«Исчезающий Иркутск»: Доходный дом на Кузнецкой – спасённый красотой

Есть в центре Иркутска узенькая улочка с именем поэта и журналиста Иосифа Уткина. Сто лет назад здесь были деревянные усадьбы, сейчас – советские пятиэтажки, детский садик и несколько памятников архитектуры. Один из них выбивается среди всех потрёпанным нарядом с кружевными листьями по фасаду и резными солнцами под фронтонами. Это двухэтажный доходный дом на Кузнецкой, по старинным фотографиям которого восстанавливали известный дом Европы на Фридриха Энгельса.

Мы – журналисты портала «ИрСити» и руководитель «Клуба молодых учёных «Альянс» Алексей Петров - стоим посередине небольшого кусочка бывшей Кузнецкой, обжатом с одной стороны Саломатовской (ныне – Карла Либнехта), а с другой – Ланинской (Декабрьских Событий). Своё старинное название улица носила вплоть до 1970-х годов – именно тогда она получила имя Иосифа Уткина. Кузнецкая отметилась «приличной» публикой – здесь жил известный в 20-е годы иркутский сыщик Михаил Фомин и тюремный врач Азис Жидиханов. О доме врача на углу Уткина и Карла Либкнехта портал «ИрСити» рассказывал в феврале 2016 года.

По архивным данным выходит, что в начале XX века левая сторона улицы была нечётной (сейчас – чётная). Угловой дом Жидиханова имел адрес Кузнецкая, 1, в третьем доме жила некая Анна Жукова, в пятом – Беретдин Мегдин, в седьмом – Илларион Хомяков. Одним из этих трёх домов и был наш памятник. В следующей усадьбе – дома №11, 13 и 15 – жил Александр Витязев.

Алексей Петров приводит чудесную историю из газет. В 1925 году в усадьбе на Кузнецкой, 6 жил помощник завхоза детского дома Алексей Степанович Вакария. Он всё время устраивал дебоши, бил соседей. За это уже имел срок - 3 года условно, ожидался второй суд - за нанесение побоев женщине. Но поскольку у него была должность, кормили его за счёт детдома. А до революции он был колчаковским прапорщиком. «Надо выбить из него колчаковские привычки!» - писал Прохожий в газету «Власть труда».

А вот история из дома на Кузнецкой, 9. В нём жила семья Черных. У главы семейства было двое детей – дочь Евстолия и сын Глебушка. Парень в 1926 году еле поступил на факультет хозяйственного права ИрГосУна (Иркутского государственного университета), всю зиму не ходил на учёбу. После того, как родственники похлопотали, Глебушку перевели на первый курс медфака. Сейчас на месте этого дома стоит детский сад.

Алексей Петров рассказывает, что до 1960-х улица была вся застроена усадьбами – одно- и двухэтажными. На углу Уткина и Декабрьских событий стоял кинотеатр «Маяк», сгоревший в 1947 году. На этот пожар сбежалась вся округа – так было интересно.

«В 60-е всё снесли, этот дом оставили как самый красивый дом на улице Кузнецкой, можно сказать, что красота его и спасла», - с улыбкой заметил краевед и окинул взглядом кружевной памятник, выглядящий инородно среди советских пятиэтажек.

Памятник удивительно похож на дом Европы, стоящий на Фридриха Энгельса. Больше таких в Иркутске нет. В архивах иркутянки Аси Куренковой есть фотография доходного дома на Кузнецкой за 1920 год.

Вероятно, что дом Шастиных восстанавливали по фотографиям усадьбы на Уткина, потому что ещё в 1985 году здание на Энгельса, 21 выглядело иначе.

В газете "Копейка" за 2005 год упоминается дом на Уткина как один из самых ценных памятников архитектуры. Его уникальность - в удивительном сочетании русского и восточного. Наше, родное, отразилось в кружевных листьях и цветах и резных солнцах под крышей, инородное - в утраченном крыльце, который своим видом напоминал навес-балдахин, каким украшали императорский трон, а также в диковинных для русских строений формах окон.

У каждой усадьбы на Кузнецкой были роскошные ворота, во дворах были стайки, дровяники, конюшни и сеновалы. Кружевной дом пробыл в таком состоянии до 80-х, но потом пережил пожар, после которого дом «осоветили» - отрубили ворота и убрали башенки с крыши.

Алексей Петров зачитывает воспоминания Веры Михайловны Фоминой, дочери сыщика Михаила Фомина. Они жили в ныне отсутствующем доме напротив – Уткина, 11.

Вера Михайловна описывает не нашего героя, а саму атмосферу, витавшую на Кузнецкой. По словам женщины, ворота домов открывались, когда приезжала водовозка, привозили уголь и дрова, увозили нечистоты, а также если были похороны. В остальное время они были закрыты, люди ходили через калитку.

Когда пришла советская власть, на каждый дом на праздник вывешивали красный флаг. Вера Михайловна пишет про свой дом: «Мама была ответственной за флаг, потому что была домкомом, флаг хранился у нас дома и вывешивался на 1 мая и 7 ноября, на день выборов, также с чёрной ленточкой – на день смерти Ленина 1 января и на день смерти Сталина 6 марта. Перед праздниками в каждый дом заходил участковый и напоминал о флагах».

А ещё на этой улице был роскошный сиреневый сад. В каждом доме была собака, «подозрительные люди здесь не шастали без дела».

По словам Веры Фоминой, в 6-м доме жили «хорошие люди», многие потом уехали в Израиль. Сестра женщины дружила с Верой Ильиничной Белинской, которая до сих пор живёт в памятнике. Её отец работал на автобазе. Когда улицу «переломали», люди очень радовались переселению – не понимали уникальность покидаемых домов.

Пока Алексей Петров делится своими находками, в окне на первом этаже нашего героя из-под шторки выглядывает собака. Смотрит чуть исподлобья, а в глазах – тоска. Тёплое солнце подсвечивает собравшийся вокруг дома снег, чуть звенит сыплющаяся с крыши капель.

Дверь в квартиру Веры Ильиничны Белинской немного повело в сторону. Козырёк чуть скривился от пережитого огня и воды. Рядом ещё одна дверь, из неё сначала выскакивает девчушка с ранцем, а через некоторое время выходит невысокий улыбчивый мужчина. Он представляется Олегом, говорит, что «обычный инженер», и охотно отвечает на мои вопросы.

Олег с семьёй живёт в доме на Уткина уже 10-12 лет, здесь были только бабушки, дедушек не было.

«Мы только заехали, год делали ремонт, и тут же произошёл пожар. С той стороны в первой квартире жила неблагополучная семья, у них произошёл пожар, сгорела, в основном, крыша, и внутри обгорело», - замечает Олег.

Он протирает лоб, чуть поправляет куртку и продолжает: в одной из квартир проживала некая Мира Давыдовна, которая, кажется, знала об этом доме всё на свете. Её сын рассказывал, что на доме раньше была металлическая табличка, на которой значился год постройки – 1880-1890-е годы. Но по некоторым документам дата более поздняя - 1900-й.

В распахнутую дверь вижу неширокую добротную лестницу, чуть скошенную, притоптанную к земле. Олег утверждает, что это лестница «родная», как и дверь в его квартиру. Раньше на потолке по периметру и вокруг люстры была лепнина, но когда пожар тушили, крышу залили водой, и всё убранство обвалилось.

«Я вообще люблю этот дом, я за ним ухаживаю, вот заборчик поставил», - широко улыбается мужчина и приглашает зайти внутрь.

Поднимаюсь по лестнице и только успеваю вертеть головой – на стенах висят большие и маленькие картины, Олег только отмахивается: «В художественное училище на курсы хожу». Некоторые картины повторяют деревянное кружево усадьбы. «Сохраняю резьбу, дом вообще пора покрасить хотя бы, уже обваливается частично. Кружево восстанавливали после пожара, была организация, её город нанимал, но они, конечно, не такую сделала, была поажурнее, сейчас - попроще», - чуть прищурившись, отвечает на мой взгляд хозяин и добавляет, что дом полностью благоустроенный, вот только проводку надо поменять.

По его словам, раньше было печное отопление, перегородок не было, в советское время дом использовался как коммуналка.

Вместе с Олегом идём на штурм второй квартиры, где живёт 80-летняя Белинская. Нам открывает её зять Павел, проживший в этом доме уже 30 лет.

- Да скорее бы его убрали на хрен! Так и запишите. Крысы, мыши, тараканы - вот такие вот здоровые (отмеряет пальцами). Дому 150 лет, вот он где уже (поводит рукой по горлу). Тут тёща моя, их расселяли после войны, она до сих пор живёт, пусть она доживает, я здесь не хочу жить, - вертит головой мужчина.

После гневного монолога Павел объясняет, что сильный пожар был в 2003 году, сгорела крыша и почти весь второй этаж, ремонт сделали плохо. По словам мужчины, восстанавливали его трое пацанов – 14, 15 и 17 лет. После пожара дом выставили на продажу, жильцам сказали, что памятник планируется продать, перенести в музей «Тальцы», где и отреставрировать вместе со всеми постройками. Самим гражданам обещали бесплатные квартиры. Но так разговорами всё и осталось. Сейчас хозяева самостоятельно поправляют дом: полностью поменяли отопление, 8 лет добивались холодной воды. По словам Павла, дом трижды поджигали, а первые этажи то и дело страдают от затоплений.

- У нас даже ни дворника нет, ни сварщика! До компании, которая наш дом обслуживает, не дозвониться. Находится она в Рабочем. Вон соседний дом, он относится к управляющей, которая через несколько дворов отсюда, а наша – в Рабочем! Компания – оторви и выбрось! – всплёскивает руками Павел и уходит вглубь квартиры.

Через пару минут возвращается и говорит, что родители Веры Ильиничны приехали сюда в 1939 году, по его мнению, они были купцами или кулаками. Сама женщина работала врачом-акушером в поликлинике, а затем – в регистратуре. По её воспоминаниям, дом был с колоннами на крыше, на воротах были львы.

- Он рано или поздно упадёт. Фундамент из больших песочных блоков, он садится. После пожара дом буквально за год сел на 40 сантиметров. А когда год наводнения был, то у нас вода выходила из подполья. Если его снова затопит, то всё, ему хана. Конечно, сохранить бы дом, но в другом месте, где люди радовались бы, а когда он здесь, разваливается, никому он не нужен, - грустно замечает Павел.

По данным Фонда капитального ремонта многоквартирных домов Иркутской области, четырёхквартирный дом на Уткина, 6Б изношен всего на 48% и признан исправным, поэтому внесён в план по капремонту лишь на 2029-2031 годы.

Лишённый почти императорского величия, «осовеченый», обрубленный со всех сторон, стоит дом на Уткина одиноким стариком, печалится, горбится, вдавливается в землю столетним брусом. Только маленькие люди вокруг него копошатся, стараются, прикрывают дыры, укрепляют спину да плечи, сплёвывают, матерятся на грязь и крыс, но упрямо защищают памятник от времени.