«Работал на заводе, а параллельно рисовал». Иркутянин бросил самолетостроение и ушел в стрит-арт — его история

Черная тушь, несколько перьев и белый лист бумаги, на котором спустя время под чутким руководством мастера появляются первые каракули. «Ничего-ничего, я две тетради исписал, прежде чем у меня что-то начало получаться», — поддерживает ведущий. Это Егор Соколов. Ему 31 год. Восемь лет он проработал на авиазаводах инженером. А теперь его стрит-арт-работы можно увидеть на улицах Иркутска. Вот его история.

Егор просит обойтись без фотографа и делает это, как оказывается позже, из соображений анонимности — таков путь стрит-арт-художника. Мы познакомились с ним на мастер-классе по каллиграфии и, как оказалось, к этому виду искусства он пришел почти случайно: когда работал на Улан-Удэнском авиазаводе, нашел в столе перья — «наследие» пожилого инженера, который трудился на этом месте раньше. Заинтересовался и начал упражняться. К тому моменту инженером Егор был уже не первый год.

— Вообще после школы у меня было три пути, куда идти: в иняз на кафедру романских языков, потому что я занимался французским языком, в нархоз (народное название Байкальского госуниверситета. — Прим. ред.) на «землеустройство и кадастр», ну и самолетостроение, потому что я жил во Втором Иркутске, у нас там авиазавод, и многие туда тянутся. Везде подал документы, во все три места меня взяли. Я разносторонний молодой человек, — говорит Егор в ответ на мое удивление по поводу таких, казалось бы, непересекающихся областей образования.

В итоге выбрал авиастроение: рассудил, что Иркутский авиазавод — крепкое предприятие с гособоронзаказами, а это неплохая гарантия стабильного будущего. Впрочем, к творчеству, несмотря на серьезную техническую профессию, он тяготел всегда.

— Учился пять с половиной лет, в 2017 году закончил. На третьем или четвертом курсе на полставки устроился работать на завод. Параллельно ходил по выставкам, в галереи, на концерты: мне это всегда было интересно, у нас в Иркутске богатая культурная жизнь, — отмечает Егор. — Я даже шутил, что утром у меня учеба, днем — конструкторское бюро, вечером — кутеж. Такой режим был.

После выпуска из университета Егор проработал на Иркутском авиазаводе еще два года. Занимался тем, что называется подготовкой производства: проектировал оснастку для сборки и ремонта самолетов.

— Если самолет большой, под него нужна лестница: ее в магазине не купишь. Или крыло самолета нужно перевозить: тележку под этого тоже просто так не найдешь. Вот эти вещи мы проектировали, — объясняет он.

Сначала, добавляет Егор, работать было интересно, но в конце концов условия на предприятии перестали устраивать. Он ушел. А через полгода молодого инженера пригласили в Улан-Удэ на местный авиазавод, где собирают вертолеты.

— Там-то я и познакомился и с хорошими ребятами, художниками. С того момента начал тесно общаться с творческими людьми. Они меня вдохновили заняться рисованием. Работал на заводе, параллельно что-то на листочках рисовал. Я и раньше это делал, но нерегулярно. А тут решил, что раз общаюсь с художниками, надо и свой уровень поднять, — делится Егор, вспоминая, что завел себе специальный блокнотик и начал упражняться.

Примерно в этот же период он нашел на своем рабочем столе перья, и если бы другой человек просто выбросил их как ненужный мусор, у Егора что-то щелкнуло внутри, и он решил научиться пользоваться ими. Сейчас парень говорит, что, видимо, оказали влияние на увлечение старые стенгазеты и плакаты на стенах цехов авиазавода, их же тоже рисовали наверняка инженеры, а не рабочие, занятые на производстве с утра до вечера.

— Было обычное тонкое перо, старая тетрадка, прописи с «Жи-ши» на форзаце. И я просто начал в них писать. Одну тетрадку исписал, потом вторую исписал, тогда только понял, что у меня начало получаться. Даже учебников не было, только позже уже нашел специализированную литературу, — вспоминает он.

На Улан-Удэнском заводе Егор проработал четыре года. Постепенно жестко регламентированная деятельность на предприятии его начала угнетать, карьерные перспективы оказались слишком размытыми, да и особого желания развиваться здесь не было. Егор уволился и решил вернуться в Иркутск. Для многих может показаться, что в пустоту: с идеями в голове, но не на определенное место работы.

— Ты, наверное, просто всегда был внутренне художником, просто ушел когда-то в техническую сторону? — спрашиваю я.

— Да, наверное, так и было, — отвечает он.

В Иркутске Егор поднял старые знакомства. Так вышло, что один из иркутских художников — Алексей Андрусяк — направил, как говорит иркутянин, в нужное русло: в центр современного искусства «Огонь».

— Я Алексея знаю больше 15 лет и сколько знаю, он всегда был художником. Он-то мне и подсказал, куда применить мои идеи. «Огонь» предоставляет художникам площадку, а посетители могут за этим наблюдать. Так у меня появились первые заказы. Например, магазину «Переплет» на первом этаже расписал дверь — такая инициация для меня была, что ли. Это был прошлый апрель, холод, я четыре часа работал. Запомнил, что сильно замерз, — рассказывает Егор.

Сейчас каллиграфия — просто одно из направлений, которым он увлекается. Но она скорее не про творчество, а про самообладание, наблюдение за умом и телом. В некотором роде медитация. Хотя и здесь есть место для импульсивности и экспрессии.

— Есть такой инструмент, называется кола-пен. Это самодельное перо, которое сделано из консервной банки. Из жестянки вырезается перо, особая форма. Писать им — это про динамику, движение. И получается совершенно другая картина, и каждый раз неповторимая. Кола-пен может каждый сделать из подручных средств, — делится Егор.

Про себя он говорит, что рисует всё и везде, где только можно рисовать: работает художником, создает макеты, плакаты, делает стрит-арт. Принципиально не использует компьютерные технологии и выполняет изображения по старинке: руками и аналоговыми методами. Прошлым летом Егор участвовал в фестивале «Голос улиц», благодаря которому в Иркутске в последние годы появляется всё больше красивых арт-объектов, муралов на фасадах домов, серых стенах производственных зданий, специальных кубах.

— Мне выделили площадь между памятником Александру Третьему и рестораном, там была небольшая будочка. Я на нее посмотрел, понял, что это как раз то, что мне надо. Мой формат, она не слишком большая, не слишком маленькая. И форма квадратная, а я люблю квадраты, — делится художник. — От этой формы и отталкивался. Я всегда стараюсь свой стрит-арт вписать в пространство органично, как будто рисунок тут всегда был. Мне показалось, что здесь подойдут старорусские орнаменты. Я вообще люблю эту тематику, прикладное народное искусство. Потому использовал узор, который можно увидеть в вышивке, старорусских полотенцах, рубашках.

Этим Егор меня снова удивляет: где современный молодой человек, а где — народные мотивы. Но он отмечает, что это всё стереотипы, а для него важно не забывать национальную идентичность. И приводит в пример Улан-Удэ — город с ярко выраженным колоритом.

В Иркутске, по его мнению, давно укоренился мультикультурализм. И это вроде бы неплохо, но сильно размывает аутентичность.

— Моя тяга к старорусским мотивам, прикладному искусству — это связь между прошлым и будущим. Это и есть настоящее. Постепенно это всё забывается, уходит куда-то в небытие, а мне хочется это сохранить, оставить и как-то интерпретировать на свой манер, — делится Егор.

Уличное искусство редко бывает долговечным. Кто-то что-то сломает, кто-то что-то нарисует поверх. По мнению Егора Соколова, это нормально. Даже больше: значит, человека работа как-то зацепила, раз мимо спокойно он не прошел.

— У меня был такой случай: я клеил мозаику из гипса. Тоже мотив орнаментов использовал. Она провисела месяц-два примерно. Постепенно от нее отламывали куски. Но я не считаю это какой-то негативной реакцией на работу: просто человек в меру своего развития отреагировал именно так. У него случился отклик, но всё, что мог сделать — это отломать кусок. Я за это не осуждаю. А вообще у меня два подхода к моим работам на улице: они либо должны быть монументальными, либо зыбкими, которые от одного движения могут рассыпаться, — рассуждает художник.

Сам Егор тоже может нанести свой рисунок поверх чужой работы: рука дрогнет только в том случае, если изображение очень хорошее. А вот к тэгам у него отношение однозначное: это, по мнению художника, вандализм, и люди делают это не от большого ума.

— Для стрит-арта должна быть какая-то отдельная площадка или площадкой может быть всё что угодно? — его взглядом интересуюсь на этот животрепещущий вопрос.

— Я думаю, оба подхода имеют право на существование. Когда есть отдельная площадка, это уже называется паблик-арт. Это такое согласованное искусство — тоже нужная вещь, это всем идет на пользу. Но и, так сказать, нелегальный подход должен быть. Это уже стрит-арт. Иногда он бывает очень в тему и к месту, если грамотно сделать. Мне оба подхода близки, — отвечает художник. — Но все-таки какой-то культурный уровень у тебя должен быть, понимание, что ты делаешь, зачем и почему. Если мы берем условно подпорную стенку, то это ок, если историческое здание — то нет, это не площадка для стрит-арта.

Егор отмечает, что его в первую очередь вдохновляют другие художники, их работы, смыслы, манера исполнения. За рисунком, который кто-то оставил на улице, стоит целый мир его автора, его характер, темперамент. И если Егору попадается что-то, что ему откликается, он обязательно это зарисовывает, запоминает, чтобы затем переработать в свое.

— Искусство, особенно современное, — это про конкретного человека. Я тоже смотрю на некоторые картины или вот на кирпичи, которые у нас выставили в одной из галерей, и искренне не понимаю, зачем человек это сделал. Но кому-то это нравится, кому-то это близко. Я еще, например, не понимаю танцы, перформансы. У меня просто мозг под это не заточен. Ходил бы на балет, но мне это вообще никак не откликается. Я не могу понять, что происходит, и мне это неинтересно. Думаю, это все-таки зависит от того, в какую сторону у человека идет развитие. И что касается современного искусства, хорошо, что оно есть. Хотелось бы, чтобы оно и дальше развивалось, — размышляет Егор.

Уезжать из Иркутска художник не планирует: говорит, что родной город очень нравится, в нем много возможностей для развития. И прежде всего Иркутск богат на людей.

— Я в разных городах был и понял, что наш город хороший. Потому что в Иркутске, на самом деле, очень классно. Тут есть всё, что надо. И даже больше. Здесь люди, с которыми я вырос, с которыми живу, много тех, с кем хочется сотрудничать, — отмечает Егор. — Мне нравится, что можно коллаборации делать, с другими художниками, с бизнесом. Я очень люблю работать с людьми и готов вписаться в любой проект. У меня своя точка зрения на всё, у другого — своя. И когда мы начинаем работать вместе, рождается вообще что-то новое.

А еще он считает, что Иркутск в последние годы сильно преобразился. Эту позитивную тенденцию он отмечает в сравнении с тем, что было четыре года назад, когда уехал в Улан-Удэ.

— Хотелось бы, конечно, поменьше поганого граффити в городе, поменьше поганого стрит-арта. Такое тоже есть. Человек занимается, как он думает, искусством, но делает какую-то сомнительную работу, подделку какую-то и лепит ее куда не надо. Такого у нас, к сожалению, тоже очень много. Я считаю, что это примерно то же самое, что и тэги. Они примерно на одном уровне развития находятся, на одном уровне осознанности, — отмечает он. — Это, как говорит один мой знакомый Василий, интервенция городского пространства. А хочется более каких-то основательных, серьезных работ с подходом, с бюджетом.

У самого Егора планов на дальнейшее развитие много и не только в рамках изобразительного искусства. Иркутянин, например, собирается попробовать себя в ткацком деле. Даже уже нашел мастера.

— Когда мне приходит в голову идея какая-то, я не могу успокоиться, пока это не сделаю, — так говорит Егор о том, что им движет.