Исчезающий Иркутск: Усадьба под руинами с исчезнувшим флигелем Сухэ-Батора

Дом с номером 54Б, расположенный на улице Карла Либкнехта, мы с историком Алексеем Петровым выбрали после того, как в нём произошёл пожар. Очередная старинная усадьба Иркутска, которая стоит с конца XIX века, рискует навсегда исчезнуть с исторической карты города и уйти в небытие.

Портал «ИрСити» и руководитель Клуба молодых учёных «Альянс» Алексей Петров запустили совместный проект «Исчезающий Иркутск» в октябре 2014 года. С тех пор рассказано более 60 историй о заброшенных, полуразрушенных памятниках архитектуры и просто знаковых для города зданиях. Некоторые из них уже исчезли с карты Иркутска.

Ранним утром мы идём к пострадавшему дому 54Б, расположенному по соседству с разнотипными строениями: современным торговым центром «Дельта», кирпичной пятиэтажкой и несколькими такими же, пытающимися противостоять времени деревянными домами. Стараясь собрать по частям всё то, что осталось от раненого здания, мы ищем признаки, но находим лишь призраков жизни: они выглядывают из усадьбы золотистыми шторами, кружевной резьбой, прозрачными стёклами и оставленными бывшими постояльцами предметами обихода. По ним, как из пазлов, мы пытаемся собрать цельный сюжет.

Картину недавнего пожара сопровождает тонкий запах гари: чёрное хрупкое дерево коронует строение по всему периметру крыши. Глядя на фасад, кажется, что дом выиграл в смертельной схватке с огнём, но обогнув здание, понимаем, что победа не на его стороне - особняк напоминает хрупкий скелет, обглоданный голодным хищником.

– Когда я сообщил о пожаре в соцсетях, мне написал иркутянин Андрей Андреев. Он рассказал, что в своё время в этом дворе был флигель, который впоследствии снесли. В 60-х годах на этой территории работала историческая комиссия, которая сообщила, что во флигеле жил монгольский вождь Сухэ-Батор, когда приезжал на обучение военному делу в Иркутск. Здесь планировали сделать музей, посвящённый известному воеводе. Но поскольку флигель был уничтожен, эту идею оставили, – рассказал Алексей Петров.

Мы осматриваем двор, стараясь расположить на территории двора флигель монгольского военачальника, а затем окидываем взглядом другие строения. Неподалёку от старинного 54Б мы обнаруживаем его брата-близнеца – точно такой же деревянный дом, только с номером 54В, двухэтажный и нежилой – двери забиты и завалены снегом, письма не прочитаны и торчат из щелей. Дом не тронут пожаром.

– В этом квартале между бывшими улицами Преображенской и Матрёшинской в своё время находилось семь домов, владельцами которых были Фролова, Михайлов, Данилова, Котлевский, Носков, Борин и Конжеферов. Учитывая, что дом Фроловой располагался на углу Преображенской и Саломатовской, а Конжеферова – на углу Матрёшинской, предполагаю, что один из этих двух домов принадлежал Пелагее Даниловой, второй, вероятно, Николаю Котлевскому. Наверняка сказать нельзя, поскольку у зданий сбита нумерация. Известно, что один из этих двух домов был доходным. Он описывается, как «здание с большим количеством комнат»: в одной из них проживал некий Данилов, который искал место десятника на стройке зданий, потому что хорошо знал своё дело. В другой – преподаватель духовной семинарии Аревьев, который искал работу писарем, конторщиком или письмоводителем. В первой комнате проживала госпожа Малашедова, которая искала место помощника бухгалтера либо кассира. А в 10-й комнате одного из этих домов жила дама, которая хотела устроиться на работу прислугой, потому что умела хорошо готовить, – делится найденными фактами историк.

Мы внимательно осматриваем здание 54Б: одна из двух входных дверей на первом этаже оказывается запертой, но вторая с ведущей на второй этаж лестницей открыта и будто приглашает внутрь.

– Может зайти? – предлагает Алексей Петров.

– Думаю, что можно, если нас не засыплет обломками, – смело отвечаю я.

Мы осторожно перешагиваем через обгоревшие доски, нагибаемся, чтобы не задеть полуразрушенный капюшон подъезда, и робкими шагами ступаем вверх по лестнице, которая уверенно держится под ногами и даже не издаёт скрипяще-стонущих звуков. На ступенях разбросано множество детских вещей – маленькие коричневые сапожки и игрушки советской эпохи: плюшевые заяц, леопард, пластиковые машина и кукла.

– Это игрушка моего детства, у меня таких было много – штук 20 или 30. В 80-е они были популярными, – рассказывает Алексей Петров, обнаружив под ногами миниатюрного красного всадника с шашкой и на коне.

Среди прочих вещей мы находим мышеловку, которую оставили бывшие владельцы, вероятно, для отлова незваных гостей.

На втором этаже в маленькой кладовке, которая находится слева от нас, стоит большой и пустой деревянный сундук, умудрившийся сохранить целостность. В этом же закутке оборудованы полки и лестница на крышу, пользоваться которой нет смысла – небо отчётливо проглядывается через многочисленные дыры в потолке. Помимо вещей, на полу повсеместно разбросано множество пустых стеклянных бутылок от портвейна, явно оставшихся здесь не от постояльцев – кто-то не раз забегал в пустующий дом без приглашения.

Мы лёгкой поступью по сломанным доскам пола преодолеваем коридор, проходим мимо бывших ванной комнаты и кухни, где на стенах ещё остался кафель, а на полу – трубы, огибаем перевёрнутый в прихожей диван и оказываемся в большой просторной комнате. В пустом зале сияет яркое пятно – одиноко лежащая на досках кулинарная книга с утверждающим названием «Вы ждёте гостей». На одном из подоконников покоится старый телефонный справочник – «Список абонентов иркутской городской телефонной сети» 1979 года выпуска. А в другой комнате и вовсе обнаруживается тоненькая агрохимическая книжица с названием «Известкование кислых почв».

Казалось, что здесь по-прежнему живёт советская эпоха: старые подтяжки, мебель, продуктовая сумка, сундук, детские вещи и литература прошлого столетия будто остались на память будущим поколениям от хозяев, покинувших дом не менее 30 лет тому назад.

Обойдя все доступные комнаты на втором этаже, мы идём на поиски жизни за пределы здания. На выходе со второго этажа в глаза бросается странная картина формата А3, собранная из фигур и лиц младенцев, которые своими потускневшими глазами глядят вслед нашим отдаляющимся шагам и будто машут на прощание.

Найти ранним утром в центре города жильцов двора непросто, многие прохожие бредут через эти улицы на работу и не имеют отношения к этим домам. Но вдруг мы видим женщину, которая выходит из подъезда пятиэтажки с номером 48, и спешим спросить, знает ли она что-нибудь о сгоревшем здании.

– Очень страшный был пожар, такая близость к дому. Я пострадала очень сильно – у меня оплавились окна и потрескались стеклопакеты, – делится женщина, представившаяся Натальей Черкасовой. – Температура в доме была высокая, я боялась, что загорюсь.

– Давно этот дом стал нежилым? – спрашиваю я.

– Его расселили в 2016 году, признав аварийным и непригодным для проживания. Жильцам дали очень хорошие квартиры на Шевцова, в Рабочем, на набережной Ангары и в Ново-Ленино. Сейчас в нём лишь собаки живут, щенят рожают.

– Журналисты говорили, что восемь щенят погибли во время пожара, – отметил Петров.

– Нет, они выжили. Это поначалу мы думали, что погибли, – рассказала Наталья.

– А ранее этот дом горел? – спрашиваю я.

– Нет, это был первый пожар. Как жильцы съехали с этого здания и с угловой квартиры на первом этаже вывезли окна, сюда стали ходить бомжи. Они как раз сидели обычно с той стороны, которая сгорела. Не исключено, что они прямо в доме развели костёр, чтобы погреть руки – сейчас прохладно – и поспособствовали пожару, – отметила Наталья.

– Вы давно живёте в доме 48? Что за люди жили в 54Б до расселения?

– Я живу тут 20 лет. В доме напротив жили обычные рабочие семьи – всё, что о них известно. Но я была удивлена, когда узнала, что этот дом являлся памятником истории.

По словам Натальи, у неё нет контактов жильцов, но она предполагает, что телефон бывших постояльцев сохранился у её дочери Алисы, и поэтому берёт мой номер, чтобы по возможности сообщить мне о находках и не оставляет своего. Наталья рассказывает, что в её доме живёт одна из сторожил – бабуля на первом этаже первого подъезда. И мы, попрощавшись с Натальей Черкасовой, спешим встретиться со старушкой.

Пожилая женщина как раз выглядывает в окно, когда мы подходим к подъезду. Мы рассказываем кто такие и зачем пришли, и она соглашается побеседовать с нами через окно.

– У меня нет домофона, не смогу вас пустить, – говорит женщина, представившаяся Любовью Ивановной. – У меня был инсульт, и я уже 3 года не выхожу из дома. Я даже не знала, что тот деревянный дом горел – из окна его не видно. Мне соседка позвонила и сообщила о пожаре.

– А вы знаете что-нибудь о людях, которые жили тут раньше? – спрашиваю я.

– Знаю, что жили люди, да и всё. А историей дома я не интересовалась. В нашей пятиэтажке все люди новые живут – с ним я не знакома. Старожилы уже все поумирали. С удовольствием бы вам помогла, но не могу. Раньше на лавочке сидеть и общаться мне было некогда – я с утра до вечера работала портнихой. Помню лишь, что жили там около 10 семей – они занимались садоводством. Но эти люди уже все умерли, и въехали новые, о которых мне ничего неизвестно.

Когда мы попрощались со старушкой, то по пути встретили ещё одну женщину по имени Нина, выходившую из третьего подъезда.

– Я 37 лет тут живу, но ничего не знаю про этот деревянный дом. Могу сказать только, что наверху нормальная семья жила, а внизу – дурачки, психически нездоровые люди. Что тут делалось – неизвестно, поскольку с жильцами мы не общались. У нас своих бед хватает. И никто вам ничего о них не расскажет, – отрезала женщина.

По информации Алексея Петрова, в 2017 году старинный дом XIX века перестал быть памятником, каковым он являлся с 1995 года, а это значит, что усадьба с кружевами на окнах и с хрупкими стенами может быть в скором времени без труда снесена точно также, как и флигель Сухэ-Батора, и другие деревянные постройки, уступившие место современным многоэтажкам.