Ветхий фундамент и лепнина XIX века: Как гибнет памятник в центре Иркутска

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

В снежной иркутской суете какое там заметить волшебство, сотворённое сто лет назад неизвестными тебе людьми и сплющенное под тяжестью времени, — меньше вертишь головой, больше смотришь под ноги. Например, двухэтажный дом на Богдана Хмельницкого, чернявый со двора и серо-болотный по главному фасаду. Первое, что запоминаешь, - облупившуюся, раскуроченную штукатурку, и уже только позже до тебя доходит — кружевная лепнина под крышей и львы с распахнутыми пастями над окнами. Что? – и возвращаешься.

Портал «ИрСити» и историк Алексей Петров (по решению Минюста России от 29 сентября внесён в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента) запустили совместный проект о деревянных домах «Исчезающий Иркутск» в октябре 2014 года. С тех пор рассказано более 100 историй о заброшенных, полуразрушенных памятниках архитектуры и просто знаковых для города зданиях. Некоторые из них уже исчезли с карты Иркутска.

Странно, когда в городе, богатом памятниками архитектуры, приходится искать нового героя для проекта «Исчезающий Иркутск». Но иногда и такое происходит – ты отмечаешь дом, зазываешь фотографа и историка, но здание не желает открываться: глухие двери и окна, пустые лестницы и редкие жильцы, которые раздражённо отмахиваются: «Мы ничего не знаем».

Так произошло и в этот раз. Мне очень нравится каменный дом на улице Тимирязева. Несколько лет назад его главный фасад покрасили в ярко-красный, и теперь он сильно выделяется на фоне череды деревянных зданий. Я ни разу не видела гостеприимный свет внутри – и эта таинственность ещё сильнее манила, требуя раскрыть загадку. Но осечка.

Мы с иркутским историком Алексеем Петровым обошли здание со всех сторон, зашли во все доступные дворы, постучались во все двери, какие нашли. Ничего. А дом довольно крепкий, с жёлтой лестницей на второй этаж, кривоватыми стенами и как будто бы живым подвалом. В пристрое – дворницкая, туалет – на улице, двор – просторный и широкий. Если у вас есть славные истории про этот дом, обязательно напишите нам на редакционную почту: info@ircity.ru.

А мы пошлёпали на Богдана Хмельницкого, 32, или по-старому – 5-ю Солдатскую, 30. В другой раз пришлось бы импровизировать, но это здание оказалось на карандаше у Петрова.

Современная 5-я Солдатская – совсем короткая, всего-то метров 600. Хотя изначально это одна из шести улиц, образованная в XVIII веке, когда в Иркутск для укрепления городского гарнизона прибыл солдатский полк, и его разместили за палисадом (потом на его месте появилась улица Большая, сейчас – Карла Маркса).

Как уточняется в научно-исследовательской документации, опубликованной на сайте службы по охране объектов культурного наследия, квартал, где стоит усадьба, во время разрушительного городского пожара 1879 года не пострадал. Эксперты заметили, что на отрезке улицы от Арсенальской до Преображенской (современные Дзержинского и Тимирязева) практически отсутствовали общественные постройки городского значения, здесь размещались мелкие лавки, мастерские, гостиницы и меблированные комнаты.

Дом №32 – удивительный. Главный фасад покрыт штукатуркой жуткого болотного цвета. Верхние слои облупились, разрушились и посерели, часть украшений обломалась, отчего кажется, будто вылепленные львы над окнами изумлённо смотрят на прохожих. Судя по архивным фотографиям, в 80-е годы дом ещё «держался», сохраняя мало-мальскую целостность оштукатуренного фасада - тогда, по-видимому, за ним ещё присматривали. А сегодня – некому. Жильцы не могут, да и не должны – такие вопросы решает управляющая компания.

У странного дома не менее странные ворота – неродные, металлические. Когда мы подходим, они распахнуты настежь – внутри аккуратный двор, частично прикрытый главным зданием. Со двора – сразу уютно. На первом этаже необычная картина – веранда с двумя повёрнутыми друг к другу креслами и две двери, ведущие в квартиру. Стучимся в окошечко рядом – из-за шторки появляется девушка.

— Скажите, а есть кто-то из старшего поколения, с кем можно было бы поговорить про историю этого дома? – спрашивает Алексей Петров.

— Есть, моя бабушка, но она сейчас на работе, - легко откликается девушка.

Её зовут Софья. Пока мы обмениваемся с ней номерами телефонов, Алексей Петров замечает, что первое упоминание фамилии владелицы этого здания — Козминская — приходится на 1877 год и связано с Софьей, которая указывалась в газетных объявлениях среди тех, «кто не забрал почту».

По словам историка, усадьба принадлежала Анне Абрамовне Козминской. В документах, рассказывает Петров, есть уточнение о шапочной мастерской некоего Кончина, работавшей в 1910-х, но более подробной информации найти не удалось.

Мы прогуливаемся дальше по двору: слева - хозяйственные постройки, справа – тепловой коллектор, впереди – одноэтажный флигель. На его углу, под самой крышей – лепной завиток, чарующе облупленный. Во дворе – застывшая жизнь цветочных горшков и запорошенных снегом метёлок, а чего мы хотим - утро и зима. Только хмурые кошки внимательно следят за шагами незнакомцев.

Флигель маленький и кажется хрупким – может, это так действует остаточек лепнины над окном. А в окне – виден свет. На стук выходит маленькая женщина в шлёпках и закутывается в тонкую курточку - Татьяна Иннокентьевна. По её словам, одноэтажный дом был гостевым, а хозяева жили в двухэтажном красавце.

Свекровь женщины поселилась во флигеле старинной усадьбы в 70-м году, тогда она работала фельдшером на скорой. В 72-м – в дом провели отопление, жильцов на время ремонта выселили, а после – заселили вновь. В 78-м Татьяна Иннокентьевна вышла замуж и периодически жила в домике на Богдана Хмельницкого, а в 2001-м, когда свёкор умер, - окончательно перебралась сюда, чтобы ухаживать за свекровью.

Сейчас в двух комнатах на 44 «квадратах» ютятся семь человек – пенсионерка и большая семья её сына. Говорит: если бы детям дали квартиру, она бы осталась здесь, в деревянном доме, тем более, что под окнами – маленький садик, летом – своя малина да смородина, зимой — варенье.

Татьяна Иннокентьевна тут же удивляет — по специальности она крановщица. Но чтобы ухаживать за больной свекровью, ей приходилось работать на трёх работах, и не по специальности.

— А крановщик – женская профессия? — спрашивает Петров.

— Ну и женская — тоже, — смущается Татьяна Иннокентьевна, — но вообще у меня много профессий: и крановщик, и формовщик, и сварщик. Ещё я работала на железобетонном заводе, делала бетонные плиты для домов. А сейчас полы мою. И мне тоже нравится: пришла – грязь, ушла – чисто.

Пенсионерка улыбается: в 32-м дворе всего восемь квартир, практически нет случайных людей. Жильцы давно друг друга знают и крепко дружат.

— У нас за стенкой жили Баталовы Ольга и Иван. Во время войны и после баба Оля работала машинисткой, а Иван Дмитриевич — архитектором в Иркутске, проектировал новые здания. У них единственный сын был – на войне погиб. Благодаря Баталовым два двора – наш и соседний – благоустроили, провели горячую воду и канализацию.

— Красиво, — показываю на лепной завиток под крышей.

— Красиво, — кивает Татьяна Иннокентьевна и тут же возмущается, — Да, вот кто бы за ними следил! Нам даже не разрешили провести интернет, потому что памятник архитектуры. И даже когда прорывало трубы, менять ничего не стали.

— А в доме что-то сохранилось старинное? Для меня как историка это всегда важно, это как воспоминание о дореволюционном Иркутске, - подхватывает Алексей Викторович.

— Да, лепнина на потолке. Да вы заходите, — машет рукой женщина и ведёт внутрь, — Вот, посмотрите, от этого элеватора вся веранда покосилась, думали, в этом году сделаем, но стройматерилы наценились. Ничего у нас не получилось.

На нашу толпу вылетает маленькая собачка и испуганно лает.

— Буся, всё, успокойся, — нараспев говорит ей Татьяна Иннокентьевна, — Из-за лепнины не хочу менять потолки, пусть так и будет, красиво же. Я её белю раз в год, косметический ремонт ещё хватает денег сделать, а на большее – уже нет.

Она рассказывает о своей беде – в 90-е рабочие меняли трубы и «выбили» фундамент, осталась яма, и дом пополз под землю. Татьяна Иннокентьевна несколько раз обращалась к местным властям, чтобы дом поставили на новое основание, но всё без толку. Ещё и от элеватора пар летит прямо в стену, в окна, фасад с завитками не выдерживает перепады температуры и горячую влагу.

— Эту лепнину мне до того жалко, просила же: вы хотя бы дверь перенесите, чтобы до конца всё не кончить, — бесполезно, — на прощание Татьяна Иннокентьевна печально вздыхает. — Если бы власти хотя бы внешний вид привели в порядок, фундамент бы поставили, то тут бы, внутри, мы бы сами помаленьку всё сделали. Никому ничего не надо. А у меня сейчас нет ни сил, ни желания бегать и добиваться.

На следующий день я созваниваюсь с Софьей из главного дома. Девушке 18 лет, и в этом году она поступила в университет на специальность «Международная экономика и бизнес». Как ей рассказала бабушка, живущая в доме №32 с 1979 года, раньше в усадьбе находилась шапочная мастерская, а в советские годы – дом превратили в коммуналку. Муж бабушки работал маляром. А сама женщина до сих трудится бухгалтером. Мама Софьи – повар, а папа – работает на алюминиевом заводе в Красноярском крае.

По словам бабушки, до 72-го года в доме было печное отопление, а заходили в дом не со двора, а с Богдана Хмельницкого — до сих пор здесь сохранились двери, от них идёт лестница на второй этаж, а раньше ещё и был проход в квартиры на первом этаже. Сейчас межкомнатные двери перекрыты.

Жильцы знают, что дом относится к объектам культурного наследия, но охранного обязательства у них нет. «Бабушка говорит, что она здесь 40 лет живёт, а дом ни разу не ремонтировали. По фасаду вы видели, что дом не в лучшем состоянии. Кухня и туалет здесь отдельно, поэтому бабушка устроила свою собственную кухню, поставила холодильник, так в том углу полы наклонились, а в коридоре – и вовсе ходуном ходят», - строго говорит девушка. Зато жильцы трепетно сохраняют аккуратную лепнину на потолке.

В 2009 году жильцы получили из администрации уведомление о возможности переселиться из ветшающего здания. Но тогда люди не решились. В октябре 2021-го мэрия вновь прислала бумагу, в которой предложила собрать необходимый пакет документов, но без особой конкретики. «Пока просто предоставьте, а куда переселять – мы вам пока не скажем», - поясняет девушка.

— Я считаю, что сохранять такие дома, конечно, надо. Из других городов я пока что только в Красноярске была. Так вот там, в Красноярске, такого нету, как в Иркутске, там — джунгли, а здесь — разнообразие. Такие дома можно оставить, если за ними будет уход, если их отремонтируют. А сейчас они просто стоят и саморазрушаются, — замечает Софья.

Как говорится на сайте службы по охране объектов культурного наследия, дом 1887 года постройки включён в реестр как памятник регионального значения «Усадьба Козминской: дом жилой, флигель; в 1910-х шапочная мастерская Кончина». Его состояние оценивается как неудовлетворительное, а в концепции по сохранению деревянного зодчества указано, что его ждёт расселение. При этом в акте государственной историко-культурной экспертизы вдохновенно записано, что дом №32 – один из самых значимых элементов архитектурно-градостроительного ансамбля «Застройка Богдана Хмельницкого».

«Сложившийся ряд «доходных домов» на чётной стороне улицы Богдана Хмельницкого является редким, если не уникальным фрагментом исторической жилой застройки с почти буквальным выражением эволюции доходного дома - от простейшего начального типа (Хмельницкого, 14) до сложного, устойчивого типа с профессиональной проработкой фасадов и планов, пример которого – исследуемый объект культурного наследия», — пишет эксперт Александр Прокудин.

И хорошо, если к дому в итоге отнесутся с таким же вдохновенным восхищением.