«Мне не стыдно, что я сидела»: школьница в 17 лет попала в колонию, но смогла начать новую жизнь — и теперь учится на адвоката

Испытание колонией для Лизы случилось в 17 лет. В глубине души она знала, что работа закладчицей рано или поздно привлечет к ней внимание полиции, но все равно была в ужасе, когда ее поймали, а первое время в СИЗО и колонии непрерывно плакала. Она получила почти 4 года срока. Сегодня Лиза уже на свободе и признается, что вначале ей непросто давалась жизнь не по лагерному распорядку. Теперь у нее хорошо оплачиваемая работа, налаженные отношения с семьей и учеба, которой она особенно гордится: поступила сама и в будущем хочет стать адвокатом. О взрослении за решеткой и о том, легко ли начать жизнь с чистого листа, если в прошлом есть срок по наркотической статье, Лиза рассказала корреспонденту NGS.RU Ксении Лысенко.

Это сейчас у Лизы есть работа, цель в жизни и поддержка близких. В 2017 году, когда она попала в поле зрения полиции, всё было иначе. На тот момент она жила у своей тети в Омской области и с родителями связь не поддерживала.

— Так получилось, что у меня родители начали пить, когда я была маленькая — это всё потому, что у меня брат умер. Семья неблагополучная. В мои 7 лет они развелись. Я не жила с отцом, я жила с матерью, а в 12 лет я уехала и от нее — к тете. И в 2016 году, в сентябре я переехала в Омск. Начала учиться, и мне понадобились деньги. Родители мне не помогали, потому что они всё время пьют и им не до меня, тетю я не хотела грузить своими проблемами. Я стала искать работу, зашла в группу — что-то вроде «Работа Омск». Ну и нашла. Требовался промоутер, я написала этому человеку, который искал работника, а он мне пишет, что промоутер не требуется, но требуется курьер. А я: ну и ладно, мне какая разница? — вспоминает девушка.

Такое отстраненное отношение к тому, чем ей предстояло заниматься, сохранилось у Лизы даже после того, как она поняла, что раскладывать ей придется свертки с наркотиками. Хотя испуг всё же был, после первого гонорара за работу страхи словно ушли на второй план: за один день она зарабатывала порядка 20 тысяч рублей — 100 тысяч рублей за рабочую неделю. «Если я зарабатываю такие деньги, то зачем мне учеба», — решила для себя Лиза и через два месяца после переезда в Омск бросила учиться.

— Вообще бездумно тратила деньги, к сожалению, даже не откладывала. Я могла за день все спустить, потому что думала, у меня еще будет много — я же работаю. Сейчас понимаю, что ни за какие деньги я бы не пошла больше на закладки — ؅зачем мне это надо? Ну получишь ты 200–400 тысяч, но сидеть тебе 15 лет, — рассуждает она. — Удовольствия от своей работы я никакого не получала. У меня, бывало, тряслись руки от страха, когда всё это делала, я боялась. А в январе 2017-го года меня задержали. Я тогда привезла наркотики из другого города, у меня при себе ничего не было, я уже разложила, и вот полиция ждала меня в подъезде.

Лизу вскоре отпустили, предварительно продержав в наручниках сутки и даже ударив. Девушка испугалась, по приходу домой быстро собрала вещи и вскоре уехала из Омска в Барнаул. Там, по ее словам, она продолжила заниматься закладками — в общей сложности, как подсчитала Лиза, ими она занималась полгода.

Снова задержали ее ровно через месяц после того, как она попалась полиции в Омске. На этот раз при себе у нее было несколько свертков, и Лизу уже не отпустили. Она провела ночь в полиции в ожидании опекуна, а затем стандартная процедура: следователь, показания, ИВС. Девушка вспоминает, что впадала в истерику и не могла спать.

— Ужасный момент — это когда меня повели мыться. Какая-то женщина-полицейская стояла и смотрела, как я моюсь. Наверное, чтобы я с собой ничего не сделала. А я плакала и мылась, — рассказывает она. — А потом отвели в камеру, но мне никто не объяснил, что это изолятор временного содержания, да и я сама не знала, я же не общалась с людьми, которые раньше сидели. Я думала, что я всю жизнь просижу в этой камере, я там все эти два дня плакала. Мне давали валерьянку и пустырник, а я думала, что все так и будет: одна в четырех стенах, в этой вонючей камере.

Лизу не отпустили под подписку о невыезде, и она отправилась в СИЗО. Она была измотана и уже спокойно приняла нехитрый быт небольшой камеры в СИЗО: зарешеченное окно, тонкий матрас на железной кровати, приваренную скамейку к полу. Там она сдружилась с женщиной по имени Марго, которая помогла Лизе адаптироваться и немного рассказала ей о том, что ее ждет.

Так прошло около трех месяцев. А потом состоялся суд, перед которым Лиза очень нервничала.

— Страх был жесткий, я прямо там, в здании суда тихонько плакала. Прокурор запросила мне 4 года и 6 месяцев, хотя малолеткам, таким, как я, несовершеннолетним, дают обычно по 5 лет. Судья же дала мне еще меньше — 3 года и 8 месяцев. Это было так приятно, она еще потом после оглашения приговора подошла ко мне и сказала, что я хорошая девочка и мне нужно себя вести адекватно, чтобы больше никогда не попадаться. В общем, по-человечески отнеслась, — говорит девушка.

Дальше ее ждала колония для малолетних в Томске.

Вопреки рассказам о том, что в колониях для несовершеннолетних бывают жесткие порядки, Лиза отмечает, что и там вновь встретила человеческое отношение к себе. Она перечисляет педагогов, которые помогали ей с адаптацией и учебой — именно в ИК она пошла в 10 класс. Одна из учительниц, как рассказывает девушка, отправляла ей письма даже после того, как ее перевели во взрослую колонию.

С теми, кто, как и Лиза, попали за решетку, отношения складывались не всегда лучшим образом. Например, девушка, которая получила срок за убийство, конфликтовала с Лизой из-за того, что та в силу природного дефекта речи не могла правильно произнести ее фамилию. Но и это вскоре удалось уладить.

— ؅Сидели, в основном, по 228-й статье, как у меня («Незаконное хранение наркотиков». — Прим.ред.) и по 105-й («Убийство». — Прим.ред.). Вообще к новичкам там нормально относились, но это если у тебя статья нормальная. А ненормальные — это те, что связаны с насилием в отношении детей. Помню, что сидела девочка, которая нам про свое дело особо не рассказывала, просто говорила, что у нее 105-я. А потом оказалось, что она своего ребенка убила, когда под наркотой была, что ли. Но все это выяснилось, когда она уже уехала. Если бы это всё вскрылось раньше, то ей было бы морально тяжело здесь. А еще были девочки, которых мы называли «132-е» — это те, у кого различные сексуальные преступления. Они могут и не участвовать в самих действиях, так сказать, но склонение или соучастие тоже считается, — объясняет она порядки в колонии.

«132-м», по ее словам, приходилось особенно тяжело: с ними не общались, они убирали туалеты, а делиться с ними сигаретами считалось неприемлемым.

Что касается Лизы, то она в первое время после попадания в колонию вообще не хотела учиться и работать. Но потом поняла, что как-то нужно коротать время, которое в четырех стенах тянулось мучительно долго. К тому же активная деятельность могла помочь ей выйти раньше.

В колонии для малолетних она провела буквально месяц, затем Лизе исполнилось 18, и ее отправили в ИК-9 в Новосибирске. Там, по ее признанию, были те же порядки: деление статей на «нормальные» и «ненормальные», учеба и работы. В «девятке» Лиза сдала ЕГЭ, окончила 11 класс, получила аттестат и теперь со смехом вспоминает свой последний звонок.

Лиза решила пойти в «швейку» — так называлось швейное производство при колонии. Было сложно: по словам Лизы, на обучение шитью осужденным дают буквально один-два дня, а потом ставят довольно большие нормы. В случае невыполнения — серьезное давление со стороны бригадира, а порой и администрации ИК. Но Лиза справилась, стала бригадиром и по выходу из ИК даже получила диплом, свидетельствующий о новой профессии.

— В чем отличие от малолетней колонии? Ну, во-первых, в Томске было человек 200, наверное, а в Новосибирске людей гораздо больше — 800 примерно. А во-вторых, во взрослой ИК нужно убирать снег. К этому пришлось привыкать, и мне тогда так стыдно стало: у меня бабушка живет в частном доме, и ей я не помогала чистить снег. И я думаю: «Блин, я здесь каким-то чужим людям снег этот чищу, а бабушке родной не могла». Сейчас уже такого нет, сейчас я уже помогаю, — говорит она.

— Были нормальные сотрудники, которые по-человечески относятся, а были противные, которые придираются. В принципе, можно найти общий язык, — рассуждает она.

С другими осужденными, как говорит Лиза, она тоже нашла общий язык, но однажды дело дошло до драки. Это произошло из-за того, что девушка из ее бригады начала «сливать людей» администрации — показывать на тех, кто медленно шьет или у кого возникают проблемы с выработкой нормы. Лиза считала всё это внутренним делом бригады, поэтому пошли на открытый конфликт. Драку быстро разняли, Лиза получила выговор, и больше конфликтов не было.

Всё время, пока Лиза сидела в новосибирской колонии, с ней общались тетя и ее двоюродная сестра. А однажды она получила письмо от мамы, в котором та писала, что любит ее. Простить ее удалось не сразу, но мама с дочкой начали созваниваться, и отношения постепенно потеплели.

Самое тяжелое и травмирующее событие случилось примерно в середине срока — Лиза узнала, что умер ее отец. Проживать трагическое известие было тяжело, но девушка, с ее слов, ушла с головой в шитье, и это ее спасло.

Перед судом, где Лиза хотела попробовать получить условно-досрочное освобождение, случился инцидент, который, как она боялась, может сказаться на ее сроке.

— Это супертупая ситуация, я вообще не понимаю, что у меня в голове щелкнуло. Как-то мы сидели на швейке, ждали, пока нам дадут указания. И я не нашла ничего умнее, чем взять пинцет, которым мы вытягиваем нитки, и убрать пыль с щитка. Он взрывается, никого, к счастью, током не ударило. На следующее утро меня вызвали в дежурную часть писать объяснительную, а у меня как раз суд должен быть, и я думаю: «Ну все, сейчас у меня будет несколько нарушений». Конечно, если есть нарушения, то никакого УДО. Так страшно стало. Я записалась сразу же на прием к начальнику колонии в этот же день, чтобы пойти с ним разговаривать, объяснить всю эту глупую ситуацию, — вспоминает Лиза.

Начальник ее выслушал и, как ей показалось, отнесся с пониманием. А вот среди других осужденных поползли слухи, что теперь сама Лиза доносит на других. Но девушка пережила и это.

— Честно скажу, не верила, что меня выпустят раньше срока. Когда ты там находишься, тебе вообще кажется, что никогда ты оттуда не выйдешь. Будто всегда будет так, время как будто умерло и не движется. Суд проходил без моего участия, а потом мне сказали, что всё, меня освобождают. Я была в шоке, у меня столько радости было! Но отпускают не сразу, надо две недели подождать, пока решение вступит в законную силу. И вот эти две недели по ощущениям тянулись несколько лет, — признается она.

5 мая 2020 года Лиза вышла на свободу, не досидев пяти месяцев до окончания срока, назначенного ей судом. Когда осужденный освобождается, ему выдают деньги на обратный билет домой, но Лизе выдали чуть больше. Как оказалось, это были деньги отца, которые тот отправлял ей в колонию. До девушки они не доходили, так как ее папа ошибся с реквизитами. Это, по словам Лизы, был одновременно тяжелый и трогательный момент.

Ее первое воспоминание о свободе — это то, как к ней подошел полицейский, когда она ждала на железнодорожном вокзале поезда до Омска:

— Он мне такой говорит: «Что в сумке?». А у меня была небольшая сумка, спортивная. А я так напугалась, хотя у меня ничего нет. Подумала: «Господи, я просто хочу спокойно жить!» Я говорю: «Пожалуйста, не трогайте меня, там мои вещи, я только что освободилась». Да, я прям всё выдала, всё как есть. Он спросил за что я сидела, я сказала, что по 228-й. Он еще спросил: «А сейчас?» Наверное, намекал на то, есть ли у меня наркотики в сумке. Но он меня отпустил, сказал: «Верю».

Лиза вернулась к тете в Омскую область. Ей не хотелось обременять своих родственников, поэтому она быстро нашла работу, буквально за три дня. Вначале была швеей, но, получив небольшую зарплату, ушла работать продавцом-консультантом в магазин мужской одежды. Так как город, где жили ее родственники, был маленьким, о судимости Лизы все быстро узнали. И хоть никто из коллег и начальства ей ничего не говорил, Лиза все равно решила уйти с работы и переехать в Омск, чтобы попробовать начать новую жизнь.

Первое время она жила в общежитии у своей знакомой, с которой вместе сидела.

— Я устроилась официанткой, и так начала работать. У меня начали появляться деньги, я их откладывала, никуда не тратила. Ну а куда их тратить? Тусоваться у меня не было в планах, да и я боялась там куда-то пойти лишний раз.

— А потом через месяц я пришла в церковь. Я рассказала пастору свою историю, а потом стала участвовать в жизни церкви. Люди, далекие от этого, говорили мне, что это секта, что меня затянут и все заберут, хотя и забирать у меня было нечего. Но у меня после тюрьмы была какая-то пустота, ни цели в жизни, ничего. И я решилась, — рассказывает Лиза.

Она уволилась с работы и все свое время стала посвящать церкви. Однажды даже поехала в Крым на церковную конференцию. Церковь, как говорит Лиза, помогла ей бросить курить и пить, а также помогла определиться с тем, чего она хочет в жизни.

После года работы при церкви Лиза сняла отдельное жилье и получила работу в самой престижной кофейне города, хотя опасалась, что ее не возьмут из-за судимости. Но такой вопрос ей на собеседовании не задали, и она приступила к работе бариста. Правда, прошлое Лизы все равно вылезло наружу — о колонии она как-то проговорилась сама. Но в кофейне увольнять девушку не стали.

Лиза говорит, что сейчас ее жизнь идет по сценарию, который она и планировала: она учится заочно на юриста и в будущем мечтает стать адвокатом. У нее есть удаленная работа, а еще она перевезла в Омск свою двоюродную сестру, которая отправляла ей в колонию вырезанные из бумаги сердечки. Своим примером она показывает девочке, к чему может привести неверное решение, принятое в юности.

— Не то чтобы я жестко за ней смотрю — я просто с ней разговариваю, так как не хочу, чтобы она была в каких-то местах, в которых я была. Мне не стыдно, конечно, насчет наркотиков, что я сидела. Но сейчас я церковный человек и понимаю, что все это направлено против людей. Да, кто-то может бросить, кто-то может пойти в реабилитационный центр, а кто-то умрет. И я не знаю, сколько могло умереть людей от того, что я делала. Это осознание — самое страшное для меня. Никакие деньги не стоят человеческой жизни, — говорит Лиза. — Но в моем случае, я уверена, после колонии я стала целеустремленной и более коммуникабельной. Я стала в людях разбираться и находить подход к любому человеку. Блин, меня тюрьма не сломала, хотя я там маленькая оказалась. Теперь, какие бы трудности не были, их можно пройти по-любому.

НГС также рассказывал историю Светланы, которая в юном возрасте подсела на наркотики — сейчас она помогает другим людям жить с ВИЧ.