«Если что-то случится, не знаем, куда обращаться». Как живут люди в бывшей богадельне в Рабочем

Дом № 33 на улице Каховского бросается в глаза с первого взгляда из-за необычной формы (если посмотреть на карту, он напоминает перевернутую букву «Г»). Двухэтажное кирпичное здание внешне выглядит неплохо сохранившимся, но местные хотят, чтобы дом скорее расселили, а им наконец-то дали нормальное жилье.

Очередным героем проекта «Исчезающий Иркутск» стало здание бывшей богадельни при Иркутском тюремном замке. Оно за время своего существования имело множество ипостасей: сначала было приютом для сирых и убогих, потом стало овчинно-шубным заводом и махорочной фабрикой, затем — общежитием для сотрудников СИЗО, а сейчас — одним из многих памятников архитектуры, который влачит жалкое существование и имеет незавидное будущее.

Судя по документам региональной службы по охране объектов культурного наследия, здание было построено в первой половине XX века (возможно — в 1903 году). Изначально в нем находился дом призрения, где свои дни доживали нетрудоспособные люди — увечные, калеки, престарелые.

Уже в советские годы там развернули производство. Кроме овчинно-шубного завода, в качестве напоминания о котором осталась надпись на одной из торцевых стен, там также располагалась и махорочная фабрика. В иркутских газетах даже сохранились объявления о том, что производства принимали различные материалы от населения.

— Государственный овчинно-шубный завод уже работал в 1924 году, его адрес: Сарафановский проезд, 33 (так в советские годы называлась улица Каховского. — Прим. ред.). В октябре 1928 года работницы завода выступили с предложением открыть в Рабочем предместье магазин (мануфактуру), поскольку «ходить рабочим в город очень далеко, часто бывает, что, кончив работу и отправляясь в город за покупкой, рабочий не успевает захватить магазины открытыми. Нередко, чтобы успеть купить, рабочие уходят с предприятия раньше времени, предприятие терпит убыток», — рассказывает Алексей Петров*.

В местных газетах ему также удалось найти упоминание о преступлении, совершенном на предприятии. В 1923 году неизвестные похитили 146 овчин. Впоследствии имена преступников удалось установить — ими оказались 61-летний Захар Черненко и его сыновья — 21-летний Петр и 16-летний Иннокентий. Главу семейства приговорили к 6,5 года лишения свободы, детей — к 6 годам, но Иннокентию из-за юного возраста «скостили» наказание в два раза.

Уже в послевоенные годы все производства отсюда ушли. В бывших заводских помещениях нарезали небольшие комнатки (их в здании было 64, но сейчас после всех объединений осталось 48), куда заселили работников следственного изолятора. В 90-е ГУФСИН отказалось держать дом на своем балансе и передало его городской администрации. Но связь с тюрьмой на этом не исчезла, хотя и осталась эфемерной.

— Видите, дымит труба в СИЗО? Там котельная. Благодаря ей в нашем доме есть отопление, — рассказывает нам Елена. Нам повезло ее встретить в начале рабочего дня — она заехала домой, чтобы занести какие-то документы.

По словам женщины, она выросла здесь, ее семья жила в этом доме с 1980-х годов. Когда-то, говорит иркутянка, все удобства были на улице, воду приходилось носить с ближайшей колонки. Незадолго до распада СССР (примерно после 1985 года) в дома по Каховского завели холодную воду, канализацию и отопление.

— Этот дом вообще считается архитектурным памятником, но сейчас его признали аварийным. Чтобы его снести, нужно вывести из списков [объектов культурного наследия]. В каком году его расселять будут, какие планы у них — непонятно. Но верим в лучшее, потому что если не верить, то для чего тогда жить, — рассказала женщина.

Чуть позже к разговору присоединилась еще одна местная жительница — Наталья. Она перебралась сюда в 1985-м, когда дом еще был «ведомственным». По ее воспоминаниям, даже в конце 80-х с транспортной доступностью здесь была беда. Перевозить вещи в новую квартиру приходилось на гужевой повозке. Да и нормальную дорогу отсыпали совсем недавно.

Раньше жильцы за обслуживание дома «платили в тюрьму», но потом здание передали городу. Пенсионерка посетовала: квартплату берут, как за нормальное жилье, но не делают ничего.

— За это время город только крышу сделал, и то это УК. Всё возложили на ее плечи, а она — на наши. Подъезд мы ремонтировали сами, убираемся там, — говорит Наталья.

Женщины также вспомнили, что когда-то во дворе были кладовки. Сейчас их уже не осталось. Двор просторный, широкий, но пустой, разве что только у стен некоторые жильцы разбили небольшие палисадники или установили теплицы. Посреди двора валяется поломанное дерево — последствие урагана, обрушившегося на Иркутск 13 октября.

Если снаружи дом еще выглядит молодцом, то внутри возраст ощущается в полной мере. Батарей не хватает, чтобы прогреть просторные коридоры с высокими потолками. На первом этаже во всех секциях находятся туалеты и душевые. Слышно, что там журчит вода. Где-то в коридорах установлены раковины, где из крана течет горячая вода — прямо из батареи. Холодной нет.

В одной из секций бывшего овчинно-шубного завода нам удалось пообщаться с Екатериной, которую все называют старожилом этого дома. Она получила квартиру здесь в 1970-е, тогда она еще работала в СИЗО. По ее словам, она бы с радостью уехала отсюда куда-нибудь — да только возможности нет. А до расселения она может и не дожить.

— Тут когда-то жили и работали зэчки (во времена, когда завод еще существовал. — Прим. ред.), потом оборудовали комнаты и раздали работникам СИЗО. Затем тут у нас во дворе построили пятиэтажку, и людей потихоньку расселяли туда. Потом сделали «муниципальные» квартиры. А сейчас мы просто висим в воздухе. Если что-то случится, не знаем, куда обращаться, а дом рушится и рушится. Его недавно признали аварийным — да и что толку. Ничего не могу рассказать хорошего, — говорит пенсионерка.

В это время к разговору присоединилась ее соседка Оксана. Она тоже живет здесь давно и полностью разделяет точку зрения Екатерины, говорит: «Пусть знают, как люди живут. Напишите, что дом старый, страшный, аварийный».

— Квартплату отдаем недетскую за старый дом, а толку никакого. Соседке помешала общая дверь, она там замок выломала. Так мы теперь живем, как пролетарии в Советском Союзе, — дверь не закрывается, выноси что хочешь. Правда, у нас и выносить-то нечего, — эмоционально рассказывает Оксана.

Пока наш фотограф Ксения Филимонова пыталась запечатлеть трещину в стене, одна из женщин заметила: «Правильно, покажите, что тут творится». А другая вспоминала, что за последние десятилетия крупных ремонтов не было ни разу. Разве что 5 лет назад после пожара поставили пластиковые окна и переложили пол, но как-то плохо — он весь кривой, каждый шаг сопровождается жутким поскрипыванием.

Женщины говорят, что с соседями им не повезло. Рядом комнату выкупила женщина, которая «качает свои права», еще в одной квартире — неблагополучная семья. Один из братьев уехал на СВО, другой лежит в психбольнице.

На вопрос о том, могут ли они вспомнить что-то хорошее, связанное с этим местом, Оксана ответила с долей иронии:

— Хорошо, что мама нас родила на этот свет, что мы смогли увидеть небо. А дальше — так и живем, что тут делать.

По ее словам, лучше бы дом снесли или сделали из него музей, а людям дали нормальное жилье. Впрочем, сама она не верит, что когда-нибудь дождется переселения. Говорит, что скорее сама переедет — «на три метра под землей».

* Петров Алексей Викторович внесен Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.