«Нельзя говорить, что ковид закончится завтра, а после начнётся туберкулёз»

Ещё 10 лет назад иркутские фтизиатры заявляли, что в Приангарье - эпидемия туберкулёза. Сейчас медики говорят о постепенном и устойчивом снижении уровня заболеваемости и смертности от инфекции в регионе. Как удалось переломить ситуацию и может ли коронавирус негативно повлиять на неё - порталу «ИрСити» рассказал главный врач Иркутской областной клинической туберкулёзной больницы Михаил Кощеев.

В Иркутской области объявлен месячник, посвящённый Всемирному дню борьбы с туберкулёзом. До 24 апреля в муниципалитетах пройдут различные мероприятия, направленные на профилактику туберкулеза, в том числе бесплатные флюорографические и бактериологические исследования, дни открытых дверей в амбулаторных отделениях и семинары по вопросам раннего выявления болезни для медицинского персонала.

- В последние годы появлялась информация о снижении уровня заболеваемости туберкулёзом в Иркутской области. Так ли это?

- Мы ведём отсчёт примерно с 2013 года, когда были приняты соответствующие программы и началась реальная работа по восстановлению утраченных в 90-е годы позиций в части борьбы с туберкулёзом в нашем регионе. В кратком историческом плане - да, снижаются заболеваемость, смертность, у нас улучшаются все показатели, которые связаны с оценкой общественного здоровья относительно туберкулёзной инфекции.

Последний год – год новой короновирусной инфекции – заставил с осторожностью подходить к традиционным системам оценок статистических показателей, используемых для анализа распространения этого заболевания. В 2019 году в регионе было 74,1 случая заболевания на 100 тысяч населения, в 2020-м – 60,8. Уменьшение – на 18%. С 2013 года заболеваемость в среднем снижалась на 8% в год. Если бы у нас не было стабильного снижения за последние 10 лет, я бы очень осторожно говорил о 18% как оценочной величине. Но стабильное ежегодное снижение позволяет говорить, что мы имеем реальное улучшение эпидемиологической ситуации. Почему?

Потому что туберкулёз – это такая инфекция, которая как массовый процесс в короткий период времени не возникает, скажем, как грипп, COVID-19 или другое инфекционное заболевание. Но оно так же быстро и не исчезает. В 90-е годы произошли известные кризисные явления, а явно регистрируемый рост уровня заболеваемости туберкулёзом в популяции начался только с 2000-х.

Туберкулёзная инфекция имеет определённую латентность, идёт накопление негативных потенциалов бациллярного ядра (контингент больных, выявленных уже с открытой формой). В Иркутской области эти процессы начались с 2000-х, и с 2013 года мы уже говорили об эпидемии туберкулёза, когда заболеваемость была 138 случаев на 100 тысяч. Понадобились долгих 7 лет, серьёзные усилия всего медицинского сообщества, понимания и действий власти, а самое главное, участия жителей нашей области для преодоления этой сложной ситуации. Для всех нас это серьёзное достижение.

И я хочу сказать, что, какая бы у нас ни была эпидемиологическая обстановка, связанная с различными инфекционными заболеваниями, если в отношении туберкулёза мы будем продолжать планомерную работу по выявлению, профилактике и лечению людей, страдающих этим недугом, тогда у нас никогда не возникнет никаких вспышек и резких всплесков этой болезни.

- Как Иркутская область смотрится на фоне других регионов?

- Иркутская область как регион с планомерной и системной профилактической работой ушла от негативных оценок в этой части, когда во всех рейтингах регион был на 83-84-м, практически последних, местах. Сейчас мы находимся примерно на 72-73-м месте, то есть на 10 позиций поднялись в неформальном рейтинге субъектов РФ. Это при том, что в ряде регионов Сибирского федерального округа мы видим иные изменения эпидемиологической ситуации.

И в СФО мы уже не на последнем месте, а где-то в середине, на пятом-шестом месте. Это неплохое достижение. Самое главное, на мой взгляд, - никакого героизма, основное, повторюсь, это устойчивость и стабильность в снижении заболеваемости.

- За счёт чего улучшились показатели по туберкулёзу?

- Чудес на свете не бывает. Просто сама по себе ситуация улучшиться ну никак не может. Работа по туберкулёзу – это не только работа моих коллег, работает вся система здравоохранения.

Сначала – первичная медико-санитарная помощь. Человек, прежде всего, приходит в поликлинику. Первое, что мы сделали совместно с поликлиническим звеном, - резко усилили работу по профилактическим, флюорографическим осмотрам в организованных коллективах и среди граждан. В 2019 году профосмотрами охвачен 81% от прикреплённого [к поликлиникам] населения, то есть мы практически всех обследовали. А выявляемость составила 66,9%. Это говорит о том, что большая часть заболевших выявлена активно, на более ранних, не опасных для пациента и окружающих стадиях. Это показатель качества.

Бывают случаи, когда человека госпитализируют и только тогда выявляют туберкулёз, но это очень плохо. Бывает, что медики пропускают, или очень сложно дифференцировать туберкулёз от другой болезни. Однако чаще люди сами не спешат на приём к врачу.

В области сегодня работает 105 флюорографических установок, из них 83 – стационарных, 22 – передвижных. Раньше считалось, что самое эффективное – когда пациент сам приходит к врачу, но последние события показали необходимость разных подходов. Поэтому, когда нам говорят, что не нужны передвижные флюорографические аппараты, мы отвечаем – нужны. Это Иркутская область, здесь большая территория, плотность населения разная, поэтому массовый скрининг более эффективен, если используются в том числе и передвижные установки, особенно в сельской местности.

Второе – мы научились лечить туберкулёз. Сегодня наши показатели лечения на уровне результатов наших коллег из самых передовых территорий России.

Кроме того, в последние годы, особенно, в последние 4-5 лет, для нас очень активно приобретали диагностическую технику.

Как было раньше? Если человек попадал к нам, у него брали посев, и 3 месяца ждали результатов, при этом пациента начинали лечить, потом выяснялось, что не теми препаратами, у возбудителя возникала лекарственная устойчивость, в результате болезнь прогрессировала и требовались более сложные, дорогие схемы лечения.

Сейчас есть аппараты ПЦР-диагностики, которые позволяют в реальном времени получать результат, определять чувствительность к препаратам и сразу назначать лечение в соответствии с устойчивостью микобактерии туберкулёза. Кроме того, есть бактериологические анализаторы, которые позволяют за 14 дней получить полный спектр характеристик возбудителя.

Сегодня в области насчитывается 10 приборов ПЦР-диагностики, семь стоит в нашей больнице, ещё есть в медицинских учреждениях Тулуна, Тайшета и посёлка Усть-Ордынский. Это достаточное количество, которое позволяет полностью закрыть проблему ПЦР-диагностики и выявления туберкулёза. За прошлый год сделано более 4,7 тысячи анализов. Есть четыре бак-анализатора, они очень мощные. С их помощью сделано 4,3 тысячи посевов, из них 850 – на лекарственную чувствительность.

И, конечно, мы очень активно выступаем в СМИ, просвещаем, рассказываем. Несколько лет назад мы были первыми, кто нашёл в себе смелость сказать, что у нас эпидемия туберкулёза. Еще раз повторю - люди нас поняли.

Эти три вещи: системные профосмотры и своевременная диагностика, грамотность, информированность людей и правильное лечение – залог того, что мы имеем. Поэтому я и говорю, что «вспышки», если хотите, «эпидемии» туберкулёза с точки зрения влияния новой короновирусной инфекции не ожидается. Мы, по крайней мере, на это настроены и работаем.

- Резко ли снизилось количество профосмотров из-за того, что была «свёрнута» плановая медпомощь?

- Не резко. Давайте посмотрим на цифры. Если в 2019 году у нас [охват населения] составил - 81,7%, то в 2020-м - 75,5%. Если смотреть на статистику по отношению к Иркутску, то это довольно серьёзное снижение. Но если брать общую статистику, то по России в среднем - 72%. То есть, в принципе, мы на уровне российского показателя. Для нас, конечно, это снижение, это сигнал, над которым надо работать. Но это не фатально.

По флюороосмотрам серьёзнее ситуация. Было 81%, стало – 68%. Но это понятно, потому что в режиме повышенной готовности действовал прямой запрет приходить в поликлинику, ездить с флюороосмотрами, собирать людей в одном месте тоже было нельзя. Это обоснованно с эпидемиологической точки зрения, но напряжённо с точки зрения классических рекомендаций по выявлению туберкулёза. Таким образом, флюороосмотры снизились на 16%. Но это произошло не только у нас, по всей России – где-то больше, где-то меньше.

- Как это наверстать?

- Никак. Сейчас это всё восстанавливается – принято решение о возобновлении всей профилактической работы поликлиник, больниц, ведомственных и частных медорганизаций.

Есть другая сторона медали. Флюороосмотры снизились, но зато значительно увеличилось число людей, которые стали приходить на компьютерную томографию. Появились очереди – никогда такого не было! В среднем число этого вида обследований в разных регионах увеличилось в 2-4 раза. То есть на самом деле в какой-то мере произошло замещение флюорографических исследований компьютерной томографией.

Компьютерная томография - это более тонкий метод исследования, очень эффективный. Мы тоже его используем в части дифференциальной диагностики или когда рентген «не видит» проблему. А с какой интенсивностью работали службы скорой, неотложной помощи!

Поэтому, на мой взгляд, нельзя говорить, что COVID-19 закончится завтра, а послезавтра начнётся туберкулёз. Хотя существуют риски повышения числа внутрисемейных контактов, если в семье есть люди с туберкулёзной инфекцией, а также выявления пациентов на более поздних стадиях заболевания из-за известных ограничений работы поликлинических учреждений региона. Это требует новых подходов в практической работе фтизиатров.

- А какова статистика по заболеваемости туберкулёзом на начало 2021 года?

- В последние месяцы мы снова фиксируем снижение показателей, что меня немного настораживает. У нас на 30% снизилась заболеваемость. Но впереди ещё год, и мы можем получить другие результаты.

- Можно ли говорить, что те, кто переболел коронавирусом, наиболее восприимчивы к туберкулёзу?

- Нет. В 10-й версии методических рекомендаций (Временные методические рекомендации по профилактике, диагностике, лечению новой коронавирусной инфекции, выпущены в декабре 2020 года Минздравом России - ред.) есть целая глава о рисках возможности заболеть туберкулёзом. Это равноценно возможно – и до коронавируса, и после, и во время.

Вместе с тем, если есть изменения в лёгких, которые связаны с коронавирусом или гриппом, например, фиброз, то это признак, который повышает вероятность заболеть туберкулёзом. Необходимо внимательно наблюдать пациентов, перенёсших это заболевание и получавших иммуносупрессорную терапию (лекарственные препараты, применяемые для обеспечения искусственного угнетения иммунитета). Но это не повод говорить, что сам вирус провоцирует туберкулёз. То же самое – если есть реакция иммунной системы или других систем организма.

- В связи с коронавирусом изменилось поведение людей. Например, мы стали носить защитные маски. Повлияло ли это на показатели по туберкулёзу?

- Масочный режим позитивно повлиял на предотвращение распространения туберкулёза, хотя маска - если брать неспециальные маски и респираторы - не защищает человека, который воспринимает инфекцию, но выделение возбудителя она безусловно сокращает.

Если вы посмотрите, у нас в больнице все ходят в масках, даже пациенты. Одно дело, когда врач в маске, другое – когда пациент, который не заражает окружающих, и в том числе медперсонал. У нас уже давно введена эта практика. В последние годы, после введения масочного режима, в нашей больнице практически нет профессиональных заболеваний. Маски – это то средство, которое защищает в том числе и от туберкулёза, один из элементов массовой профилактики, который мы очень позитивно оцениваем.

- А вообще ограничительные меры повлияли на статистику по туберкулёзу?

- Конечно, повлияли. С одной стороны, они осложнили работу медицинских организаций, а именно введено ограничение на посещение поликлиник для проведения профосмотров, организацию скрининговых, массовых мер по диспансеризации отдельных групп населения. С другой стороны, значительно снизились контакты при посещениях торговых организаций, практически не работали учреждения культуры, общественного питания, при этом было соблюдение масочного режима, социальной дистанции, обработки рук и дезинфекционных режимов в организациях.

Но, я уже сказал, что есть другая проблема - когда человек заболел и в силу ограничений не пришёл в поликлинику. В целом ситуация требует внимательного анализа и оценки, фтизиатрической настороженности всех медицинских работников.

- Коронавирус изменил работу туберкулёзной больницы?

- Очень сильно изменил. У нас внутри больницы выявлено 15 случаев заноса этой инфекции. Из них пять случаев - у пациентов, когда инфекции друг на друга «наслоились». Все больные получили необходимое лечение, поправились и продолжают противотуберкулёзную терапию.

Главное - в больнице создана и успешно существует целая система барьеров и противовесов распространению новой короновирусной инфекции. Обязательна диагностика и предварительное тестирование на COVID. Необходимые анализы сдавались до поступления, а все, кто к нам попадал, сначала 14 дней находились в специальном подразделении, ни с кем не контактировали, затем снова сдавали анализы, и если тест был отрицательный, то их переводили в обычное отделение. При этом необходимое лечение от туберкулёза проводилось в полном объёме.

Мы опасались, что наши «недисциплинированные» пациенты «принесут» коронавирус в больницу. Однако гораздо чаще, чем пациенты, причиной появления новой коронавирусной инфекции являлся медперсонал, в том числе и с бессимтомными формами заболевания.

В итоге 124 наших сотрудника переболели коронавирусом. Это очень много. Что это такое для больницы? Заболевший сотрудник уходит на лечение, контактные на самоизоляцию, на самоизоляции находятся люди 65 и старше. Надо учитывать, что укомплектованность персоналом и без этого составляет 60-70%. В таком режиме работало, наверно, большинство лечебных организаций. Наши сотрудники работали так же и в ковидных госпиталях, помогая коллегам.

Поэтому считать, что туберкулёзная больница - это оазис тишины и спокойствия, совершенно неправильно.

Возвращаясь к нашему вопросу, хочу традиционно отметить, что в нашем регионе есть эпидемиологическая особенность туберкулёзной инфекции. Это лекарственно устойчивые формы возбудителя заболевания. У нас насчитывается более 3 тысяч человек, больных в активной фазе впервые выявлено за год – 1545 человек, из них 900 – это заразные формы. Из этих 900 – 61% приходится на лекарственно устойчивые формы.

- А что это значит?

- Это значит, что микобактерии туберкулёза не чувствительны к определённым лекарствам.

- То есть человек неправильно лечился?

- Это сложный вопрос. Мы сталкиваемся с наследством 90-х годов, когда был дефицит лекарственных средств, не было современных методов диагностики. За это время накопился потенциал, который до сих пор нам даёт о себе знать циркуляцией лекарственно устойчивых форм. Это сегодня у нас появились новые методы выявления заболевания, идентификации возбудителя в реальном времени и определения его особенностей.

Кроме того, установлено, что в Сибири присутствуют микобактерии туберкулёза пекинского типа. Примерно около 30% от циркулирующего сообщества. Природная «фактура» её такова, что она по определению устойчива ко многим лекарствам, и, кроме того, приобретает эту устойчивость в три раза быстрее, чем обычная микобактерия туберкулёза.

- Давно появился?

- Довольно давно. Наверно, никто точно не скажет. В Европе такой штамм меньше распространён.

Традиционно бытует мнение о влиянии пенитенциарной системы на уровень распространения туберкулёза в Иркутской области. Конечно, такое влияние есть, но оно не определяет сложившуюся картину заболеваемости. Общее число заключённых от всех выявленных впервые больных в регионе составляет не более 23%.

- В местах заключения свои врачи?

- Да, там достаточная подготовленная медицинская служба. Когда больной выходит за пределы пенитенциарной системы, нам сразу сообщают об этом. Берём пациента на диспансерный учёт и продолжаем, если требуется, лечение. Если, конечно, он приходит. Если нет, то проводим совместные мероприятия по поиску пациента и организацию медицинского наблюдения. Для нас нет никакой разницы, сидел он или нет. Это просто человек, которому нужна медицинская помощь.

- Вы говорили, что туберкулёз «более жестокая инфекция», чем коронавирус. Что это значит?

- Признаю, это некорректно. Наверно, всё-таки профессия сказывается. В эпидемиологическом плане их сложно сравнивать. Потому что новая коронавирусная инфекция – это вирусная инфекция, которая имеет быстрый характер распространения, высоко контагиозная, имеет определённую клиническую картину, степень поражения, исходы.

А туберкулёз – это очень своеобразная болезнь, которая на самом деле не имеет инкубационного периода. К сожалению, у всех нас фактически присутствует возбудитель - микобактерия туберкулёза, но мы не болеем. Она находится в организме, в лимфоузлах, и иммунитет с ней спокойно справляется. И вдруг начинает происходить что-то, что нарушает иммунитет, например, стрессы, плохое питание, употребление токсичных веществ, плюс наследственные заболевания.

В группу риска входят люди, у которых есть сахарный диабет, заболевания желудочно-кишечного тракта, пульмонологические заболевания. Также в группе риска - лица, страдающие психическими заболеваниями, наркотической зависимостью.

Сравнивать эти болезни нельзя, хотя и та, и другая инфекция отнесены к группам заболеваний, представляющих опасность для окружающих. Хотя, например, при туберкулёзе редко бывает известное на снимках «матовое стекло» или быстрое изменение сатурации.

- Каков на сегодня социальный портрет туберкулёза?

- Он мало чем изменился в последние годы. Если брать по области, то 60% и более - лица со сложной социальной ситуацией, как правило, не работающие. Рабочих – 14%, служащих – 4%, пенсионеров – 9%, школьников и дошколят – немного. То есть, в среднем, это неработающие лица трудоспособного возраста, которые имеют вредные привычки и страдают хроническими заболеваниями. Но даже если есть хронические заболевания, определяющим является образ жизни.

- Правильно ли я поняла, что фтизиатрия начала активно финансироваться с 2013 года?

- После серьёзной критики региона в 2013 году была принята первая комплексная, целиком региональная программа неотложных мер по улучшению ситуации по туберкулёзу. Она просуществовала 5 или 6 лет, потом всё плавно перешло в ведомственную программу развития здравоохранения.

За это время мы провели много ремонтов. Серьёзно улучшили материальную, диагностическую, лечебную базу. Ещё 4-5 лет назад в четырёх филиалах, а у нас их девять, не было рентгеновской техники, сейчас у нас есть всё. Теперь мы говорим о другом – о замене диагностических аппаратов на более современные и создании для пациентов нормальных условий пребывания. Ведь лечение туберкулёза сложный и длительный процесс.

Сегодня мы финансируемся из регионального бюджета. Один раз было федеральное финансирование - на приобретение оборудования. Очень нам это помогло, но всё-таки лечение и профилактика туберкулёза отнесены к полномочиям субъекта РФ. За счёт федеральных средств мы получаем только медикаменты для лечения и расходные материалы для диагностики лекарственно устойчивых форм заболевания. Всё остальное обеспечение - задача региона.

- Планируется ли в 2021 году проводить техническое переоснащение филиалов?

- Мы направили необходимые заявки, достигнута договорённость, что сейчас пройдут конкурсные процедуры, и, если сложится экономия, нам из неё выделят денежные средства на переоснащение, замену аппаратов диагностики. Что касается лекарств, то мы сейчас обеспечены в полном объёме.

- Вы сказали, что укомплектованность медперсоналом составляет 60-70%. Как привлекаете новых работников?

- За последние 3 года мы серьёзно пополнились кадрами. Потому что улучшились условия труда, проведены ремонты, появилась новое оборудование - стало интересно работать. Появились образовательные программы повышения квалификации, самые современные медицинские и коммуникативные технологии.

Также мы очень активно интегрируемся в международную практику. До недавнего времени у нас была очень интересная и полезная работа с университетом Вирджинии, и мы на нашей базе проводили международные исследования, которые были хорошо восприняты Всемирной организацией здравоохранения и с учётом которых были внесены изменения в методики лечения туберкулёза. Практика работы с колл-центрами в ВОЗ была опубликована как лучшая мировая практика на то время работы с пациентами.

Совместно с Центром СПИД мы работали по гранту фонда Элтона Джона, направленного на поддержку больных ВИЧ и туберкулёзом. В его рамках создавался ресурс взаимодействия врача и туберкулёзных больных, а также их общения между собой. У нас он назывался «Мост». Пациенты уже почти 2 года делают то, что сейчас активно внедряется в нашу медицинскую практику. Они общаются с врачами, получают результаты анализов, дискутируют между собой. И атмосфера такая, что никто не относится к больным предвзято. Полностью исключена стигматизация. То есть равный говорит с равным.

- Что такое колл-центр и как он работает?

- Он ориентирован на всех пациентов, которые находятся на амбулаторном лечении. По необходимости пациенту поступает звонок, где мы напоминаем, что надо принять таблетки. «Если приняли, пожалуйста, сообщите». И пациент отвечает. Можно, конечно, обмануть, но, по крайней мере, человек начинает общаться, он видит, что о нём беспокоятся. А если кто-то не нажимает кнопку, то начинается дозвон, затем к больному выезжает медицинский работник.

- Несколько лет назад обсуждался вопрос о строительстве нового противотуберкулёзного диспансера. Вы принимали участие в совещаниях? Есть ли понимание, когда будет построен объект?

- Буквально 2 недели назад было совещание у заместителя председателя правительства Валентины Феофановны Вобликовой. Понимание есть, необходимые «дорожные карты» подготовлены, движение в этом направлении идёт.

Я знаю, что было выделено 1,5 миллиона рублей на изыскательские работы по земельному участку возле деревни Парфёновка. Земельные участки определены, медико-техническое задание разработано. Сейчас решаются технические вопросы – по сетям, нагрузкам. Тема не закрыта, о ней все знают.

Вы помните жаркие споры по строительству корпуса на Синюшиной горе, можно к этому по-разному относиться. Когда мы вышли новый участок, Парфёновку, мы для себя определились, что если там выстроится идеология нового корпуса, то мы туда переведём всё поликлиническое звено, хирургию. То есть мы консолидируем всю туберкулёзную службу в одно место - как во всех регионах. У нас, в какой-то мере уникальная ситуация. Отдельно только в городе Иркутске есть три подразделения.

- Иркутск - единственный, где нет единой туберкулёзной больницы?

- В основном, везде туберкулёзные больницы являются медицинскими комплексами. А в Иркутске филиалы разбросаны. Это не очень хорошо, всё должно быть в одном месте, потому что это туберкулёз, и по человечески, и с медицинской точки зрения должен быть комфорт доступность и безопасность для людей и персонала.

- А как так получилось?

- Исторически. Третий филиал в 40-х годах был санаторием правительственных органов, его передали под туберкулёзный санаторий, потом мы разместили там стационар для наших больных – из-за этого сих пор идут споры. Но 10 лет назад люди умирали, потому что просто их негде было лечить. Нам передали санаторий, мы его перепрофилировали в оперативное подразделение - только для того, чтобы людей куда-то госпитализировать. А что делать? Я бы и сейчас все эти решения принял. На улице Партизанской, где находится первое отделение, раньше была поликлиника и детское отделение. Так и осталось.

Когда-то у города был свой коечный фтизиатрический фонд, но его не стало, поэтому сейчас у нас 30% пациентов – это иркутяне, хотя мы областное учреждение и лечим самые сложные случаи со всей области.

Половина больных сейчас - это ВИЧ-инфицированные. Раньше мне говорили, что пора открывать для них отделение, сейчас, наверно, нужно делать больницу. Хотя у нас снижается количество случаев ВИЧ+туберкулёз. Это результат нашей работы вместе с Центром СПИД.

- Парфёновка - окончательный вариант?

- Пока да. Но я не исключаю, что, когда технико-экономические обоснования посмотрят, вполне возможно будут подыскивать другой участок. Главное – у нас есть проект, он готов, его можно «привязать» к любой территории.

- Значит и по срокам строительства пока нет конкретики?

- Сейчас все наши перспективы надо рассматривать очень осторожно. В моём понимании говорить, что это будет завтра-послезавтра, неправильно. Самое главное – воля есть, это внушает оптимизм, потому что многие проекты просто остановлены. Наш - нет.

- А вы согласны, что туберкулёзная больница должна находиться за пределами города?

- Я не очень понимаю, что такое «за пределами города». Больница должна находиться в пределах доступности, но она должна быть обособлена, автономна. Учреждение должно находиться в зелёной зоне, чтобы люди могли спокойно сходить погулять. Но если больницу расположить далеко за пределами города, а опыт такой есть, мы рискуем «потерять» как пациентов, так и персонал. Возникнет сразу множество вопросов транспортировки больных, оказания экстренной помощи и так далее. Всё равно придётся в городе разместить диспансерное, поликлиническое звено.

- Как заставить людей самостоятельно проходить флюорографию?

- Никак. Есть категория людей, которые обязаны проходить флюорографическое обследование, так называемая декретированная группа - это педагоги, врачи, работники общественного питания, торговли. Для остальных есть добровольная диспансеризация.

Самое эффективное – это не заставлять, а объяснять населению важность и необходимость профилактического направления, когда человек сам интересуется, следит за своим здоровьем, понимает пагубность вредных привычек. Заставлять человека заниматься каким-то спортом, следить за собой бессмысленно. Конечно, должны быть условия для посещения и комфортного общения врача и пациента, да и просто здорового человека.

- Но подобные истории, как пандемия коронавируса, могут побудить людей более сознательно относиться к своему здоровью?

- Конечно. Но, к сожалению, здесь иногда работает наша российская ментальность. Лечение от туберкулёза длится долго, 6 месяцев в стационаре, потом долечивание, а если лекарственно устойчивая форма, то срок лечения может продлиться до 2 лет. В этом особенность – надо долго принимать тяжёлые препараты, а это нагрузки на организм, интоксикация.

Пациент к нам попадает в тяжёлом состоянии, лечится, ему становится лучше, и он говорит: «Всё, я вылечился от туберкулёза». Но он не понимает, что туберкулёз надо лечить 9 месяцев, и, если пациент бросит пить лекарства, через 2 месяца он снова придёт к нам, но уже с другой формой, с другой тяжестью, с другой устойчивостью, и нам уже будет тяжело лечить его.

Это частично можно наблюдать и при пандемии новой коронавирусной инфекции. Первая реакция - все испугались, затем осознание, а затем усталость и, может быть, привычка. Надо понимать, инфекция всегда найдёт то слабое звено, которое позволит ей развиваться. Так устроен биологический мир.

Но коронавирус сыграл и свою просветительскую роль – люди стали понимать, что такое пандемия, что такое эпидемия, что такое система здравоохранения, а также что есть средства индивидуальной защиты и зачем надо мыть руки. И, самое главное, - роль самого человека. Без активного участия людей эффективного противостояния инфекциям не получится.

- Можно ли туберкулёз победить?

- Скажу крамольную вещь. Думаю, в настоящее время полностью, как, скажем, оспу или полиомиелит, - невозможно. Да это, на мой взгляд, не главная сейчас задача.

Если брать критерии ВОЗ, то в регионе мы наблюдаем постепенный переход от неблагоприятной эпидситуации к благоприятной. Существует такой критерий, как риск инфицирования в течение года. Если он равен единице, а это соответствует заболеваемости 50 случаев на 100 тысяч, то это благоприятная ситуация. Если он - 0,1 – угрозы не существует. Если он больше единицы – неблагоприятная ситуация.

Мы сейчас подходим к единице. Наша задача – не знаю, как будет, - к концу этого года перейти в благоприятную ситуацию, уйти ниже 50 случаев. А 0,1 – это не искоренение. Туберкулёз всё равно есть, главное – не давать ему распространяться.

Но тем не менее мы настроены оптимистично. И коллеги оценивают результаты позитивно. Потому что главное не в два раза сократить заболеваемость. Не статистика. Главное - планомерно добиваться результатов, сохраняя здоровье и улучшая качество жизни наших земляков.