Иркутская область – один из 28 субъектов Российской Федерации, где проживают коренные и малочисленные народы. Здесь это – тофалары (тофа) и эвенки. Тофалары проживают только в Иркутской области, в трёх поселениях Нижнеудинского района, эвенки – на территории Катангского, Качугского, Усть-Кутского и других районов, в 19 поселениях. Статистика показывает, что общероссийская тенденция к увеличению численности коренных народов в регионах не касается Иркутской области, где эти группы постепенно вымирают или покидают привычные места проживания, перебираясь в города. Как бы ни были неуместны упоминания о конституционных правах граждан в наше непростое время, здесь без них не обойтись – права коренных народов на труд, качественную медицинскую помощь, образование, предпринимательскую деятельность не просто нарушаются, а полностью игнорируются.
«Брошенное» население
В силу географического положения районов проживания коренных малочисленных народов они находятся в изоляции от промышленных и культурных центров региона. Связь c Большой землёй поддерживается малой авиацией, по рекам, где это возможно - зимниками или по таёжным тропам на лошадях или оленях. В этих районах отсутствуют автомобильные и железные дороги. Даже несмотря на значительные субсидии из областного бюджета, авиакомпании, которые организуют перелёты в эти районы, из года в год сокращают количество рейсов, при этом существенно увеличивая их стоимость. Если в 2013 году вертолётом в населённые пункты Тофаларии было совершено 134 рейса, то в 2014 году был запланирован всего 91 рейс. Чтобы в достаточной мере удовлетворить потребности населения Тофаларии, необходимо больше 400 рейсов.
В 2013 году в области начала работать долгосрочная целевая программа «Организация и обеспечение защиты исконной среды обитания и традиционного образа жизни коренных малочисленных народов», рассчитанная на 2013-2015 годы. Она была отменена постановлением правительства Иркутской области в связи с переходом на программно-целевой метод планирования. Так канул в лету единственный целостный нормативный акт регионального уровня, предусматривающий мероприятия по защите среды обитания и традиционного образа жизни коренных и малых народов в Иркутской области.
Сейчас подобные мероприятия заложены в различные региональные программы. Их настолько много, что отвечают за их реализацию целых 11 министерств и ведомств. Однако эта деятельность практически бесконтрольна, об этом можно судить по её результатам – министерских отчётов множество, и вроде бы все при деле, но в некоторых сёлах, где проживают эвенки или тофалары, до сих пор нет постоянного электричества, магазины пусты, имеются другие, не менее значимые проблемы.
Аппарат уполномоченного по правам человека в Иркутской области приложил немало усилий для того, чтобы о бедственном положении малых народов стало известно как общественности, так и региональным властям. В 2014 году сотрудники аппарата и сам уполномоченный Валерий Лукин посетили многие населённые пункты, где пока ещё проживают представители коренных и малых народов. Результатом этой поездки и стал очередной доклад «О некоторых вопросах соблюдения и защиты прав коренных малочисленных народов, проживающих на территории Иркутской области», который недавно был представлен губернатору и Законодательному собранию региона.
Есть интернет, но нет электричества
- Какие воспоминания, связанные с посещением территорий проживания малочисленных народов, оказались самыми яркими?
- Наверное, это затянутые полиэтиленовой плёнкой окна в домах, пустые полки в магазинах. Рассказы местных жителей, о том, что местные фельдшеры отказываются выписывать направления на диагностику и лечение в райцентр просто потому, что нет авиарейса. Бросающаяся в глаза пассивность местного населения, невнимание и порой безразличие к собственной судьбе. Совершенно непродуманная комплексная политика помощи этим районам. Например, в одной из школ установили противопожарную сигнализацию, забыв, что электричества в школе нет. В некоторые школы провели интернет, но им дети не могут воспользоваться в полной мере, так как отсутствует устойчивое электроснабжение.
- В федеральных и областных законах много и часто говорится о национальной самобытности, которую нужно сохранять. Скажите, что понимается под этими словами?
- Прежде всего, речь идёт о сохранении условий, в которых местные смогут продолжать заниматься традиционными для них видами деятельности – охотой, сбором дикоросов и рыбалкой. Если говорить конкретнее – нужно защитить территорию, на которой они охотятся. На этих землях должны быть запрещены определённые виды деятельности. В области была попытка законодательно обозначить территорию традиционного природопользования, такой статус был присвоен нескольким участкам в Качугском районе, остальные территории проживания малых народов такого статуса пока не получили. Для сравнения – в Ханты-Мансийском автономном округе таких территорий 475.
На территории традиционного природопользования обозначили 11 видов деятельности, которые там запрещены. К ним относятся добыча полезных ископаемых, раскопки, геологоразведочная деятельность, словом, всё, что может угрожать взятым под охрану культурным и природным комплексам. При этом законодатели забыли про промышленную заготовку леса, которая по-прежнему разрешена на территориях проживания коренных народов. Если не внести заготовку леса в список запрещённых видов деятельности, статус территории традиционного природопользования будет формальным – ведь если вырубить лес, там не останется даже комаров, не говоря уже о промысловой охоте. Словом, существует масса проблем, и чтобы их решить, нужна комплексная программа, которая, кстати, сейчас составляется. Помимо этого, необходимо не только присвоить особый статус всем территориям традиционного природопользования в области, но и обязательно запретить на этих участках промышленную вырубку леса. А она сейчас разрешена.
- Из доклада понятно, что полезные ископаемые на этих территориях также добываются...
- Да. В Тофаларии, например, ведётся заготовка золота на мелких речках. Ловить рыбу в них, конечно, теперь нельзя. Проблема здесь в том, что разрешения на разработку дают федеральные структуры, местные власти об этом порой даже не знают, и я так полагаю, не хотят знать. По идее, когда на территорию, населённую малыми народами, приходит промышленник, он должен попросить разрешение на ведение этой деятельности у местных сообществ и органов власти, обсудить с ними вопросы компенсации за утрату части охотничьих угодий. Ничего этого не делается.
Коренные народы в регионе медленно вымирают
- В вашем докладе говорится о глубоком социальном кризисе на территориях проживания малых народов. Это явление, характерное для всей страны, или только для Иркутской области?
- В прошлом году проходило совещание, как раз посвящённое проблемам коренных и малых народов России. Там были представители почти всех 28 субъектов, где проживают малые и коренные народы, и такого кризиса, как у нас, там не наблюдается. Дело в том, что в нашей области, как я вижу, этой теме многие годы не уделяли должного внимания. Результат мы наблюдаем сейчас – во многих регионах есть тенденция к увеличению численности коренных и малых народов, у нас же – стабильное сокращение.
- А убыль населения объясняется тем, что люди вымирают, или они просто уезжают в более крупные населённые пункты?
- И то, и другое. Многие покидают привычные места потому, что там невозможно жить. Вот, например, одна женщина мне жалуется, что у неё ребёнок болеет астмой, и когда случается приступ, надо вызывать скорую, а её нет на сотни километров. Можно только заказать вертолёт из Иркутска. И, как ни печально, я вынужден был посоветовать ей рассмотреть вариант переезда, чтобы сохранить жизнь ребёнку. Есть люди, которые наотрез отказываются переезжать, они выросли там, и умеют только ловить рыбу и охотиться. Они не хотят и не могут заводить хозяйство, а пытаться переделывать их совершенно бессмысленно. Ещё одна большая проблема – исчезновение уникальной культуры малых народов – языков, которыми даже местные почти не пользуются, фольклора, традиционных промыслов и национальных видов спорта.
- У малых народов в области есть какое-то представительство, способное активно защищать их интересы?
- Да, такую деятельность должны вести местные органы власти и общины коренных народов, но они очень пассивны в этих вопросах. В комплексной программе, которая сейчас подготавливается, одним из показателей должен быть охват общественными объединениями малочисленных народов. Должна быть какая-то структура в правительстве области, куда они смогли бы обращаться. О необходимости создания действенной общественной организации, которая бы представляла интересы малых народов, я уже говорил руководителю управления губернатора по связям с общественностью и национальным отношениям Елене Терпуговой.
- То есть, на местах существует как бы две власти – родовые общины и администрации?
- Да, примерно так. Более того, у них довольно часто бывают конфликты. Например, сейчас я рассматриваю одну жалобу, в ней представители общины «ирбис» пишут, что хотели бы в одном из водоёмов разводить рыбу, в том числе и для промышленной заготовки. Жители поселения выступают против. А Минсельхоз не может оказать им финансовую помощь, потому что разведение рыбы не входит в перечень традиционных видов деятельности. Рыбная ловля разрешена, а её разведение – нет.
Министерств много, результатов мало
- Что может сделать областная власть, чтобы решить проблему и при этом не испортить все окончательно?
- Во-первых, на мой взгляд, необходимо назначить должностное лицо в правительстве области, не ниже чем в ранге заместителя председателя правительства, которое бы осуществляло координацию деятельности всех министерств и ведомств в этой непростой работе.
Во-вторых, необходимо разработать и принять областную долгосрочную целевую программу по поддержке коренных малочисленных народов и сохранения их территории традиционного природопользования, в которой обязательно предусмотреть конкретные показатели, характеризующие повышение жизненного уровня тофов и эвенков.
Если мы говорим о возрождении языка, надо установить — а сколько людей стало на нём говорить, если мы говорим о медицинском обслуживании — насколько снизилась заболеваемость, если речь идет о занятости – сколько конкретно было создано рабочих мест? А так – отчётов много, но результаты минимальны. Эта программа должна быть направлена не на бездумное вложение денег в территории, потому что такой путь ведёт к деградации местных сообществ и к формированию иждивенческих настроений. Необходимо создавать экономические условия для развития самозанятости населения, малого и среднего бизнеса на местах.
Одно из конкретных предложений — развивать в территориях традиционного природного пользования фактории, эта практика существовала ещё с царских времён. Учредителем таких факторий может быть муниципалитет. Фактории скупали бы на местах ягоды, мясо диких животных, шкуры, для реализации в крупных городах по твёрдой цене, или в обмен на необходимые ресурсы. А пока все эти богатства по неадекватно заниженной цене забирают перекупщики. Часто пушнину, мясо диких животных, дикоросы меняют на водку.
- Напоминает историю ранних этапов освоения Америки, когда «гости» выменивали у местного населения золото на алкоголь…
- В какой-то степени да. Поэтому надо развивать систему факторий, которые будут добросовестно вести посредническую деятельность. Не смогут же местные каждый со своим ведром ягод поехать в город, особенно учитывая стоимость билета.
- В докладе говорится о возрождении традиционных способов самоорганизации на местах – родовых анклавах. Это может помочь спасти ситуацию?
- Конечно. Поэтому ещё одной задачей программы должна стать активизация существующих анклавов и создание новых. Дело в том, что при государственной поддержке эти анклавы, или общины, могли бы взять на себя часть государственных функций. Например – уход за больными и инвалидами. Местные же общины могли бы взять на себя контроль за качеством и количеством завозимых продуктов. Когда мы с губернатором были в Тофаларии, местный предприниматель нас пригласил в свой магазин. Мы зашли, там полки просто ломились от продуктов, но когда я попросил показать мне банку консервов, случайно выбранную, оказалось, что она просрочена. Роспотребнадзор ведь далеко. Словом, надо всеми силами оживлять эти общины.
- В докладе много внимания уделяется тому, как была организована поддержка государства малых народов в СССР. Можно ли в нынешней ситуации использовать какую-то часть советского опыта?
- Во время выступления на 25-й сессии Законодательного собрания Иркутской области я приводил такой пример: после Второй мировой войны, в период жуткой разрухи, в Тофаларию самолёты летали два раза в день. В одной из федеральных программ был такой индикатор – обеспечить связь населённых пунктов с районными центрами как минимум три раза в неделю в 2008 году. На дворе 2015 год, но у нас до сих пор ни с одним удалённым поселением такой связи нет. Хотя, недавно получилось убедить губернатора увеличить количество рейсов до двух в неделю. Надеюсь, это будет учтено при корректировке бюджета области на текущий год.
- Как сами местные жители оценивают ситуацию, в которой оказались? Что они хотят изменить в первую очередь?
- Вы знаете, они совсем непривередливы и хотят немногого, просто внимательного отношения к их проблемам, а такого внимания сейчас нет вообще. Основной поток жалоб, который ко мне поступает, касается в основном катастрофической нехватки транспорта, недоступности медицины и образования. Эти требования не кажутся невыполнимыми, причём для этого власти не придётся предпринимать никаких титанических усилий.
- Как областные власти отреагировали на ваш доклад?
- Доклад на сессии Законодательного собрания был для меня криком души, и я просил поддержать моё выступление депутатов, которые избирались от территорий, где проживают малые народы – Тимура Сагдеева и Николая Труфанова, но они не сказали ни слова. Реакции правительства я пока не дождался. Два месяца назад представил доклад губернатору, он дал поручение одному из своих заместителей подготовить предложения по решению проблем, обозначенных там. Подчеркну, что проблема требует экстренного решения. Нельзя допустить, чтобы целые народы ушли в небытие просто потому, что власть пока не может организовать для них приемлемые условия для жизни.