Беженка Оксана Кузнецова: Родственники на Украине назвали нас террористами

Оксане Кузнецовой 25 лет. Всю свою жизнь прожила в Донецке, закончила обычную школу, «музыкалку», отучилась в институте на инженера-конструктора, работала технологом на машиностроительном заводе, там же познакомилась со своим будущим мужем. В августе 2014 года она приехала в Иркутск с маленьким сынишкой на руках. По счастливому стечению обстоятельств, здесь живут её родственники – бабушка, тётя с дядей и двоюродные брат и сестра. Они помогли девушке прожить год в Иркутске. Мы познакомились с Оксаной на шумной детской площадке как раз накануне её отъезда обратно, в Донецк. От рассказа этой храброй девушки в горле вставал комок, а холодная пустота в душе ощущается до сих пор.

В конце ноября 2013 года, после заявления правительства Николая Азарова о приостановке подписания соглашения об ассоциации с Европейским Союзом, сторонники евроинтеграции заняли главную площадь Киева — Майдан Незалежности. Позже он стал эпицентром противостояния спецназа МВД и участников протестов. Массовые акции, названные Евромайданом, прошли по всей Украине. 22 февраля 2014 года на Украине произошла смена власти, после чего Крым по итогам народного референдума вошёл в состав России. На юго-востоке Украины началось противостояние между армией и непризнанными Луганской и Донецкой народными республиками. Власти США и стран Евросоюза настаивают на том, что Россия участвует в войне на стороне ополченцев. По этой причине страны Запада ввели в отношении России несколько пакетов экономических санкций. Президент России Владимир Путин в ответ распорядился запретить или ограничить ввоз продуктов из стран, которые ввели санкции против РФ.

- Как вы попали в Иркутск?

- Ещё осенью начался Евромайдан в Киеве, от него пошли волны к нам на восток, в Донецк, люди стали потихоньку нервничать, переживать. И где-то в апреле — мае, после случая в Одессе, у нас обострилась ситуация, начали ставить блокпосты, появились люди в форме – так называемые ополченцы. Когда начали бомбить Славянск и Краматорск, люди ещё больше занервничали. В июне подобрались очень близко, километрах в 15 от дома. Авиаобстрелы были видны с балкона, бомбили стабильно в четыре часа утра и в 10 вечера. Под артиллерийские обстрелы попали соседние Петровский район, Карловка. Но ни там, ни там, вообще не было ополченцев - мы это знаем, у нас там жили знакомые. Когда бомбёжка стала приближаться, я решила уехать в Россию, потому что мне маленького ребёнка надо на ноги ставить и не хочется, чтобы он жил в подвале.

Муж там. За ним работа оставалась. Он поехал сначала в Харьков работать. Рассказывал, как тяжело им было. Под наше предприятие гостиницу выделили, и на неё тут же вооружённое нападение. Их очень оскорбляли: «вы зачем сюда припёрлись?», «москали», «ватники». В общем, очень грубые оскорбления были, охрана не справлялась иногда. Он потом не выдержал, узнал, что наш завод возобновляет работу, вернулся туда. Завод находится на остановке Босе, которая подверглась обстрелу, и он как раз был в это время на заводе, говорит: еле-еле успели добежать до бомбоубежища.

В Иркутске у меня родная бабушка. Здесь её вторая дочка с мужем и двумя детьми. Мы позвонили, объяснили ситуацию, они нас приютили, помогли обосноваться, повозили по всем службам, собрали все документы. Я здесь жила на всех правах, у меня было удостоверение временного убежища. Сильно помогли в организации Красный крест. Знакомые помогли вещами для ребёнка, меня саму одели — обули, потому что я вообще приехала без зимних вещей, не рассчитывала, что так долго здесь пробуду.

Трудности возникли с выплатами на ребёнка. Я изучала вопрос. По закону право выплаты пособия по безработице на ребёнка имеет каждая женщина, приезжая, не приезжая, ровно сколько живёшь, столько и имеешь права. Но в соцслужбе мне отказали. Сказали: получайте гражданство, разрешение на временное проживание – только тогда можно обращаться. Тем, кто по программе переселения попал, выплачивали стартовые деньги.

По данным управления ФМС России по Иркутской области, с марта 2014 года по март 2015-го из юго-восточных регионов Украины прибыло 8,05 тысячи человек. В Приангарье в массовом порядке направлено 3,01 тысячи граждан Украины.

Моя мама сразу, как только блокпост поставили, пошла медиком работать. И в первый обстрел она была на блокпосте, не пряталась нигде, ей приносили раненых, она их перевязывала, отвозила в больницу. Когда я уехала, родители поругались. Папа у меня остался без работы, на этом фоне ему стало очень тяжело, он стал немножко выпивать. Мама уехала в Докучаевск - в горячую точку. Я с мамой подолгу не общалась, не было связи. 5 июня у меня был день рождения, 6-го мама позвонила по скайпу поздравить меня и сказала, что была ранена и лежит в госпитале. Ранили её 10 мая. Снайпер попал в спину. Все были в шоке, потому что она медик, была без оружия, лишь с медицинской сумкой. Я видела её костюм: ярко-красные кресты, которые видны издалека, даже невооружённым взглядом. В этот же день погиб её однополчанин, с которым она была в хороших отношениях, он её оберегал. Она была с ним счастлива. Он бежал прикрыть её собой, но не добежал...

В июне маму привезли в Донецк. Сейчас выписывается. Сказала, что опять пойдёт на блокпост, опять дежурить, опять перевязывать, лечить, спасать.

- А ваши знакомые уходили добровольцами на фронт?

- Да, у знакомых родители ушли, друг мой хороший бросил всё, пошёл воевать, на передовой всегда. Один друг в Донецке ОГА (Областная государственная администрация – ред.) охраняет. Очень много медиков, маминых сотрудников, они медикаментами помогают, перевязками. Очень много знакомых погибло уже...

- Существуют различные точки зрения на ситуацию на Украине: одни считают, что это гражданская война, другие говорят, что это международный конфликт…

- Знакомые, которые были в Краматорске в ополчении, присылали фотографии: со стороны украинской армии было американское вооружение, американские квадроциклы, американские пулемёты, броневики, танки. А с нашей стороны – лёгкое вооружение. Эти фотографии, естественно, в интернет не пошли, забраковали.

Русские там есть. Все - вольнонаёмные. В основном, это те, кто рядом с границей живут, но есть и сибиряки. У меня мама со многими общалась: все они воюют за идею, за правду.

Говорят, что блокпосты – это только русские. Это неправда. Там очень много моих земляков. Я подходила к ним, встречала знакомых: «О, привет, ребята!». Они знали меня, потому что все местные, все свои были.

- Как думаете, почему в последнее время Украина стала горячей точкой?

- Это началось, на самом деле, ещё давно, с «оранжевой революции». Думаю, было понятно всем, кто трезво смотрит на вещи, что это «холодная война», которая продолжается между Россией и США. И чтобы Россию прижать, её надо со всех сторон окружить. Например, Саакашвили напал на Южную Осетию, Абхазию, и тоже обвиняли в этом Россию. Хотя у меня друг, мой одногруппник, был в Грузии в это время. Он видел, как танки едут и по мирным домам палят. Другу, кстати, не повезло, потому что он сейчас в Донецке. Две войны за 25 лет пережить – это очень страшно…

Пытались Белоруссию прижать, но «батько» не дал пройти. А Украина - большая страна, имеет большую границу с Россией, поэтому очень удобно расставлять свои войска. Тот же Крым – я считаю, что он всегда по праву принадлежал России, несмотря на то, что я живу на Украине. Было известно, что блок НАТО будет свой флот там расставлять для того, чтобы Россия поджала хвост.

В Донецке и Луганске живёт очень много русских, родственники которых по всей России разбросаны. Поэтому начали упираться, начали бороться, потому что никто не хочет прогибаться под Америку, мы – особенно. Тяжело, конечно, у нас в Днепропетровске есть родственники. Они напрочь отказались с нами общаться, сказали: «Вы пророссийские сепаратисты, террористы». Мы теперь с ними не поддерживаем связь. Когда мама позвонила после ранения, думала, может, посочувствуют, а ей ответили: «Ой, ну выздоравливай». Не было ни капли сочувствия.

- Восточная и западная части Украины между собой конфликтуют?

- Я считаю, что это со времён УПА (Украинская повстанческая армия - ред.), ОУН (Организация украинских националистов – ред.), Бандеры. Историк в институте был, обожествлял Украину и поэтому любил Степана Бандеру. Говорил: это националист, который поднимал людей не только против русских, но и против немцев. Но нельзя обманывать, факты-то говорят о другом: эти отряды служили немцам и убивали русских. Считаю, что тогда не полностью движение подавилось. Поэтому остались потомки, которые на генетическом уровне продолжают не любить и навязывать эту ненависть. Я считаю, что это именно навязывание. Я училась в 11-м классе, когда учебник по истории переписывали после «оранжевой революции». Мы видели эту ситуацию как бунт. Тем более, когда кричали, что женщин на Донбассе надо колючей проволокой обвить и запретить им рожать. Это, кстати, слова Юлии Тимошенко, и их все слышали. Но в новых учебниках написали: «Это большой шаг в Европу», мол, настолько Украина прогрессирует, что с помощью революции свергла действующую власть, которую выбрал народ. Пусть президент не всем нравился, но это было силовое воспрепятствование решению народа. Под влиянием европейских стран…

- Под влиянием европейских стран, а в Евросоюз Украину ведь не пускают.

- Да. Я была бы и не против Евросоюза, но если бы наша страна вступила в Евросоюз как страна с большим рынком сбыта, с огромными мощностями, с хорошим уровнем занятости, вообще с хорошим уровнем жизни, чтобы нас хотели взять в Евросоюз, чтобы нас просили и чуть ли не умоляли. Вот это да, это было бы сильно, прогрессивно, «шаг в будущее». Но, извините меня, страна, в которой 60% безработицы, низкие зарплаты, вся тяжёлая промышленность с каждым годом всё хуже, рынок давится. Все страны занимаются чем? Импортозамещением. Они стараются, чтобы вся импортная продукция оставалась в своих странах, чтобы свою экономику поднять. Украина будет просто рынком сбыта, нам не дадут развиваться, нас затопчут. На таких правах я не хочу, чтобы мы были в Евросоюзе. У нас осталось очень много пустых ковчегов под Чернобылем, в которые можно спокойно спрятать ядерные отходы. Но быть полигоном тоже не хочется. Дышать ядерными отходами, которые ещё с Чернобыля остались, он же всё равно фонит.

- В чём причина такой ситуации на Украине?

- Коррумпированность чиновников. Мы с этим сталкивались неоднократно. Когда приходят и могут на ровном месте завести дело, подставить, докопаться до чего-нибудь. И говорят: если вы заплатите нам, ничего этого не будет. Даже в больницах: не заплатишь, лечить не будем. Есть деньги – пожалуйста.

- А Донецк сейчас в составе Украины или всё-таки отдельно?

- Не знаю. Это ещё под большим вопросом. Я ходила на референдум. Пусть его называют фиктивным, нелегитимным. Я туда ходила, сказала, что хочу отсоединиться, потому что не хочу жить при такой власти. Но сейчас Донецк в подвешенном состоянии. Вроде бы и независимый, вроде бы автономная область на Украине. Всё это только решается. В Минске, конечно, на бумаге складывают оружие, но оно всё больше скапливается на границах у нас.

- Очень многие надеются на Россию. Но надо смотреть на вещи реально. Зачем России такой балласт? Она сейчас с Крымом концы с концами сводит, новый мост делают, теперь будет газовый трансфер через Турцию, это тоже неустойка считается. Возможно, если мы будем как автономная республика, как буферная зона между Украиной и Россией, как маленькое государство. Если мы вступим в Таможенный союз, может, будет легче, но самой России мы не нужны.

Из-за присоединения Крыма моя тётя сразу ползарплаты потеряла, очень многие малые предприниматели сработали в ноль, некоторые – в минус, поэтому зарплату выплачивать нечем.

- За год вы наверняка успели понять ситуацию в России. Как можете её оценить?

- В вашей стране идёт борьба с коррупцией, это тяжёлая борьба, но думаю, что в этом направлении Россия не стоит на месте. С экономической ситуацией дела обстоят немного хуже, но, думаю, когда рынок на большую часть будет заполнен товарами собственного производства, а не импортом, тогда станет легче. Это тоже тяжёлая борьба и длинный путь, но если немного потерпеть, то, думаю, всё будет хорошо. Большинство моих знакомых говорили, что не против потерпеть... Работа есть, её достаточно. Очень многие приезжие нашли здесь работу от пекаря до инженера, многие работают по специальности. Не всех устраивает зарплата, но я думаю, что это уже какие-то причуды. Как по мне, главное, что есть работа и вера в завтрашний день.

- А как относитесь к Владимиру Путину?

- К Путину я отношусь очень хорошо. Сравнивать есть с чем. В нашей стране не было президента, который думал о народе. Это, конечно, везде: сначала набить свои карманы, а потом и о народе. Но у нас всегда забывали о простых людях. В политике Путина мне нравится то, что он не прогибается под США, не просит у них помощи, что за время его правления Россия выплатила все кредиты, при этом ещё и долги СССР. Нравится, что при его правлении начал развиваться внутренний туризм, ведь Россия - огромная и необъятная и в ней есть очень много красивых мест. Я рада за вашу страну, что у неё такой сильный президент.

- Вам известно, как обстоят дела сейчас у вас на родине?

- Сейчас окраины обстреливаются. Мой родной Кировский район, Петровский. У меня знакомые там живут, говорят: уже людей почти нет, выехали, потому что жить негде, дома разбомбили. Киевский район, Куйбышевский – то, что примыкает к аэропорту – тоже, всё обстреливается. Муж у меня живёт в Калининском районе, это центральный район. И рядышком там находится миссия ОБСЕ (Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе – ред.), поэтому этот район самый спокойный, самый тихий.

- Много ли возвращаются обратно?

- В принципе, из моих знакомых вернулись почти все. Я общалась с мужчиной в УФМС, он сюда привёз жену, у неё была онкология, из-за нервов усугубилось, её не удалось спасти, он её здесь похоронил, сам вернулся в Донецк, сказал: жить мне не за чем, пойду в ополчение. Женщина одна смогла забрать младшую дочь, а старшая – осталась в Донецке. Потому что она была за городом, а когда вернулась, дома никого нет. Женщина планировала вернуться и забрать её.

- А вам не страшно?

- Страшно. Очень страшно. Не столько за себя, сколько за ребёнка. Но сейчас я хочу какое-то время побыть с мамой, помочь ей встать на ноги, морально окрепнуть, потому что она всё это очень тяжело переживает. Хочу маму забрать сюда, может, получится её уговорить. Вообще посмотрю по ситуации, если всё будет плачевно, я вернусь. Всё-таки ребёнок мне важнее, чем жить на родине.