Павел Циколин: Люди относились к обсерватору как к тюрьме

Павлу Циколину 44 года, он общественник со стажем. Сейчас возглавляет «Ресурсный центр по поддержке некоммерческих организаций Иркутской области». С 24 мая по 7 июня он руководил обсерватором, развёрнутом в иркутской гостинице «Роса». В интервью порталу «ИрСити» он рассказал, эффективны ли обсерваторы, почему работа там - это «лёгкая форма бессмыслицы», и за что на него обиделся региональный минздрав.

- Почему вы согласились руководить обсерватором?

- Я в общественной работе давно, уже 17 лет. И сейчас я возглавляю областное казённое учреждение «Ресурсный центр по поддержке некоммерческих организаций». И каждый раз, когда я сталкиваюсь с каким-то вопросом, мне хочется разобраться, в чём причина этого.

Здесь немного схожая ситуация. До этого на руководителей обсерваторов назначали наёмных работников, зачастую это были сотрудники отелей. Но поскольку стоит задача работать со всеми службами, в том числе с Роспотребнадзором и минздравом, поступило требование, что возглавлять обсерваторы должны как минимум работники из системы. И тогда появилось даже не предложение, а просьба: «Паша, нам надо помочь, у нас на обсерватор нет руководителя». И я согласился. С одной стороны, раз попросили о помощи – я помогу. А с другой, мне хотелось увидеть и понять, что такое обсерватор, для чего он нужен, потому что информации не было.

- Чем занимались как руководитель?

- Организовывал приём и отправку людей. Всего в обсерваторе было три смены по 14 дней. Он начал работать почти сразу, как были введены ограничения.

Я заехал 23 мая, сначала принял гостиницу, удостоверился, что там провели дезинфекцию, всё прочистили, прокварцевали, промыли. Со мной в команде было также два медицинских работника: врач из хосписа и фельдшер из 15-й поликлиники - и пять сотрудников гостиницы: один отвечал за охрану, двое - за приём и обслуживание гостиницы, и две уборщицы. Утром 24-го прибыл борт из Москвы, и нам привезли первых постояльцев.

Я столкнулся с нелогичными вещами, которые было трудно объяснить людям. Бывало, что в аэропорту им говорили одну информацию: вот вы сейчас поедете на 2-3 дня, давали документ, они не глядя его подписывали, потом приезжали к нам. Я им говорил: вы посмотрите, под чем вы подписывались, там чётко и ясно – распоряжение Роспотребнадзора, 14 дней. Какие 2-3 дня?

- А почему так?

- Я, наверно, понимаю, с чем это связано. Представляете, какой там поток людей? С каждым объясняться?

Была такая ситуация – я на неё указывал, и другие представители обсерваторов её поддержали. Роспотребнадзор даёт постановление: 14 дней нахождения в обсерваторе. А по постановлению минздрава определён 14-дневный период, во время которого нужно взять три анализа – нам про это с первого дня твердят – на третий, на шестой и на десятый день. Но так как вся система перегружена, то исследования делали не за один день, а за три. Если на выходные попадало, то и за четыре, а кто-то и пять дней ждал.

У некоторых были постановления: до первого отрицательного [теста на коронавирус]. А у других возникали вопросы: почему ему до первого отрицательного, а мне 14 дней? С этим нам потом приходилось работать, снимать напряжение, разговаривать.

Получались непонятные ситуации. Прилетел рейс, среди пассажиров – солдаты, кому-то дали [постановление] до первого отрицательного, кому-то 14 дней. Пришёл первый отрицательный у всех, солдатов после них отправили домой, а у остальных взяли второй анализ. И на втором вылезает положительный результат. Хотя они все вместе летели.

Я после этого просил Роспотребнадзор объяснить, как такое возможно?

- Что Роспотребнадзор ответил?

- Ничего. Понимаете, здесь нет крайних, виноватых, в целом система оказалась не рабочая: что власть, что специализированные службы, что люди. Мы должны объединиться, согласиться с предложенными условиями и вместе двигаться, но иногда предложенные условия не до конца логичны.

Например, я не могу понять, почему не может работать ресторан, но может ездить маршрутка, полная людей. Если ты придёшь в ресторан, бизнес обеспечит соблюдение всех условий: и расстояние между столиками, и обработку. А в маршрутках встречается такая категория людей, которым всё равно, и если кто-то один сознательный едет в маске, то над ним пятеро без масок. На этом вся методология ломается.

Как-то у нас спросили: эффективны обсерваторы или нет? По идее, эффективны. Когда вначале сказали сесть на самоизоляцию, все же в первые полторы-две недели её соблюдали. Но в тот момент отовсюду прилетали самолёты, тогда и должны были заработать обсерваторы. Мы оказались нерасторопны. И поэтому, конечно, от этой ситуации уже и бизнес задыхается, и люди.

- Как закончилась смена?

- У тех, кто остался в обсерваторе, в пятницу взяли анализы, они попали в лабораторию только в воскресенье, а в понедельник уже 14 дней, оставаться нельзя, потому что приехала фирма для дезинфекции. И получается, что в понедельник мы всех отпускаем, сами едем домой, но при этом ещё не получили результаты тестов. Я у минздрава спросил: как вы меня так отпускаете? Мне сказали: ждите, и всё. Потом обиделись, что я на весь Иркутск об этом рассказал. Уже вечером мне сообщили, что у всех результат отрицательный. На следующий день прислали документ.

Даже когда думал, что могу заболеть, боялся не самой болезни, я боялся в эту систему попасть, боялся, что там так же всё нелогично. Непонятная война была. Как мне бабушка рассказывала, что во время Великой Отечественной войны в первые бои с палками ходили, потому что оружия не было, и вот какое оружие подберут на поле боя, с тем и воюют. Вот здесь что-то похожее.

- В чём ещё выражалось непонимание со стороны людей, попавших в обсерватор?

- Например, приехали две женщины из Якутии. Челночницы. Одна меня полдня уговаривала, чтобы я за 10 тысяч отпустил её на «шанхайку» затовариться. Я говорю: «Вы не понимаете, что происходит, что вас не просто так сюда поместили, не потому что вы какая-то плохая, а чтобы уменьшить риск?» А она: «Да я на 10 минут всего!» Пришлось объяснять логичные вещи: если ты через кого-то закупаешься, позвони им, составь заявку. В итоге она как-то всё организовала.

Или передачки от родственников. Как-то дядя одного из военнослужащих принёс посылку: в пакете три буханки хлеба, замотанных пищевой плёнкой, и две пачки сока. Я полицейского зову: «Тебе не кажется, что это странная передача?» Он начинает щупать хлеб, видит, что хлеб надрезан, пищевую плёнку снимает, корочку убирает, а там три пакета с водкой. Я зову мужчину, который принёс посылку, спрашиваю: «Зачем ты привёз три литра водки? Ты представляешь, что с ними будет?» Я вот ни разу не видел, чтобы водка была для медитации: выпил и успокоился.

Люди относились к содержанию в обсерваторе как к тюрьме. А ведь обсерватор это как медицинское учреждение. Ну какая водка?

Мы добросовестно делали свою работу, медперсонал утром, днём и вечером измерял температуру, постояльцев кормили, в номерах убирались, всё дезинфицировали. Роспотребнадзор каждый день проверял всё.

- Вы в Facebook (запрещённая в России экстремистская организация) рассказывали про огромное количество бумажной работы.

- Да. Мы вроде живём в XXI веке, но сотрудники заполняли девять тетрадок. Это положено по правилам ведения обсерваторов. Мы из 100% нашего времени 50% уделяли бумагам, а могли бы это время уделять людям, общению с ними.

Ещё были электронные таблицы, в каждое ведомство – Роспотребнадзор, минздрав, УВД, оперативный штаб – своя. По сути, вся информация схожая, только последовательность разная. Помимо этого три группы в WhatsApp, куда каждое утро тоже нужно было скидывать информацию. Я говорю: «Подождите, а таблицы я куда отправляю?»

Лёгкая форма бессмыслицы, в которой участвовали все.

- Как думаете, что-то изменится после пандемии?

- К сожалению, в большинстве своём люди молчат, терпят. Я считаю, что нас ждёт много проблем. Пока мы бросили все силы на борьбу с одним врагом, у нас выпали плановые приёмы, операции. Мы уже с общественниками по этому поводу работаем.

Я не хочу стать частью статистики, потому что там нет людей, там просто какие-то цифры. Мне, например, не понравилось, что появилась отдельная графа – «вахтовики». Зачем их стали выделять, навешивать ярлык? Этих не жалко, что ли?

У нас и без вахтовиков немало приезжих, которые косят траву, ремонтируют дороги, строят дома. Например, к нам привезли пятерых таджиков, которые приехали сюда на заработки. Один из них – старший, он по-русски говорит, остальные вообще ничего не понимают. Старшего на четвёртый день увезли с положительным результатом, а четверо остались. Мне их выписывать, и куда они пойдут? Старший через 3 дня нахождения в больнице перестал выходить на связь.

- Известно, куда они ушли?

- Они потом с кем-то из своей диаспоры созвонились и туда поехали.

- Побеги бывали?

- У нас не было. В предыдущей смене двое убегали, их вернули. Тут же суд прошёл, назначили немалые штрафы.

Зачастую мы психологами работали, чего людям тоже не хватало. Нужно было с ними просто поговорить, потому что они на 2 недели были ограничены в одной комнате, телевизор, окно – и всё.

- О чём разговаривали?

- О жизни. Например, с солдатами про службу. Они рассказывали, как их отправляли в Москве оппозиционные митинги охранять, как они пересмотрели все концерты, которые тогда были. Так вроде поболтают, и им повеселее.

Общественники, кстати, сразу сориентировались. Фонд «Возрождение Земли Сибирской», которым руководит Елена Творогова, собрал книжки, сканворды и привёз нам. Я потом раздал по номерам.

- Сколько человек за смену прошло?

- Сорок восемь. Это те, что постоянно жили. Ещё 14 – транзитные, они приезжали, а на утро их забирали на следующий рейс.

- А по роду занятий что это за люди?

- Разные. Кто-то на заработки ехал, кто-то возвращался по личным делам. Одна женщина ехала в Усть-Илимск, у неё сын в армию уходил. Ещё один парень - из Якутии, у него папа умер, он приезжал на похороны.

Деньги на проживание и питание постояльцев тратятся из бюджета: в день – 1950 рублей на каждого. Если посмотреть, сколько всего людей жили в обсерваторах, это немаленькие деньги.

- Сколько всего было выявлено заболевших за вашу смену?

- Два человека. Ещё у одного был сомнительный результат, но диагноз не подтвердился.

- Не страшно было, ведь вы контактировали с ними?

- Конечно, страшно было. Ещё так получилось, пока нам результаты не пришли, стало известно, что в другом обсерваторе из 38 протестированных 25 было положительных.

- Почему вы сейчас ещё 8 дней на самоизоляции находитесь?

- У меня последний контакт с «положительным» был 6 дней назад.

- Тест вам будут делать?

- Нет. Мне 2 недели – инкубационный период – нужно просто отсидеть, если симптомов никаких не будет. Когда закончится срок, сдам анализ на антитела.

- Что родные сказали, когда узнали, что вы будете руководить обсерватором?

- Да ничего не сказали. Все уже давно привыкли. Я и в Тулун ездил помогать, и когда были войны по земле в Иркутском районе, бегал по всем инстанциям, чтобы отстоять право людей на их землю.

- Где семья сейчас?

- Дети с мамой. Моя мама в Братске живёт. Я один дома, с собакой.

- Говорите, что минздрав на вас обижается за правду. Не боитесь, что вас как госчиновника могут наказать?

- Я о себе никогда ничего не скрывал, всем, кому надо, всё обо мне знают. Работал в разных учреждениях, службах, меня везде проверяли. До этого я у четырёх губернаторов был советником, и у меня было основное условие: я не буду выводить общественников на парады, политические митинги под флагами каких-то партий, я буду заниматься той работой, которая нужна для развития гражданского общества. И если что, то я публично об этом выскажусь.

И сейчас я говорю в целом о системе. А систему порождают люди, которые видят, что происходит что-то не то, но молчат, пока их самих не коснётся. Мне же всегда казалось: если что-то не нравится, лучше сразу прямо сказать. При этом не надо тыкать, что Иванов – плохой директор, главврач, министр, губернатор или президент. Эта ситуация должна настроить на то, чтобы мы все сделали выводы.

Мне понравились общественники, потому что как только всё началось, на 4-5-й день они начали шить маски, ходить по старикам, инвалидам, покупать им продукты, помогать. Это не та общественность, которая по свистку выбегает с флагами, а та, которая видит, где может возникнуть проблема, и старается её решить. На таких общественников нужно равняться.

А ещё сейчас много информационного шума по коронавирусу. Мы к нему привыкаем. Если этот «шум» пропадёт, то дальше мы останемся со всеми вопросами один на один. Так же, как с онкологией, наркоманией, ВИЧ-инфекцией, туберкулёзом, гепатитом.

- Когда выйдете из самоизоляции, первый проект, которым займётесь?

- Мы уже подготовили документ о проведении конкурса по поддержке некоммерческих организаций во время пандемии, направили его в правовое управление правительства, там его уже вычитали, ошибки все исправили. И думаю, когда я выйду [из самоизоляции], мы к этому конкурсу приступим. Это финансовая помощь НКО, в частности, на зарплату, арендные платежи.

В этом году у нашего ресурсного центра были заложены деньги на проведение массовых мероприятий, например, форумов. Будем пытаться их в другой формат перевести, чтобы эти деньги пошли на пользу обществу. Мы открыли Youtube-канал, с помощью которого общественники получили возможность реализовать свои проекты. Также мы сейчас попробуем найти новые форматы помощи целевым группам: инвалидам, людям с тяжёлыми заболеваниями.

К тому же нас ждёт много психологических потрясений и проблем с сопутствующими заболеваниями из-за отмены плановой медпомощи. Не знаю, сколько мы будем выбираться из этого, не думаю, что по мановению волшебной палочки это произойдёт. Это долгий процесс, к которому нужно готовить всех людей.