвал такие чудовищные споры, которых уже давно не вызывает российское кино. Кинообозреватели Мария Лисица и Степан Комаровский, желая выяснить, какие же впечатления довели столько уважаемых джентльменов и леди до столь плачевного состояния, посмотрели скандальную картину и пришли к собственным выводам. Удручающим или позитивным – зависит от точки зрения читателей.

Проблема нового фильма Звягинцева в том, что как фильм он не существует. О нём много говорят – но я готова дать голову на отсечение, что очень мало кто из комментирующих его видел. Между тем это кино, которое стоит просмотра – уже хотя бы потому, что с ним работал гениальный Кричман. Кричман – он как Бог, только оператор. Его невероятная работа – это две трети «Левиафана» и, стало быть, две трети «Оскара», если его дадут. Кричман не фиксирует – он строит пространство, невероятно холодное, невероятно красивое, отстранённое и оттого жуткое, как Космос, в котором человек – просто мелкое недоразумение, и спрашивать «за что» совершенно бесполезно. Это большая часть смысла «Левиафана». Может быть, именно та часть, которая в итоге даёт право Звягинцеву говорить о том, что рассказанная им история – общечеловеческая.

Что же касается смысла «Левиафана» - совершенно антироссийского, как утверждают многочисленные его критики – то тут надо заметить следующее. По словам режиссёра, сюжет его картины, с одной стороны, восходит к реальной истории американца Химейера, доведённого до крайности хозяевами цементного завода и муниципалитетом, а с другой стороны – к притче об Иове. Но Химейер умудрился хотя бы отомстить. С Иовом же вообще не сложилось – вероятно, бедняга Николай, посаженный в конце концов на 15 лет, обретёт смирение в тюрьме и за кадром, после чего на него снизойдёт божья милость, новый дом и новая жена. Что в корне противоречит всему, что Звягинцев наснимал о продажных ментах, судах, священниках и мэрах.

Так что если уж искать аналогию, то «Левиафан (в том числе и по фабуле) гораздо больше похож на чеховский «Вишневый сад» со всеми его прискорбными метаниями. Только Лопахин тут человек весьма нелиричный, Раневская много пьёт и мужик, а финальные речи произносит епископ, роль которого, кстати, в фильме совершенно непонятна. Серьёзно: кто-нибудь может представить себе, скажем, Анатолия Дмитриевича Михалева, советующегося с прежним епископом забайкальским Евстафием о том, следует ли ему убирать «лежачих полицейских»? И может ли кто-нибудь представить что-либо более расхожее в представлениях иностранцев о России, чем Чехов? Разве что Достоевский, водка и медведи.

А теперь внимание, последний вопрос: Достоевский – это очень жизнеутверждающий писатель? А Чехов – это образец оптимизма и воспевания лучших черт русского характера?

Это все очень русское: и фильм, и его обсуждение. Особенное удовольствие доставляет тот факт, что Звягинцев, мол, очень хотел понравиться западному зрителю, и ради этого очернил российскую действительность. То есть мнение этих самых западных зрителей нам чрезвычайно интересно и важно – вдруг они подумают о нас нечто совсем уж невообразимое? Ну, помимо традиционного набора из ушанки, водки и загадочной русской души в обнимку с медведем.

Тех, кто действительно заботится о таких важных вещах, я приглашаю посмотреть два фильма 2014 года. Один из них называется «Дистанция», и снят испанским режиссёром Серхио Кабальеро. Аннотация на него доставит вам ни с чем несравнимое наслаждение, да и просмотр тоже. Это истинно фестивальное кино, напичканное метафорами и символикой, которые в конце концов расшифровываются так примитивно, что от разочарования заплакал бы и современный пятиклассник. Второй фильм под названием «Занесло» Эмилиса Виливиса – британо-литовская комедия в духе Гая Ритчи, очень смешная и вторичная, но примечательная тем, какой прекрасный образ Литвы останется в вашей голове после просмотра.

У этих фильмов есть нечто глубоко общее, а именно: все пост-советское пространство для жителей Европы и США – это русские. Неважно, что они латыши, украинцы, белоруссы или киргизы. Они русские, и на них распространяется весь традиционный набор штампов – точно так же как для любого обывателя человек кавказской внешности – мусульманин, торговец фруктами и прямо-таки мечтает похитить наших жён и дочерей. В лучшем случае это называется стереотипом, в худшем – бытовой ксенофобией. Любая женщина с пост-советского пространства, если она не Анна Каренина – то Рашен Наташа. Любой мужчина, если он не мафиози – то алкоголик. Мафиози, впрочем, тоже алкоголик. И медведь алкоголик. С бородой и в парче молится Путину.

Что касается самого фильма, то «Левиафан» кино монументально красивое, прекрасно сыгранное, претендующее на всемирные обобщения, скатывающееся местами в откровенный лубок. Все здесь в наличии: и безнадега, и проклятые власти, и продажные попы, и полоумная русская женщина, которая, честно-то сказать, несчастье пострашнее любого мэра. Но такова уж традиция образа, унаследованная нами от классиков: любила, металась, страдала, бросилась под поезд. Ну, или утопилась – не суть важно. Важно, что происходят терзания, а кругом суровая природа, сборище кабаних и кабанов и погибель духа.

Все это, честно говоря, мы уже много раз видели и читали – но каждый раз воспринимаем как в первый и принимаемся метать в подсвечники в очередное зеркало, где отражается очередная загадка русской души. Между тем Звягинцев работает совершенно не по методичкам ЦРУ. Он идёт в русле той самой суровой ментальности, которая велит нам любить свое только перед лицом неминуемой гибели. Во всех остальных случаях это совершеннейший моветон. Или же всё-таки любить, но странною любовью. Что бы ни происходило в родных пенатах – все это плохо, бездарно, безжизненно, по сто раз куплено и продано, и все мы, конечно же, погибнем. Короче, #поравалить. Поэтому у нас, к сожалению, снимают много фильмов, где ищут секса, выпить и правды, а не ипотеки и времени сходить с ребёнком на каток.

В этой связи нельзя не вспомнить фильм Джона МакДона «Голгофа». Сюжет его чудовищен. В маленьком ирландском городке усталый священник возится со своими прихожанами, которые все циники и сволочи. Один из них к тому же во время исповеди обещает убить священника, поскольку много лет назад его еще ребёнком изнасиловал католический священник. Смотреть это кино больно, остаться к нему равнодушным невозможно – по той простой причине, что оно полно любви режиссёра к людям, о которых он снимает. Это отличительная особенность братьев МакДона. Их фильмы красивы, парадоксальны, печальны и полны любви, каждый кадр дышит ею. И это то, чего, к сожалению, лишён отечественный кинематограф, хоть сколько-нибудь претендующий на художественность. Любовь у нас оставлена где-то под «Ёлками». Вот и Звягинцев снял по сути социальное высказывание – да ещё, не удержавшись, вложил его в уста священника, который пять минут с амвона фальшиво и толсто намекает на «Пусси Райот». Ведь если не надавить на мозг зрителя этим спичем – он не догадается, что все кругом сволочи, а главного героя жалко! Так что и я, пожалуй, закончу священным писанием.

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то тогда и получается весь этот горький катаклизм, который я тут наблюдаю.