Забастовка против «Платона»: Стоять до победы

Стоянка рядом с АЗС «Байкальской региональной компании» на Московском тракте под Иркутском - далеко от властей, но близко к трассе. Мимо несутся легковушки, маленькие грузовички и тяжёлые фуры. Автомобилисты, что заезжают заправиться, останавливаются, долго смотрят, фотографируют. С 27 марта здесь разбит лагерь частных грузоперевозчиков, бастующих против системы «Платон». В отдельные дни съезжалось до 100 грузовиков. Сейчас и день, и ночь стоят девять украшенных плакатами фур, ночующие водители по очереди не спят - охраняют автомобили от местных жителей, повадившихся воровать топливо. Ещё 120 машин - в гаражах и на ремонте. Есть такие, кто выехал в рейс, - о них предпочитают не говорить. Постоянно кто-то из водителей слушает по рации перекличку по регионам - стоят.

Я приехала утром и слегка оторопела - машин мало, тишина. Думаю: может, спят? Походила немного, зашла в туалет на автозаправке - погреться и скоротать время. Женщина, которая там работает, отмахнулась: «Да что - стоят дальнобойщики, никого не трогают. Так-то их много было, а сейчас я из своего окна их даже не вижу. Но бастуют правильно - расплачиваться-то кому? Нам, обычным людям. Вон китайцы, хитрые черти, уже подняли цены: морковь 60 рублей стоит! Да когда такие цены были-то?».

Снова стою на этой площадке, жду, когда подъедет председатель ассоциации автоперевозчиков Иркутской области Александр Черных – пожилой человек, всегда подчёркивает, что он за мир, а не за войну, с лёгкостью согласовывает пикеты дальнобойщиков. В спину мне несколько раз гудят - коротко, весело. Потом выходит невысокий мужчина в фуражке, отбивает о доски зелёный половичок и кричит: «Девушка, идите к нам, мы вас чаем угостим!» Мужчину зовут Андрей. У него серьёзный взгляд, длинный нос и совершенно седая голова.

- Пожалуйте в наш штаб! - смеётся Андрей.

К кузову маленького по сравнению с иностранными фурами ЗИЛа выстроена лестница из деревянных блоков для продуктов. А внутри стоит стол, две длинных деревянных лавки, по стенам расставлены мешки с запасами, на газовой плитке весело шумит маленький чайничек. На столе - кружки, печенье, коробки с чаем и хлебом.

- Денис, - обращается к ещё одному мужчине - худому, высокому, с грустными сверкающими глазами, - В нашем полку прибыло!

Мужчины начинают суетиться. Андрей убирает со стола лишнее, Денис протирает кружки и смахивает со стола крошки. Мне определяют кружку с котятами, горячая от чая, она быстро согревает мои руки. Подкладывают конфетки, рекомендуют попробовать вишнёвое печенье.

Просто спрашиваю: «Как у вас дела?».

- Да как, вот стоим, бастуем.

Андрей выкидывает небольшую кость дворняге, которая несколько раз как бы между прочим проходит мимо.

- Видишь, всё есть, ни в чём не нуждаемся. Вода есть, хлеб есть, конфеты есть, - мужчина присаживается на корточки на импровизированное крыльцо, откидывается на стену кузова и закуривает.

- А как население реагирует?

- Сочувствуют. Специально приезжают, говорят: «Мы с вами, ребята». Еду привозят.

- Что-то я вообще не могу, - смеясь, вдруг выдавливает из себя Денис.

- Чего ты? - бросает через плечо Андрей.

- Да спать хочу.

- А ты разве ночью не спал?

- Я ж сторожил, - заметив моё удивление, Денис поясняет, - Местные солярку воруют по ночам, вот мы и охраняем машины. Знать бы кто, давно бы уж поймали.

Заходит высокий крепкий человек в костюме цвета хаки и в чёрной шапке, на загоревшем лице смеющиеся глаза. Это могучий Сергей Семёнов.

- О! А вы откуда?

- Я журналист.

- А эти-то, - показывает на хохочущих от очередного анекдота Андрея с Денисом, - два брата-акробата!

- Да мы на самом деле никогда раньше не встречались, - отсмеиваясь, чуть картаво отвечает Денис, - Только вот тут, в лагере и познакомились.

- А вы знаете, что вчера Медведев сказал? Дать послушать? - Семёнов включает запись на телефоне. Голос премьер-министра вклинивается в разговор водителей:

«…Мы находимся в постоянном диалоге. Если говорить о тех, кто находится в этом состоянии - состоянии забастовки, то это приблизительно 480 человек. Обращаю внимание, что в системе регистрации, в системе «Платон» зарегистрировано 800 тысяч автомобилей. То есть, говоря иными словами, это довольно небольшое число людей…»

- Слышите, что говорит? 480 человек! Да под Читой 300 машин стояло! Только под одной Читой! - спорит с Медведевым водитель.

Спрашиваю о продовольственном дефиците. Семёнов рассказывает, что северные территории, куда на машинах можно добраться только по зимнику, закупили необходимые товары ещё зимой. Сейчас для отдалённых посёлков работает речной и воздушный транспорт. От забастовки страдают местные предприятия, например, Иркутский молокозавод, который, по словам дальнобойщика, прекратил выпуск некоторой продукции. Впрочем, всё это – на уровне разговоров, специальный мониторинг никто не проводил.

Мужчины разбирают кружки, отхлёбывают кипяток, откусывают печенье, затихают и задумываются о чём-то своём. Сергей Сергеевич - его сильно смущает, что я обращаюсь к нему так, - говорит, что люди устали просто стоять и хотят результатов, и порой сами водители уже забывают, зачем они бастуют.

Заходит Черных, раздаёт газетки коммунистов, где на последнем развороте, внизу страницы небольшая заметка о протесте против «Платона». Если специально не вчитываться, то найти заметку сложно. Отношение у водителей к публикации спокойное, газету разбирают неохотно, держат пару секунд и откладывают в сторону.

Общественник объявляет о продлении пикета до 30 апреля, с гордостью возвещает, что к бастующим планирует нагрянуть губернатор региона Сергей Левченко. Быстро сообщает об автопробеге 22 апреля и со словами «Пойдём, Сергей Сергеич, поговорим» уводит Семёнова из прицепа.

- Чаю ещё налить? - заботливо выкидывает старый пакетик Денис и заглядывает в глаза. Тут же передо мной появляется полная и горячая кружка.

В кузов поднимается молодой парень. Зовут его Андрей, он участковый-стажёр, патрулирует территорию. Серьёзный, внимательный, говорит торопливо, но, когда смеётся, превращается в обычного мальчишку - тёплого и доброго. Он очень любит историю и собирается в будущем преподавать, а пока молодой, говорит, надо бегать.

- У нас в отделе весёлые, хорошие ребята. И работа мне нравится. Иногда доходит до смешного. Как-то раз то ли дежурный что-то не так понял, то ли звонивший что-то не так сказал. В общем, принимаем вызов: у мужика украли 80 тысяч золота. Приезжаем на место, а оказывается, что у него стащили пачку пельменей.

Те, кто входит в кузов, дружески хлопают его по плечу, с улыбкой сжимают руку: «О, наш человек пожаловал!». Оказывается, он и участковый бывают тут почти каждый день. «Знакомые уже все, все друзья», - смеётся парень.

Разговаривают о родословных, службе в армии, о тех, кто приезжал. Например, были из мэрии, из думы Усолья-Сибирского, приезжал представитель уполномоченного по правам человека в регионе. Никто из бастующих так и не понял, что хотели эти люди. Последний был крайне невнятен, говорил, что надо идти в гордуму и через неё поднимать вопрос. Вчера заезжала старший лейтенант по имени Евгения. Дальнобойщик угощал её салом.

- Щас я тебе принесу фляжку. Мы по чуть-чуть попробовали, но она - караул! - убийственна! - рычит Андрей-водитель.

- Водка, что ли?

- Ты понюхай, я тебе не даю пить, - подаёт мне большую длинную фляжку в чехле с китайскими иероглифами. Пахнет сладко, приятно. Потом нюхает стажёр:

- Сывороткой пахнет.

- Попробуем поджечь? - глаза у Андрея-водителя загораются от интереса, - Это самогонка китайская, 68 градусов. Сожжём ЗИЛак к чертям! Ха-ха!

Немного наливает содержимое фляжки на край лавки и осторожно поджигает. Маленькая лужица загорается синим пламенем.

- Смотри, как она горит! - улыбаясь, обращается Андрей к вошедшему Денису. Отсмеявшись, предлагает мне кофе. Я отказываюсь.

- А я и кофе, и чай. Вот когда, бывает, едешь, останавливаться неохота, просто берёшь минералку «Ханкуль», наливаешь, насыпаешь кофе, размешиваешь. Она, как капучино, подымается. Оно, знаешь, как вставляет!

Чуть позже Черных сидит за столом, рассказывает, что 15 апреля в лагерь приезжал депутат Госдумы Алексей Пономарёв, который пообещал поставить вопрос о «Платоне» на обсуждение в парламенте. Принятые резолюции направлены президенту РФ, губернатору и министру транспорта региона. Он рассчитывает, что Левченко приедет в лагерь 30 апреля.

- Вы действительно верите, что Левченко сюда приедет? - недоверчиво спрашиваю.

- Да, конечно.

- Если мы здесь будем стоять, - иронично вставляет Семёнов.

- Дэк а вы что, не будете стоять? - задаю глупый вопрос.

- Ксения, вы уже большая девочка, - начинает воспитывать Черных, - вы понимаете, что жизнь от картинки отличается. Вот мужики - у них свои семьи, свои заботы, постояли, разъехались, какая разница, где быть: здесь быть или во дворе. Я здесь нахожусь, потому что меня попросили. (показывает членский билет КПРФ) Здесь временами примерно до 60 грузовых машин бывало. Здесь накал уже сошёл. Всё время на пределе не бывает. Даже любить на пределе невозможно.

Все постепенно разбредаются. Остаются только трое: я, Черных и Семёнов. Пьём чай, лузгаем семечки. Сергей Сергеевич смотрит внимательно на общественника.

- Ирина (Ирина Тафилевич, координатор ОПР в Иркутске - ред.) сейчас говорит: всё, до 24-го стоим с Улан-Удэ и разъезжаемся. А со всех регионов приходит: «Стоим». Каждый раз: «Стоим». Просят назначить сроки, а в ответ: «Нет, сроков не будем назначать, потому что это не в наших интересах ставить сроки». Если ставим сроки, значит, показываем свою слабость. А они, конечно, подождут. Сроков обозначать вообще не надо - бессрочно и точка!

- Я нигде и не говорю, до какого срока. Просто 10 дней - так в условиях написано: должен закончиться один, потом я подаю новую заявку, - тихо оправдывается Черных.

- И ещё по пробегам. Разовые - вообще никак. Есть вариант сделать через день. У нас реально тяжёлая ситуация получается, народ разъехался от бездействия. Люди не верят в разовые акции, - мотает головой Сергей Сергеич.

- Здесь уж так - в Бога либо верить, либо не верить, - разводит руками общественник.

- Мне результат нужен. Я из-за чего встал и стою-то? Я стою, груз не перевозится, народ привыкать начинает, знает, что мы тут стоим, а разовые акции - для галочки. Люди все разделённые, их сейчас всех под одну гребёнку не загребёшь.

- Никто и не гребёт. Просто я так говорю: у одних есть сила и энергия, у других - нет.

- Вот те, в ком нету, и ищут лидера. А из меня какой лидер? У меня давно уже амбиций нет, я дорогу люблю, чтоб просторы видеть, даже ночью из-за этого не езжу. И я себе сроки поставил - 3-4 года и всё, в деревню, на землю. Я выбрал уже цель в жизни: я очень люблю дорогу, но ещё я хочу жить на земле. Я не хочу в этих скворечниках, и чем меньше деревня, тем лучше. У меня предки староверы 400 лет жили на той стороне Алтайских гор, где сейчас Казахстан. Здесь моя задача была - просто поддержать стачку. Я за правду встал, чтобы нам дали работать, не выжимали нас. Есть координаторы, но я вижу, что они не работают, что всё сдувается. У меня нет желания быть лидером, мне бы за бараночку. Я им даже предложить ничего не могу. Они такие же, как я, - только из-за этого кто-то меня слушает.

- Мы можем предложить надежду, - Черных легонько хлопает по столу.

- На данный момент надо не только надежду предлагать. Нужны результаты какие-то.

- Я с тем же самым Хмелёвым и хотел организоваться, - начинает Черных, но его прерывает дальнобойщик.

- Он хотел очков заработать, попиариться, раскрутить свою логистическую компанию, заправку, человек с очень большими амбициями. Но такие люди - слабые, без стержня. Как Кавказ - слабый. Знаете, чем? Своей горячностью: они вспыхнут и быстро потухнут. А из-за чего такая Россия сильная? Потому что запрягает русский человек долго, он терпеливый, но если доведут, то мало никому не покажется. И сейчас на стачке показатель такой - они встали все, а мы раскачиваемся. Они уже перегорают, а мы не остановимся, настолько всё далеко зашло. Хмелёв этот пробег сделал, их упаковали, и то - он жути на них нагнал, потому что он подвёл всю организацию. Всех, кто кредитом ему доверие выделил.

Вдруг Семёнов поворачивается ко мне и, улыбаясь, говорит:

- Вот где бы разговаривать научиться… В голове бардак такой, а что на языке - я вообще молчу...

«Надо про Хмелёва написать», - в какой-то момент длинного разговора с Черных вставляет подъехавший водитель: смуглый худой мужчина. Он периодически добавляет короткие реплики, поддакивает.

- Почти что все пришли по-разному, в том числе и Хмелёв, - склонившись ко мне, произносит коммунист. - Он вроде парень, который работает всё время, необязательно за рулём, организовал логистический центр, чтобы заказы получать. Получается, что его «Платон» грабит. И он решил, что сможет простых ребят объединить и на их фоне - точно я не скажу..

- Да на нашей шее! Выделиться он хотел! – гневно комментирует смуглый водитель.

- Формат такой, что не выделишься, - отвечает ему Черных. - Здесь можно погибнуть вместе со всеми, когда платить не сможешь, или как-то объяснить властям, что надо внутри налаживать эту ситуацию. Она состоит из многоплановых вещей. Он понять это не может. Он индивидуалист и за счёт других предпочитает решать свои проблемы.

- Ну как-то же его выбирали координатором, - комментирую уже я.

- Его координатором поставило ОПР. Там много невнятных людей собралось. Здесь каждого спроси, кто он. Вот я живу там-то, вожу туда-то. Меня спроси, я тоже объяснил, как и почему я здесь оказался.

- Он вроде как бастует. А всё равно ездит на самом-то деле, - сокрушается водитель.

- Он ребятам поначалу пытается создать уверенность в своих силах, убеждал: всё поднимаемся, бастуем, пробег сделаем. И тут раз - его штрафуют. Тот пробег – только привлечь внимание. Он пришёл и говорит: меня оштрафовали, давайте-ка соберитесь.

- Денег, что ли, попросил? – моему недоумению нет предела.

- Да, да, говорит: я же организовал, - отвечает Черных.

- Он потом предлагал: давай на дороге встанем, перекроем движение, - вставляет зашедший во время беседы дальнобойщик Юрий. - А что потом-то будет? Здесь вообще никого не останется. Прекрасно знает, что разгонят всех, да ещё позакрывают!

- Вот он звонит, говорит: надо ехать на автопробег, - распаляется смуглый мужчина, - Я спрашиваю: а ты кто такой? Он: я координатор ОПР. Я ему: А почему я тебя не знаю? Говорит: «Вот собираемся там-то». А у меня денег нету даже на солярку, как я поеду? Он всю зиму работал, а я сидел, он за счёт нас грёб бабки. Он говорит: «Так а я в отпуске». Ну думаю, ладно, в отпуске, а потом на сайте смотрю: он-то в отпуске, а фирма работает. Я звоню: «Вы же бастуете?». А он что-то мямлит: «Да вот, срочно надо было машину». Как так-то? Он в Жилкино. Спрятался там, - мужчина взмахивает рукой и выходит.

- Вот эта газетка делу не поможет! Может, надо ещё какую-нибудь силу подключить? – от безысходности и я начинаю повышать голос.

- Дальнобойщиков - 5-7% от населения. На дороге их видно, а так - он приехал, спать лёг или машину чинит, но он не на виду. Я согласен внутри с тем, что они бастуют, и в то же время выполняю партийное решение.

- Тогда партию обвинят, что они получают деньги от американцев. Они же подводят нас к этому: что американцы финансируют эту забастовку, - иронично заявляет Юрий.

- Год назад здесь, ближе к лесу, состоялась встреча, - вспоминает Черных. - Один из Братска написал, что 6 февраля, что у нас был митинг протеста, написал, что коммунисты подзуживают людей, чтобы они протестовали. Ко мне приехал майор брать объяснения. Оказалось, что и он, и я в высшей школе милиции преподавали, вспомнили общих знакомых, то есть выяснилось, что здесь не какие-то злодеи, а нормальные люди. Из экстремизма всего было: «Нет платным дорогам» и «Правительство Медведева в отставку». А что за год оно сделало? Да ничего!

Вдруг появляется Денис: «А чего вы тут сидите? Там собрание началось». Мы поспешно выскакиваем.

Перед машинами вкруг собралось несколько водителей – тех, кто стоит здесь, и тех, кто приехал специально на собрание. В центре Ирина Тафилевич – глаза полыхают от возмущения.

- Поступила информация, что Улан-Удэ стоит до 24 апреля, а потом всё. Есть предложение – стоять с ними, а потом красиво разъехаться, - срывающимся голосом говорит женщина.

- Что значит разъехаться? А зачем мы тогда месяц тут стояли? Нам-то что делать? – возмущается Сергей Сергеевич.

- Серёжа! – с громкой обидой отвечает ему Тафилевич, - Ну ты же видишь, машин нет, людей нет! Смысл?

- А мы-то кто? – раскидывает руки в сторону Семёнов.

- С-с-сергей! Я всё па-нимаю, но у меня дети, ипотека. Цену предложат, и я поеду, - заикаясь, говорит подъехавший мужчина.

- А у нас как будто нет этого? Ни семьи, ни кредитов, ничего, да? – кричит на него Семёнов.

- Ну вот вы с-стоите. А г-где остальные? Г-где Хмелёв?

- Я ему звонила, он должен был приехать, - отвечает Тафилевич.

- Ирина, это не вариант, - вдруг вступается хрупкая девушка Татьяна, - нельзя расходиться, стоять надо до конца, до победы.

- Танюша, ты сама знаешь, что я всё бросала, детей малолетних оставляла, летела сюда, теперь ты прилетаешь. Но какие предложения? Думаешь, мне легко всё это говорить? Если вы хотите стоять, давайте будем стоять.

- Я сегодня ездил в администрацию. Нам разрешили пикет до 30 апреля. Тогда же должен приехать губернатор.. – вступает Черных.

- А смысл ему сюда ехать? Что ему показывать, с кем разговаривать? Машин-то нет!

Двое водителей садятся на доску, закуривают, о чём-то тихо переговариваются. Семёнов отчаянно ругается с заикающимся водителем. А я потихоньку отхожу к Татьяне, мне интересно, почему такая маленькая, хрупкая и обаятельная девушка бьётся за этих мужчин-работяг.

- Я сама риелтор, у меня своя фирма, зарегистрирована как ИП. О забастовке узнала случайно, однажды мне показала новости сестра и спросила: «Знаешь ли ты, что вообще в стране происходит?». С тех пор я почти каждый день езжу сюда, меня здесь все знают и ждут. Потому что им нужна поддержка.

До нас долетают обрывки спора. Оказывается, водители постепенно выходят из забастовки, даже дагестанские дальнобойщики, которые участвовали в несанкционированном автопробеге Хмелёва, сейчас поехали в Маньчжурию. Кто-то предлагает вставать у трассы и закидывать камнями тех, кто выезжает в рейс, но поддержки такое предложение не находит – не это нужно. А нужна реакция от властей, диалог, несколько добрых слов и хоть капля уверенности в завтрашнем дне.

Сидевший в стороне Андрей-водитель медленно походит ко мне, обнимает за плечи и говорит: «Ксюнь, пошли ужин готовить?»

Закатываю рукава, беру большой нож – маленького не нашлось – и стараюсь как можно быстрее и аккуратнее почистить картошку. В это время Андрей моет кастрюлю, открывает тушёнку, режет лук и рассказывает о своей жизни, периодически спрашивая, что я думаю, если он добавит помидорку и остатки сала. Мужчина приехал из Братска после развода с женой. У него есть 13-летняя дочь Соня. Андрей очень переживает, что она ему не звонит. Стараюсь успокоить: возраст такой. Через 20 минут постепенно подтягиваются водители, обсуждают, что Денис только что продал свою машину. Перебрасываясь незначительными фразами, расставляют тарелочки, разбирают ложки, наливают чай, режут салат из помидоров с луком. Пока раскладывают горячую картошку с тушёнкой, спрашиваю у Семёнова: «Что решили-то?» На это он с тихой и спокойной улыбкой отвечает: «Да что, стоим пока».