Аня Мамаева: «mCm» – завидное место

Едва ли не с первых дней появления радио кто-то периодически пытается поставить на нём крест. В разные времена это было связано с дороговизной оборудования, появлением телевидения, интернета, коммерческой музыки. В каждую эпоху находились люди, поющие надрывный реквием по радио, а в это же время, несмотря ни на что, по всей планете увлечённо работали люди, искренне влюблённые в возможность передавать слова и ноты на большие расстояния. Одна из самых интересных, на наш взгляд, персон иркутского радиопространства Аня Мамаева рассказывает о том, что такое «mCm», как готовятся радиоинтервью и какая жизнь кипит на коротких радиоволнах.

– Что такое «mCm», на твой взгляд?

– «mCm» – это радиостанция, которая у всех на слуху. Она освещает абсолютно все мероприятия города. Волна 102,1 fm привлекает многих людей в качестве работы: в социальных сетях мне пишут около 50 человек разных возрастов в день, из них 20% — это те, кто хочет работать. Не просто спрашивают, мол, как у вас там, а говорят: «Я готов даже чай приносить, но работать на вашей волне». Как-то мы с друзьями задумали серию вечеринок в Иркутске «СтереоКухня», мы даже не сомневались в том, на какую радиостанцию обратиться, потому как о нашей вечеринке должны были узнать все, а в этом может помочь только радио «mCm».

Что такое радио «mCm» изнутри для тех, кто хочет устроиться на работу? Это, конечно, невероятно крутой коллектив. Все модные, яркие, все со своей харизмой. Реально, завидное место.

– Ты помнишь свой первый эфир?

– Ох, это было очень страшно! Я думала, честно говоря, что напротив меня будет сидеть Иван Вильчинский и будет мне постоянно что-нибудь говорить, подсказывать. А было так: двери закрылись, микрофон включился, и… всё, у меня паника. Настоящий прямой эфир. У меня были какие-то записи, заготовочки, но ты так переживаешь, что путаешься, даже те слова, которые знаешь, как произносятся, начинаешь выговаривать как-то не так. Знакомые, кто слышал мой первый эфир, говорили: «Мамаева, слышно было, что ты так сильно постаралась, прямо выговорила каждое слово. И это как-то неестественно было».

После первого эфира я поехала в кафе и заказала чуть больше обычного, потому как у меня было состояние невроза, переживания. Мои родители были, можно сказать, самыми главными слушателями и дали мне, слава богу, очень хорошую оценку и, конечно, хорошую критику. Я сказала: «Мама, ну кто, если не вы, скажет мне правду?» Старшая сестра сказала, что смеяться не надо. Мама одобрила мои весёлые эмоции. Потом это стало самой обсуждаемой темой среди тех, кто слушает радио «mCm». Приходит очень много sms, в которых разносят мой смех, прямо оскорбляют меня, но наряду с этим люди пишут: «Слушай, нравится твой смех, ты какая лёгкая и позитивная, спасибо, обожаю твой смех». И понимаешь, что всё, в принципе, нормально.

Но, как говорят, первый прыжок с парашютом не так страшен, как второй. И второй, и третий эфиры были намного страшнее – там уже ошибки не должно быть, потому что первый эфир научил тебя всему.

– Тебе приходится много общаться в эфире. Ты занимаешься подготовкой интервью? Легко это общение даётся?

– Программный директор за этим следит очень строго. Для каждого интервью однозначно должен быть список вопросов – ты должен полностью быть готовым, изучить предметно звезду и её творчество.

Честно говоря, мне проще поговорить с незнакомым человеком, чем со звездой. Почему у меня бывают не всегда удачные интервью? Во-первых, всё зависит от собеседника. Во-вторых, со многими звёздами я бы вообще не общалась. Есть люди, которыми я сама восхищаюсь. Я слушаю их, смотрю на них, любуюсь ими, а когда начинаю с ними разговаривать, они меня разочаровывают. Некоторые могут прийти в студию и очень надменно с тобой разговаривать. Причём так надменно, что ты думаешь: «Что с тобой?»

Не будем называть имён, но был у меня один случай, когда ко мне пришла в студию вроде не такая известная звезда, но, тем не менее, человек, известный в узкой специализации одной профессии. У него на лице было сразу написано, что он – капец, какая звезда. Хотя я узнала о нём только потому, что мне перед эфиром сказали его имя и фамилию, я начала искать его в интернете и поняла, реально такой человек есть. Когда мы начали с ним общаться вне эфира, я взяла на себя смелость спросить: «Вас кто-то обидел в Иркутске, почему вы так надменно относитесь к иркутянам? Это не деревня». У таких людей есть Москва, Санкт-Петербург и заграница, куда они все стремятся, а все остальные города по России для них — просто провинция, и они к каждому городу относятся очень одинаково. Настоящие, именитые звёзды, которые приезжают, могут устать, сказать:«Ребята, ну, давайте быстрее». Их можно тоже понять — у них там sound check, ещё что-нибудь. А некрасиво ведут себя именно те молодые звёзды, которые только начали гастролировать. Причём общаются так предвзято, что ты сидишь и понимаешь – все твои вопросы, которые готовила, даже нет смысла задавать. Многих звёзд, по которым я сильно фанатела, я теперь не слушаю, потому что личный контакт с человеком всё это убил.

Самое крутое интервью, очень живое, у меня было, когда приехал Доминик Джокер. Он приехал и сказал мне: «Слушайте, а мне же вообще вас посоветовали». А после интервью говорит: «Анька, такое ощущение, что я тебя как будто бы знал».

Интервью – это отдельная часть работы, я вроде бы люблю её, но и немного избегаю, если честно.

– Но у тебя есть свой, оформившийся стиль интервью?

– Я чётко понимаю, что каждого музыканта спросили о творчестве 20 тысяч раз, и эти вопросы я сразу же не беру. С одной стороны, нужно рассказать радиослушателям, кто это, что это, с чего он начал, но, с другой стороны, если тебе это интересно, ты сам это почитаешь. Я готовлю вопросы на эмоциях – переведёте ли вы бабушку через дорогу, кто ваши личные фавориты, ваше детское воспоминание, любимый гаджет, амулет? Очень круто, когда помогают радиослушатели, они в последнее время начали очень активно писать, задавать вопросы. За это очень приятно дарить подарки и билеты на концерт.

– Насколько «Ананас» — твой индивидуальный продукт?

– Это был очень долгий процесс создания. Изначально я хотела, чтобы шоу называлось «Лютики в снегу» – Сибирь же, у нас и летом может выпасть снег. Потом я долго хотела назвать «Низкий старт», потому что шоу с пяти до восьми. В пять часов уже заканчивается работа – все на низком старте. Потом мы связали моё имя Анна и ананас. Анна — нас. Конечно, после «Лютиков в снегу» я подумала, ну, какой «Ананас»? А потом это стало моей второй фамилией и именем среди многих радиослушателей. Кому-то мой ирокез напоминает ананас: «О, ананас идёт!» Хотя я, честно говоря, не особо люблю ананасы, но мне их дарят.

– Как готовишься к шоу?

– Это совместная работа. Я прихожу к программному директору Ивану Вильчинскому и говорю: «Ваня, я хочу то-то». Я сильно хотела играть в морской бой, шахматы, думала, сейчас мы порвём эфир. На самом деле, работа Ивана Вильчинского над моим проектом очень велика. Я очень ему за это благодарна и очень люблю его за то, что он мне не запрещает ничего. Он вообще никому ничего не запрещает. Он просто умеет правильно и грамотно объяснить. У него есть всегда фраза: «Гениальная идея, но…» «Играть в шахматы — это уже такой момент, когда нужно наблюдать за игрой долго», — объясняет мне Ваня. Я: «Хорошо. Морской бой». Он: «Классная идея, но…», — и начинает объяснять. Вот так мы готовим наши рубрики.

– Ты говоришь о неприятных моментах в интервью. Вообще есть вещи, за которые ты не любишь радио?

– Раньше я работала в компаниях с 9 до 18, с 13 до 14 - обед, отпуск — как положено, и не всегда летела на работу на крыльях. Я была другим человеком, всегда серьёзным, ответственным специалистом отдела продаж, маркетинга, даже чиновником, всегда подтверждала своё высшее образование. Радио — это, прежде всего, любимая работа. Оно вызывает только положительные эмоции, потому что я всегда хотела найти какую-то работу для души. И нашла.

Одно плохо – это отголоски популярности. Есть две части популярности — положительная и отрицательная. Отрицательной больше. Я порой от этого очень сильно страдаю. Раньше на меня реагировали, потому что у меня ирокез на голове. Просто показывали пальцем, обзывали «грязным панком», хотя я совсем не похожа на грязного панка. После того, как я начала работать на радио, очень многие стали считать возможным меня обсудить, рассказать, какая я плохая. Мне даже приходят ссылки – мои друзья, знакомые радиослушатели их кидают. Чёрт его знает, что за ссылка. Я захожу, а там целое обсуждение с темой «Меня бесит Аня Мамаева», и там 300 сообщений, как я кого-то бешу. Кто-то пытается меня защитить, а кто-то прямо пишет, что его всё бесит – как я хожу, что я вся выпендриваюсь, что я вообще инвалид социума. Чего только не пишут. И самое главное — я уже не имею права как-то жёстко реагировать, потому что для многих я (я ни в коем случае не кичусь, но по факту так и есть) — в какой-то мере эталон для подражания. Кто-то мне пишет очень приятные сообщения, и я понимаю, что они прямо гордятся, что я в Иркутске есть. Кто-то говорит, что вообще всё отвратительно, убейте её, застрелись сама. Прямо пишут: «Удавись сама, выпей яду». Вроде смешно, но на самом деле — не смешно. А я, как девочка, воспринимаю это вообще очень близко к сердцу. За кем-то я была замужем, откуда-то меня вытаскивали, у меня, оказывается, есть какие-то женихи – каких только слухов обо мне нет. Вот к этому единственному я не была готова.

– Есть у тебя ориентиры, кумиры на радио?

– Честно скажу, я, конечно, безумно влюблена в голос и манеру ведения эфира Ивана Вильчинского. Я его голос просто обожаю. Когда Ваня ещё работал на другой волне, давным-давно была «Волна Байкала», я слушала его, рисовала образ, звонила ему на радио и была, наверное, даже его фанаткой. А вот кумиров из всех других радиостанций нет, тут, скорее всего, я начинаю сравнивать и разбирать голос других, уже профессионально сравнивая с собой.

Многие с лёгкостью критикуют местные радиостанции, кого ни спросишь, какую волну слушают, с важным видом: «Маяк». Четыре буквы, конечно, всем просто это сказать. А кто у вас любимый ведущий? Все такие: «Стиллавин». Это самый распиаренный ведущий по России. Спрашиваю, во сколько он выходит в эфир? Не знают. Каждый раз смеюсь над такими критиками.

Из всех других радиостанций по всему миру мне интересно посмотреть, смеются ведущие или вообще не смеются, этот вообще зануда, а почему он зануда? Я уже не сужу с точки зрения поверхности, я понимаю, какой у него формат, может, поэтому он такой зануда. У каждого фишка есть. У меня фишка – это смех. Это стало моей визитной карточкой, когда мне Ваня сказал: «Аня, всё, не ржи!» Хорошо. Я также поддерживаю интонацию, но не смеюсь. Выходим в эфир с Гарри, он что-то пошутил, а я: «Хорошо, Гарри». Он: «Мамаева, с тобой что?» — прямо в эфире. Я: «Всё хорошо, Гарри, всё отлично». Он: «А чего не смеёшься?» А это был прямой эфир, я не успела его предупредить, что я не смеюсь теперь. В итоге весь эфир мне радиослушатели пишут: «Аня, что произошло? Кто тебя обидел?» Мне пишет Ваня Вильчинский: «Аня, все твои личные проблемы надо забыть дома». Я ему говорю: «Ты же сам просил меня не смеяться». То есть всё – не смеёшься, уже эфир — не эфир.

Мы же все люди, у меня бывают личные разочарования, я прямо сижу, плакать хочу. Бывает. Любовное разочарование, ещё что-нибудь. И когда ты приходишь на радио, ты реально не имеешь права показать это всё. Включается микрофон, и всё, я забываю про это. Я благодарна радиостанции за то, что порою могу забыть про свои проблемы.

– Многие представляют себе жизнь радио по фильму «День радио». Можешь рассказать какую-нибудь термоядерную историю из жизни радио?

– Есть какая шутка — когда все узнают, что ты работаешь на радио, спрашивают: «Ты там в трусах сидишь?». В трусах мы не сидим, но работать у нас весело. Когда новостник читает что-нибудь, мы очень любим закрывать ему глаза. Или резко опускаем стул, меняем бумажки с информацией.

Самое страшное — это если ты не выключишь микрофон. У меня такое было один раз — я сижу, болтаю, а мне в «WhatsApp» приходит шесть сообщений от ребят: «Аняяяя, ты не выключила микрофон». А я в это время рассказываю оператору о предстоящей тематической вечеринке и о своём костюме. А ещё самое классное было, когда меня на 1 апреля разыграли. Это был реально самый крутой розыгрыш на 1 апреля в том году. Мои друзья из Москвы, которые работают со всеми звёздами, говорят: «Анька, мы хотим привести к вам Филиппа Киркорова». Круто. А он как раз собирался к нам ехать. Мне звонят через три часа – очень серьёзный женский голос: «Здравствуйте, Анна. Я — пресс-секретарь Филиппа Киркорова, — я даже не поняла, что 1 апреля. — Поймите, что никому не интересно будет, если мы просто приедем, давайте сыграем скандал. Помните, что там было с розовой кофточкой? Давайте, он на вас так же обозлится в прямом эфире, вас обзовёт? Давайте обговорим мат, который он произнесёт в эфире». Я: «А! Материться же нельзя». И мне говорят, что обязательно нужно прийти в розовой кофте и не надевать бюстгальтер, пусть грудь торчит. «Вы готовы на это?». Я спрашиваю, не слишком ли унизительно будет? Она: «Ну, надо будет сыграть хорошо, потому что мы очень громко хотим заявить о нас в Иркутске». Я говорю, что должна подумать. Она: «Нет, думать нет времени. Мы вам за это заплатим 500 долларов». Я сижу и понимаю – блин, 500 баксов мне заплатят за то, что я надену розовую кофточку без бюстгальтера, и он меня обзовёт как-нибудь. В итоге я сказала, что не согласна на унижение, можно придумать что-нибудь на позитиве. Она такая: «Нет, тогда мы не приедем к вам». Я понимаю, что всё, радиостанция лишилась интервью. Ладно. Мне просто программный директор не простит, если он не приедет к нам на радио. Согласилась. Она: «Точно согласны?» Я: «Точно согласна, но только давайте, я бюстгальтер надену. В розовой кофте — ладно, так уж и быть». Она: «Точно согласны?». – «Точно». И тут такой хохот, типа, с 1 апреля! Полчаса такого тренинга со мной. Но я реально ради радиостанции была готова на всё.