«Я — навигатор, могу показать направление». Лучший педагог Иркутской области рассказал, как учит детей

Иркутский учитель информатики из лицея ИГУ Максим Лавлинский в этом году стал победителем городского и областного конкурсов «Учитель года». В интервью «ИрСити» он рассказал о том, как работает со своими учениками, помогает даже отстающим добиваться успеха и как разговаривает с детьми о происходящем в мире.

Лучшим учителем Иркутска Максим Лавлинский стал в марте. За победу в конкурсе мэрия подарила ему квартиру.

— Распространенный вопрос — подарили ли вообще, — замечает преподаватель. — Да, правда подарили. Квартира находится в микрорайоне Березовом в Ново-Ленино, это студия, с отделкой после черновой. Третий этаж.

— Вам понравилось?

— Давайте так, главный мой стимул, почему я пошел на конкурс, — это не борьба за квартиру. Это и свое развитие, и престиж школы. Может быть, это пафосно, но я шел показать коллегам свой уровень.

— Но это же всё равно приятный приз, даже если не был целью?

— Безусловно. Это помощь моей молодой семье. И еще приятно, что в администрации, на уровне города такое внимание к педагогической общественности. Это большой реверанс и большой знак внимания, то, чего, наверное, не хватало раньше. Все СМИ про это написали, и в городе, наверное, есть понимание, что наши педагоги такое заслуживают. И ученики тоже пойдут в школу с пониманием, что их учитель может выиграть квартиру.

Максиму Лавлинскому 34 года, он родился в Братске, а детство провел с одном из поселков Нижнеилимского района — большинство людей там работает либо в леспромхозе, либо на горно-обогатительном комбинате. Он говорит, что думал о профессии ветеринара, — ему нравилось заботиться о животных, но потом увлекся историей, был победителем районных олимпиад, ездил в Иркутск на областной этап. После школы, посоветовавшись с учителями, решил поступать в педагогический институт.

— У нас был сильный класс, но мои одноклассники получали либо экономическое, либо юридическое образование, к чему у меня вообще душа не лежала, не интересно было, — говорит преподаватель. — Раньше же мы поступали не по ЕГЭ. В школе меня на пятерки оценили, но было опасение, внутренний страх, что я, такой сельский парень, приеду в город и, наверное, не поступлю, а сама по себе поездка в город, проживание — для моей семьи это были серьезные финансовые издержки. Я не мог себе позволить просто съездить, не поступить, приехать обратно.

— Какая была первая ваша школа, в которую вы пришли работать?

— Во-первых, когда я учился, у нас было три практики. На первую мы пошли в одну школу с моим другом.

— Страшно было первый раз на урок выходить к детям?

— Естественно, были опасения, будут ли ученики меня воспринимать и слушать. Даже независимо от того, что я им буду говорить: чтобы завоевать авторитет, нужно довольно много времени, сил, нужно себя показать. Даже если тебя будет слушать парочка отличников, это не решит проблему. Этот страх был, но он улетучился, когда на первом курсе я провел первый урок и класс меня слушал. Я, можно сказать, кайфанул.

После университета я отслужил в армии и пошел работать в сельскую школу — в селе Подъеланка (Усть-Илимский район. — Прим. ред.). Я туда приехал к своей подруге из университета, с которой мы переписывались, пока я служил. Но первый учебный год у меня начался не с 1 сентября, а в первых числах ноября.

— Как ваше отношение к профессии поменялось с тех пор, как вы первый раз вошли в класс?

— Конечно, отношение к профессии меняется с опытом. Раньше я пытался всё разжевать досконально, причем каждому, чтобы они все всё хорошо знали, и сильно расстраивался, если кто-то что-то не знает. Сейчас я понимаю, что более ценно показать какие-то «плюшки», интерес, направить — и ученик уже сам преодолеет многие препятствия.

Сейчас технологии развиваются гораздо быстрее, чем школьное образование, и наши стандарты, конечно, начинают сильно отставать. Школа идет по инерции, и перенаправить этот поезд очень сложно. Содержание программ надо обновлять, никто этого не скрывает, но когда ты учитель, тебе надо на том содержании, которое есть и которое ты обязан проходить с детьми, показать, что надо добывать знания самому, показывать глубину... Если ученик понимает, что в этом вопросе есть много куда развиваться, он сам дойдет.

Я сейчас стараюсь больше заинтересовать, замотивировать, привлечь к каким-то мероприятиям, конкурсам, помочь точечно справиться с затруднениями, чем глобально пытаться всех обучить. Часто я показываю необходимый минимум, который им нужен для того, чтобы экзамен сдать. Еще кое-что показываю поверхностно, как это можно делать, но не требую, чтобы все 100% это умели делать. А еще что-то просто упоминаю: а вот профессионалы еще такое умеют. У большинства глаза загораются, они потом сами приходят и рассказывают, как это делается.

Это мой рабочий прием. Я сам знаю, как что-либо сделать, но делаю вид, что нет. А потом, когда дети ко мне приходят с решением, специально говорю: «Ничего себе!» И искренне удивляюсь.

— Самые хитренькие учителя у меня в школе так и делали.

— Здесь важно не переиграть, не должно быть фальши. Но я понимаю, что, если я этого не сделаю, ученик не осознает радость открытия, радость от того, что он донес что-то до своего учителя. Он потом не будет к этому стремиться. Приходится здесь так идти.

Поменялось и само содержание уроков. Допустим, у нас сменился язык — «Паскаль» на С++. Сейчас мы подумываем над тем, чтобы еще перейти на Python, хотя сам процесс перемен болезненный — надо переделывать все материалы, самостоятельные, контрольные.

— А детей делите для себя на какие-то категории?

— Вопрос в чем-то провокационный. Я не делю детей специально, само по себе так складывается, что есть активные дети, которые к тебе тянутся, есть просто доброжелательные: урок кончился — они ушли. Ты не чувствуешь, что должен их вести за собой, что их надо как-то замотивировать. Они нормально на уроке поработали — и всё, свои оценки получили — ушли.

А есть дети, которые, может быть, не хотят учиться или привлекают к себе внимание. Часто причина такого поведения не в нелюбви к предмету или учителю, а в каких-то личностных проблемах, недостатке внимания, может быть, со стороны родителей, может быть, сверстников. К таким детям я особенно стараюсь внимательно отнестись и на уроке создать успех, может быть, локальный, но всё равно создать и насколько могу поговорить. Часто потом такие дети начинают всех обгонять, становятся настоящими помощниками.

Сильный ученик и так преодолеет все трудности. У него уже на входе сформированы навыки преодоления сложностей и восхождения в ситуацию успеха.

При этом сильные ученики тоже берут свое, просто им приходится подбирать по их силе глубину заданий, свое направление. И они будут благодарны, что я не заставил их делать рутину.

— Какой самый непедагогичный поступок вы делали в своей жизни?

— Вы знаете, некоторые вещи со стороны могут выглядеть непедагогично, но на самом деле это будет самый педагогический прием.

— Например?

— Очень часто надо привлечь внимание детей. Часто урок идет монотонно, и даже если дети увлечены, что-то интересное делают, начинают своими делами заниматься, может быть, по уроку, но в каком-то своем ритме. И как ты в этот момент привлечешь внимание? Можешь свистнуть, можешь громко хлопнуть.

— А вы что делали?

— У меня есть характерные поговорки. Например, я часто используют цитату из одного фильма: «Святые угодники и Дева Мария». Я обычно говорю ее громко и внезапно, они все поворачиваются и на меня реагируют.

Важно привлечь к себе внимание. Со стороны это может выглядеть дико и глупо. Если, например, кто-то случайно мимо будет проходить, он может подумать: что за святые угодники, что за церковная агитация? Но для меня это уже рабочий прием.

В педагогике как говорят? Один из главных стимулов — это свой пример, и это очень сложно для всех быть примером. Многие ученики делают учителя своим кумиром, и меня в том числе. Я всегда стараюсь увести вопрос из этой плоскости.

И вот я чувствую, что дети начинают подражать — говорить мои слова, мои поговорки, повторять что-то за мной. Начинается подражательство, и есть очень большой риск потерять индивидуальность, какие-то свои индивидуальные стремления.

Многие мои ученики говорят: «Спасибо, я благодаря вам выбрал специальность программиста». Я им всегда говорю: «Вы выбрали благодаря своим качествам, я вам что-то показал, но учитесь-то вы сами, я же вас дальше не сопровождаю, вы справляетесь».

— А кем вы хотите быть для учеников? Не кумиром, а кем?

— Помощником, наверное, а в дальнейшем другом, который может помочь добрым советом. Не образом их мышления и деятельности. Я ведь тоже обычный человек, и у меня ограниченные возможности. Может быть, я хороший учитель, но я не хороший программист или математик, которыми они могут стать. Я понимаю, что я не должен их заставлять становиться учителями, хотя могу сказать, что у кого-то есть такие задатки. Я скорее навигатор, могу направление задать.

Я хочу быть таким учителем, который показывает направление и точечно решает какие-то проблемы, но не ведет рукой, то есть я не руководитель ни для родителей, ни для детей, боже упаси.

А в начале карьеры было по-другому: если я где-то с чем-то не справлялся, оступался, расстраивались и все мои ученики, потому что очень плохо, когда твой кумир явно ошибается, попадает в неприятную ситуацию, тебе и жалко, и разочарование наступает. А это неизбежно, мы же все люди. Я для себя решил, что буду стараться этого избегать. Если я чувствую, что ученики слишком за мной идут, я стараюсь немножко дистанцироваться, объяснить, что нужно сменить приоритеты, создать какую-то необходимость, чтобы они перезапустились.

Сказать, что мне неприятно, я не могу: если ученики на тебя внимание обращают, значит ты еще хороший учитель, просто этим надо правильно воспользоваться и от неверных последствий оградить и их, и себя.

— Вы классный руководитель в 8-м классе. Это уже взрослые дети, вы с ними разговариваете о том, что сейчас в мире происходит?

— Естественно, мы же не можем тут просто шторы закрыть. Они спрашивают мою позицию, но моя позиция как госслужащего не может отличаться от государственной. Она у меня и не отличается.

— Просто можно же вообще не разговаривать.

— Нет, я не могу с ними не разговаривать, потому что они информацию будут черпать отовсюду. Они все равно будут всёе обсуждать, просто вопрос в том, что я являюсь для них авторитетом и могу свое мнение высказать, не навязывая его.

Не бывает такого, что я им говорю — эти плохие, эти хорошие, давайте будем за хороших или что мы за всё хорошее против всего плохого. Я им всегда объясняю, что в политике надо чем-то жертвовать, в дипломатии надо чем-то жертвовать, что ты что-то даешь, что-то теряешь, я про это говорю — про диалектику.

— Что не может быть черного и белого?

— Да. Что нужно информацию анализировать, часто исторические параллели бывают удачные, и это я делаю прежде, чем скажу какую-то свою позицию. Они изначально понимают, что у меня не однозначная позиция «За всё хорошее против всего плохого», что она выстрадана, обдумана.

Если заходит речь о том, поддерживаю ли я действия нашего государства, я им не говорю «да» или «нет». Я им объясняю, что в этом вопросе была вынужденная мера, здесь такие предпосылки были. Они же не следят за цепочкой событий непрерывно, реагируют на какой-то яркий заголовок. Я говорю: «Давайте посмотрим, что было до». В этом смысле я не то чтобы свою позицию декларирую, я позицию аргументирую и не навязываю и учу критически мыслить.

При этом если у кого-то есть альтернативная точка зрения, я ее могу выслушать, и это уже 50% проблем снимает. Часто альтернативная позиция нужна для того, чтобы себя заявить и показать. Ты ее выслушал, ученик сам в своих рассказах чуть-чуть запутался, и этого достаточно. Ты говоришь: «Видишь, вот тут противоречие, может быть, надо разобраться».

Но специально грузить — вот сейчас я проведу классный час про день воссоединения России с Крымом. Я не считаю, что должен это навязать. Если создастся какой-то прецедент — можно это обсудить. Специально говорить — зачем? Это и так вокруг нас.

— А как дети отреагировали на блокировку популярных сервисов?

— Скажем так, они более ярко реагируют на курс доллара, чем на блокировку.

— Почему?

— Не знаю, но у меня на уроках, если и следят за чем-то, то за курсом доллара. А я говорю им: «Следите еще за ценой нефти и золота». Соцсетей много, трагедии ни для кого не случилось, перешли на другие форматы. У детей гибкий, подвижный ум, это не критическая проблема для них, не страшно.

И я бы так сказал — в моем 8-м классе более популярен был «ВКонтакте». Поэтому проблема еще меньше.

— А у вас есть дискомфорт из-за того, что забанили соцсети?

— Да нет. Я думаю, что это вынужденная и временная мера. Тут я сторонник того, что сложно изолировать что-то навсегда в современном глобальном мире.

— Еще вы оптимист.

— А как без оптимизма? Я учитель, публичная личность, от моего настроения зависит настроение и других людей, если я сейчас начну паниковать, истерить, метаться в чем-то, я подвергну риску своих детей. Я обязан искать позитив и возможность для дальнейшего развития, для работы — и морально перед собой, и профессионально как тот человек, который называет себя учителем.