«Машины грохочут — стены трещат». Как семья знаменитого химика спасает кружевной дом на берегу Ангары

Бульвар Гагарина каким-то чудом сохранил небольшую часть старинной деревянной застройки. Низенькие, довольно крепкие домики стоят у самой дороги, пылясь и вздрагивая из-за проезжающих автомобилей. А машин тут много — это же забитый пробками неугомонный центр города. Есть среди домишек один, за который всегда цепляется взгляд: у него тёмные бревенчатые стены, обрамленные деревянным кружевом, за простеньким забором — густо наряженное крылечко. Наверняка, это самый красивый дом на набережной и точно один из самых интеллигентных. О нем мы и будем рассказывать в новом выпуске «Исчезающего Иркутска».

В проекте «Исчезающий Иркутск» журналисты портала «ИрСити» и историк Алексей Петров* (по решению Минюста России от 29 сентября 2021 года внесен в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента) рассказывают истории о деревянных домах нашего города. Проект начался в 2014 году, и с тех пор написано более 100 историй о заброшенных, полуразрушенных памятниках архитектуры и просто знаковых для города зданиях. Некоторые из них уже исчезли с карты Иркутска.

Здание по адресу Гагарина, 16, которому сейчас около 130–140 лет, получило свой особый статус раньше многих в городе — еще в 1985 году. В перечне региональных памятников архитектуры оно записано как «Жилой дом». Слишком просто для такой заметной постройки.

Над домиком нависает медуниверситет. Выше по бульвару, стоят три деревянных здания — аккуратных и чуть тронутых кружевом. Пустым из них кажется только рыжий, что на углу Гагарина и Красного Восстания. У него все время наглухо закрыты ставни и уже давно растрепаны печные трубы.

Наш «жилой дом» почти кофейного оттенка, с благородной потертостью на брёвнах, с широкими окнами и с ровными лентами изящного деревянного плетения, в которых какой-то мастер запечатлел то ли ангарские волны, то ли причудливые морозные узоры. Почти впритык к его стенам шумят, фырчат, газуют машины, тротуарчика с этой стороны бульвара Гагарина почти нет.

Территория вокруг дома обнесена скромным забором в цвет. За ним — небольшой дворик, застывший в снежной стуже. Пока мы ждём хозяев, чтобы поговорить, луч закатного солнца стекает с крыши и запутывается в деревянных завитках.

Прийти сюда хотелось давно. И даже как-то осенью мы пытались, но никто не открыл. Пришлось отложить одно из самых волнующих путешествий. Но потом неожиданно нам в редакцию написала Вера Баранская, которая согласилась рассказать историю своей семьи, которая живет на Гагарина уже больше 60 лет.

Ворота нам открыла ее сестра Елена, знакомая Алексея Петрова*. Биолог и историк обнялись, и мы прошли во двор. Он оказался небольшим. Может, когда-то давно здесь был крупный участок, большой сад, несколько хозяйственных построек, но потом землю подрезали ради развития медуниверситета. Основная часть двора покрыта снегом, под белыми шапками спят маленькие грядочки и две табуреточки.

Мы обходим здание вокруг — оно оказывается очень похоже на дом-колодец на Марата. Тоже буквой «П». Во внутренней части под снегом скрывается прицеп и два окошка, по красоте ничуть не уступающие тем, что глядят с «лицевого» фасада.

Семья Баранских живет в одной половине с простым дворовым крылечком.

— С этим домом довольно хитрая история. Потому что на самом деле его построили братья-стоматологи, которые прямо здесь принимали пациентов, — рассказывает Елена.

Их фамилию найти не удалось, но зубные врачи могли работать в Кузнецовской больнице, у которой по центру города было несколько зданий.

— Особо никаких документов об этом доме нет. После революции он был национализирован, а затем, видимо, передан госуниверситету. И здесь в итоге жили его служащие. В частности, я знаю, что до нас здесь жил Бочкарев, он был деканом химфака, а потом ректором ИГУ. После него в дом въехала семья моего деда. А уже позже ему каким-то образом удалось приватизировать здесь квартиру, — продолжает Елена.

Речь, конечно, про Петра Бочкарева, именитого ученого-химика. Он родился 4 января 1904 года в селе Тисуль Томской губернии в семье крестьянина. Сначала окончил Томский педагогический техникум, а потом перебрался в Иркутск, где поступил на естественное отделение педагогического факультета ИГУ, получив специальность преподавателя химии и естествознания. С 1941-го по 1945 год был деканом химического факультета, потом 10 лет — проректором по учебной части, а с 1962-го по 1967-й возглавлял сам госуниверситет. Бочкарев считается основоположником направления по изучению химического состава вод в Восточной Сибири.

— Вам Лена уже рассказала про наше крыльцо? — вдруг распахнув дверь, спрашивает Вера.

А крыльцо, говорит она, «отъехало». Летом прошлого года энергетики решили заменить кабель, проложив его вдоль территории медуниверситета и практически по двору жилого дома. Собственники потребовали документы, и на них линия прервалась. Зато рядом с факультетскими клиниками все сделали.

— Прокопали весь больничный двор, вскрывали асфальт, из-за того, что работала техника, у нас просел колодец, отъехало крылечко и разошлись трубы. И теперь у нас большие проблемы с канализацией, — качает головой Вера.

Дом находится на самоуправлении. Ни одна управляющая компания не хочет им заниматься. «Им же не выгодно», — строго поясняет Елена. Даже с вывозом мусора пришлось договариваться, чтобы оператор забирал выставленные за забор пакеты. Нет помощи и со стороны властей.

— Знаете, у нас до смешного доходит — мы комиссии предъявляем ручки, снятые с замененных окон, — смеется Елена.

— Это как?

— Раньше здесь не было такого интенсивного движения, и с деревянными окнами можно было жить. Сейчас это вообще невозможно. Поэтому мы сменили деревянные окна на пластиковые. И все это не без контроля: специальная комиссия проследила, чтобы соблюдался исторический экстерьер дома и снаружи окна были темными. Поэтому они у нас двусторонние: снаружи коричневые, внутри белые. А снятые старые ручки у нас хранятся в коробочке, потому что они прописаны в охранном обязательстве, и служба должна проверять их наличие, — объясняет женщина.

Из-за особого статуса жильцы не могут полноценно ремонтировать дом. А хотелось бы.

— Мы не можем менять двери, не можем менять лепнину и так далее. При этом крышу перекладываем за свой счет, и никто нам ничего не компенсирует, — разводит руками Елена.

Прямо посреди уличного разговора на порог выходит рыжий кот — проверить, куда это подевались хозяйки.

— Так, ну-ка заходи скорее в дом, тут же холодно, — обращается к нему Вера.

За полутемной прихожей еще одна дверь, и вот мы уже толпимся в маленькой кухне, перед тяжелым столом и необычной печкой. Кот следует за хозяйками, помогая им показывать дом.

Семья десятилетиями аккуратно сохраняла небольшие подробности старинного быта: двустворчатые двери, ручки, замки, печные заглушки, лепнину посреди большой комнаты, а еще толстые полки и резные шкафчики. Подновляя, подкрашивая, подбеливая старое, люди годами наполняли пространство фотографиями и книжками.

Вдруг оказывается, что думать здесь легко и просторно, несмотря на то что внутри много тихих и темных уголков. То ли это так работает мастерство строителей прошлых веков, то ли влияет строгая бережливость хозяев, а то ли всё вместе.

— Печка у нас старая, — приводит нас в чувство Елена и показывает на круглые вьюшки. — Ей 100 с лишним лет. Изначально это была обычная русская печь с лежаком. У наших соседей так и осталось, а у нас вместо лежака сделали ванную, когда в дом проводили воду, отопление и центральную канализацию. Было это давно, еще в 50–60-е годы.

Баранские — это известная в научных кругах фамилия. В Иркутске они примерно с первой половины XX века. Прадед Елены и Веры — Дмитрий Илларионович, сын судового механика, — привез семью из Одессы, был известным селекционером, стоял у истоков Русского ботанического общества. Уже его сын Алексей увлекся органической химией, был проректором ИГУ по учебной работе, деканом химического факультета. По стопам Алексея Дмитриевича пошел и его сын, отец Веры и Елены, — Владимир. Долгие годы он работал в научно-исследовательском институте нефте- и углехимического синтеза при госуниверситете. Не стало Владимира Алексеевича совсем недавно — 30 июля 2023 года. Он всего два дня не дожил до своего 75-летнего юбилея. Сегодня сестры ухаживают за матерью.

— К сожалению, тут немного сыпется с потолка, потому что по ночам прямо под окнами гоняют какие-то грузовики, гремят так, что кажется, будто очередное землетрясение. А здесь у нас пятна, потому что в прошлом году рванули трубы. А еще трещины на стенах и печке. Мы, конечно, стараемся, насколько это возможно, но без отца сложно. Он много руками делал, а вот его не стало, и всё, — грустно говорит Вера, показывая большую комнату.

Женщина вспоминает, что ее дед Алексей Дмитриевич вместе с женой и двумя детьми жил в коммуналке на Марата у родственницы — Натальи Теремец, известного в те времена стоматолога. Хоть и в двух комнатах, но впятером жить было тесновато. Так, отец Веры — Владимир — спал на раскладушке под кухонным столом.

В дом на Гагарина переехали неожиданно быстро примерно в 1962–1963 годах. Две семьи химиков — Бочкаревы и Баранские — договорились за неделю.

— Моей бабушке не нравилась квартира, она всегда мечтала жить в доме. А жена Петра Бочкарева наоборот, была ярым противником дома, и хотела в квартиру. А потом дед с моим отцом уехали в Рязань, а бабушке позвонил Бочкарев и говорит: «Все, мы договорились с грузовиком, переезжаем». И всего за два дня все перевезли, можно сказать, бабушка одна этим занималась, — со смехом рассказывает Вера.

А еще у Баранских было крыльцо, находилось оно со стороны факультетских клиник. Считается, что именно с этой стороны те самые братья-стоматологи принимали пациентов. От парадной остались только створки дверей посреди квартиры.

Крылечко было больше и наряднее, чем сохранившееся со стороны их соседей: сложенное из брёвен, украшенное кружевами и даже застекленное.

— Однажды дедушка и бабушка с детьми куда-то уехали, может, на Байкал, и осталась дома одна баба Тата (Наталья Теремец — Прим.ред.). В тот момент клиника решила сделать проезд, представители пришли к нам домой, спросили: «Можно ли сносить?» И баба Тата сказала: «Конечно, сносите». Дед долго не мог ей простить эту историю, — делится семейными легендами Вера.

В списке утраченного — старинный забор с большой входной группой. Его не стало в 2013 году, во время эстафеты Олимпийского огня, которая проходила по центру Иркутска. В честь такого события власти обновляли набережную. И всё бы ничего, но в один прекрасный день красивые ворота упали. «Рано утром их просто срезали пилой», — говорит Вера.

Жильцы обеих половин дома очень долго добивались, чтобы новый забор был не зеленый, как везде, а коричневый, красили его всегда за свой счет. Теперь он уже прогнил и требует замены. Но соседи пока никак не могут договориться, какое ограждение ставить. Деревянный две семьи не вытянут — по летним ценам он стоил около 190–200 тысяч рублей. Как вариант — сделать из темного и качественного профлиста. Но и это выльется в копеечку — по примерным оценкам, он обойдется в сумму около 130 тысяч.

От ученых — дедушки, бабушки и родителей — остались архивы: два чемодана фотографий, которые Вера хочет как-нибудь разобрать и подписать.

То дворовое крылечко, которое сейчас есть у Баранских, маленькое и низенькое, женщины не торопятся его поправлять, так как сначала надо решить вопрос с канализацией, пострадавшей от действий сетевиков. Обращаться в службу по охране памятников, по мнению жильцов, не имеет смысла: не помогут и заодно установят жесткие сроки реставрационных работ, лишив людей мало-мальской свободы действий.

Вера рассказывает, что проблемы с канализацией стали заметны в августе. Женщина подумала, что забились трубы, хотя этого никогда не происходило. Приехавшие на вызов сантехники объяснили, что это не засор, а «тектоническое расхождение труб». С тех пор мастеров приглашали еще трижды.

— В конце февраля ожидаем рабочих, которые смогут заменить нам чугунные трубы. Сразу придется выложить тысяч шестьдесят, — объясняет Вера.

Подвал совсем крохотный. Под расколовшимися трубами влажные пол и стены. Зато можно посмотреть, как раньше делали фундамент для деревянных усадеб — их гигантских блоков песчаника со слюдяными прокладками. Их видно не должно быть, но после истории с кабелем часть слюды хлопьями вылезла наружу.

— Здорово, конечно, сейчас изучать геологические слои, но нам этого не сильно хотелось, — иронизирует Вера.

В единственной подвальной «комнатушке» — полочки с солениями. Рыжий кот, который все это время скакал вокруг гостей, спрыгнул в подпол, решив обойти полутемные ряды банок и в очередной раз подставив свою хитрую морду в объектив.

— А жить в деревянном доме вам нравится?

— Конечно! Это очень круто, — сразу же отвечает Вера. — Но государству такие деревянные здания как будто не очень нужны. У нас, к сожалению, нет денег, чтобы приводить все это в порядок. Но смотреть, как все это выглядит, если честно, мне больно.

* Алексей Викторович Петров по решению Минюста России от 29 сентября 2021 года внесен в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента.