Когда люди идут на спектакль столичного театрального и кинорежиссера Константина Богомолова, они ожидают потрясение, эпатаж, скандальность. И какое же их ждет удивление, когда вместо этого они получают тонкую психологическую постановку, в которой нет голых артистов, зато есть пища для размышлений. О том, почему так происходит, откуда взялась слава скандального режиссера и в чем вообще функция искусства, Константин Богомолов рассказал на встрече в Иркутске в рамках фестиваля «Энергия» от En+ Group. Публикуем самые яркие моменты.
Константин Богомолов — российский театральный деятель, актер, театральный режиссер, кинорежиссер, поэт. Художественный руководитель Театра на Малой Бронной. На культурном фестивале «Энергия» он не только провел паблик-ток об актуальных вопросах искусства и креативных индустрий, но и представил спектакль «Таня» по пьесе советского драматурга Алексея Арбузова.
О славе скандального режиссера
— Я очень неуверенный в себе человек. Это не более чем маска, технология, которой ты занимаешься в течение долгих лет в театре, — в самом начале встречи заявил о себе Константин Богомолов, отвечая на зрительские вопросы.
Гость сразу же обратился к теме своего специфического имиджа, чтобы публика понимала: московский режиссер не такой, каким его рисуют в медиа.
— У меня первое образование филологическое, а в ГИТИС поступил только для того, чтобы как-то социализироваться. К концу моего обучения в МГУ я понял, что я абсолютно асоциальный персонаж. Я сижу в библиотеках, погружаюсь в книги, у меня нет общения и навыков общения. Я боюсь людей, боюсь общества. И я понял, что надо что-то в себе ломать, — рассказал Богомолов.
Режиссер признается, что за четыре года учебы в ГИТИСе он полностью себя переделал, сохранив при этом свои главные особенности.
— Я остался таким, каким я был, а я достаточно асоциальный человек и не сильно общительный, не сильно тусовочный. Но при этом я научился через ГИТИС и театр, освоил способность общаться, выходить на большие аудитории. Я зашел в театр как в психотерапию, — поделился Константин Богомолов.
При этом скандальный имидж гостя — это не более чем продукт массмедиа, помноженный на слухи и сплетни коллег по киношно-театральному цеху.
— У меня есть определенный имидж: якобы я являюсь скандальным и эпатажным режиссером. Но вы вчера смотрели спектакль «Таня». Он не скандальный и не эпатажный. Это, как мне кажется, достаточно тонкий и психологически сложный театр, не имеющий никакого отношения ни к скандалу, ни к эпатажу. Таких спектаклей в моей карьере 70 процентов. А образ делается по 30 процентам постановок типа «Идеального мужа», «Карамазовых» и «Гамлет in Moscow». И это естественно: когда ты делаешь более экспрессивную, более хулиганскую вещь, слава о ней распространяется быстрее, чем о вещи тонкой, сложной и изысканной, — обратил внимание Константин.
Он подчеркнул, что это — «вопрос к медиа, к тому, как устроена передача информации, распространение слухов, и к тому, что интересует публику».
— Я раздел человека на сцене лишь один раз, и то это была моя жена бывшая. И всё, — заявил гость. — Когда ты экспрессивно существуешь, когда ты активен и много работаешь, у тебя вокруг возникает много людей, которые завидуют, враждуют, негодуют, хотят тебя сожрать. Многие люди присасываются к твоему имени, чтоб получить какую-то славу, какой-то хайп, чтобы получить какой-то накрут информационного упоминания. Они могут тебя в этой ситуации оболгать, рассказать небылицы и так далее. Зачем на это реагировать? Не нужно.
Константин Богомолов поднял также вопрос этики в «киношно-театральном цехе». Советские времена прошли, когда работники этого цеха не могли говорить о коллегах плохо.
— Сегодня вы видите тысячи примеров, когда режиссер может высказаться о режиссере, руководитель театра о другом руководителе театра. Негативно высказаться. Это ужасно. Я читаю, и волосы дыбом встают. Где театральная этика? — удивляется худрук Театра на Малой Бронной.
Об отборе материала и работе с артистами
Константин Богомолов рассказал, что материал для спектаклей он отбирает чисто из практических соображений — постановка должна быть интересной публике, иметь коммерческий успех и при этом развивать актеров.
— Я не отношусь к театральному делу как к чему-то эзотерическому, как к священнодействию. Театр — это практическое действие. Театр должен быть успешным, туда должны приходить зрители, зрители должны наполнить зал. У тебя есть актеры, которых ты должен развивать. Не занимать, а развивать. Есть публика, которую ты должен воспитывать, а не развлекать. Давать ей удовольствие и одновременно какие-то трудные задачи, — уверил режиссер.
При этом важно соблюсти пропорции по количеству сложных задач и развлекательных моментов.
— Если будешь давать публике только какие-то трудные задачи, она устанет, потому что она хочет наслаждения и удовольствия в равной степени. И ты даешь ей удовольствие, но внутри этого удовольствия ты продолжаешь давать какую-то ценную, важную информацию, — добавил Богомолов.
В пример он привел свой Театр на Малой Бронной, который всего за три года Богомолову удалось вывести из тяжелого состояния и сделать лучшим по кассовым сборам.
— И при этом ни одного скандала, ни одного возмущения. Это тихая и мирная произошедшая в театре революция, которую можно делать в очень непростых условиях. И для меня это даже более важно, как ни странно, чем спектакли. Поэтому материалы выбираются не так, что ты сидишь и думаешь, где бы самовыразиться, а ты всё равно находишься в контексте, реализуя ряд других задач, и, выбирая материал, ты их реализуешь, — отметил худрук театра.
«Достоевская история» в сериале «Хороший человек»
В 2020 году Константин Богомолов снял сериал «Хороший человек», в основу которого легла реальная история маньяка из Ангарска Михаила Попкова. Почему он выбрал именно этот материал? Трудно ли было над ним работать? И что в этой истории напоминает творчество Достоевского?
— Мне предложила этот материал продюсер сериала «Содержанки» и человек, с которым я дружу, Ирина Сосновая. Предложила сделать его для платформы Start. Эта история у них уже была написанная, готовая. И в этот момент я, собственно, узнал про ангарского маньяка. Мне показалось интересным поработать над таким детективным психологическим триллером. И я взялся за него. Это была очень тяжелая, сложная работа, — вспомнил Богомолов.
Ее сложность, по словам режиссера, заключалась в основном в том, чтобы разглядеть человека в звере и зверя — в человеке.
— Этому и была посвящена эта история: как разглядеть зверя в человеке и в человеке — зверя, а потом проанализировать, как и почему это происходит, когда человек превращается в зверя, и как это звериное проявляется в человеке? Насколько это предопределено генетикой, обстоятельствами или окружением? Такая чисто достоевская история. Не то чтобы у меня был специфический интерес к маниакам. У меня его нет, — рассказал Константин.
О юморе в человеческих отношениях
На вопрос из зала о том, какие вещи Богомолову приносят радость, он ответил:
— Радость приносит любовь, точнее влюбленность. Потому что любовь — это всегда ответственность и нагрузка, а влюбленность — это радость. Радость приносит ребенок счастливый, растущий. И радость приносит востребованность. Человек — существо социальное, и ему нужна востребованность. Когда ты нужен — это радость.
А по поводу того, как поддерживать эту влюбленность и гармоничные отношения друг с другом, гость сказал, что в человеческих отношениях важны игра, юмор и ирония.
— Всё умирает под гнетом серьезности. И нет ничего более невыносимого, чем бесконечная человеческая скотская серьезность, — подчеркнул Константин.
В пример он привел фразу Олега Табакова: «Юмор — это признак здоровья создаваемого произведения».
— Я никогда не доверяю тем произведениям, которые очень трагические, где прямо трагизма, серьезности до края. Если там нет юмора, я этому не верю. У меня сразу закрадывается подозрение в глубокой фальши. Я не верю произведениям, которые за полтора часа кино или 2–3 часа спектакля ни разу не улыбнулись, не подмигнули мне. И я не верю такому человеку. И в отношениях человеческих это тоже очень важно. И ничто лучше не стимулирует человеческие отношения, чем игра, — считает Богомолов.
Плюс важна самодостаточность. Отношения не должны становиться делом жизни, иначе — катастрофа.
— Нельзя другому человеку говорить: «Я без тебя жить не могу». Потому что это накладывает на другого человека такой тяжелый груз. Потому что жизнь — это счастье, общение — это счастье и радость. И никто никому ничего не должен. И тогда всё может длиться вечно, когда это есть, — убежден гость.
О культуре отмены и разных взглядах на мир
— Можно ли продолжать любить творчество человека, если он вдруг окажется разных с вами нравственных или политических позиций? — прозвучал вопрос из зала.
На это Богомолов ответил:
— Да, почему нет. Какая разница-то? Есть то, что сделано человеком, а есть его позиция. Я вообще считаю, что гений и злодейство совместимы.
А культуру отмены Богомолов назвал не культурой, а варварством:
— Надо разделять человека и то, что он делает. Разделять преступление и взгляды на него. Я считаю, что то, что сделано, оно принадлежит всем и не может быть просто отменено. Классные вещи — они должны оставаться. Безотносительно того, кто это сделал, какие у него взгляды. Мне не нравится культура отмены. Это вообще не культура, это варварство, — сообщил худрук Театра на Малой Бронной.
О советской драматургии и жизни в Большое время
Отвечая на вопрос, почему Константин Богомолов решил поставить пьесу Арбузова «Таня», гость ответил, что сегодня, как ему кажется, советская драматургия стала работать, в отличие от того, что было хотя бы 10 лет назад.
— Она работает, потому что в ней есть отпечаток эпоса. Советская драматургия 20-х и 30-х годов — это очень специфическая вещь. В ней есть отпечаток Большого времени, вот это ощущение Большого времени, которое может проявляться даже в частных историях. Это невыразимая вещь, она иррациональная, подсознательная какая-то. Но она отпечатывается в этих текстах, — пояснил Константин.
Он заметил, что мы сейчас тоже живем в Большое время, историческое.
— Ты живешь в своей квартире, в своем доме, утром встаешь, идешь на работу, заходишь в кафе выпить кофе, общаешься, а где-то там что-то гудит, фоном. Это — гул Большого времени. Иногда возникают периоды, когда стенки наших домов, стенки, которые отделяют нашу частную жизнь от больших исторических эпических событий, истончаются. Они начинают вибрировать и дрожать, и ты начинаешь слышать это Большое время. Вот и мы сейчас начинаем его слышать. Нам неуютно, нам трудно, непонятно, потому что истончились стены. И советская драматургия тоже создавалась в такое время, когда истончились эти стенки. И люди жили вроде бы своей частной жизнью, но они слышали это, — поделился Богомолов.
Поэтому советские тексты, в которых всё это отразилось, становятся сегодня «не актуальными, но чувственно воспринимаемыми, странным образом узнаваемым».
О зрительских ожиданиях
Константин Богомолов рассказал, что в своих спектаклях любит менять гендеры и возраст актеров: ставить на женские роли мужчин и наоборот, на роли молодых персонажей ставить более взрослых артистов.
— Главное в театре — это энергия. Ты видишь в человеке его энергию, а не пол и возраст. Например, у меня есть мечта — поставить «Ромео и Джульетту» с пожилыми артистами. Потому что момент отказа от жизни из-за того, что близкий человек больше не живет рядом, молодыми может быть сделан, только если это, на мой взгляд, суицидальная психопатия. Жизнь сильнее любви. Инстинкт жизни сильнее инстинкта любви. И молодой никогда не выберет любовь, а не жизнь. Точнее, в жизни и есть любовь, — поделился мнением Богомолов.
Поэтому «Ромео и Джульетта» в исполнении молодых артистов не может быть психологически убедительной постановкой. А вот два пожилых человека, которые могут влюбиться друг в друга в любом возрасте или прожить вместе всю жизнь, могут.
— И вот одного человека не стало, а другой не хочет жить после этого. Потому что только в возрасте жизнь становится менее важна, чем человек рядом. Если сделать «Ромео и Джульетту» про пожилых людей, это было бы сыграно психологически убедительно, — уверен режиссер.
Однако публика не всегда в состоянии воспринять такие новшества в привычных произведениях.
— Мы же шоры всегда на глазах имеем. Мы приходим в театр и ждем, что там будет занавес, будет музыка играть, произведение известное, значит, оно должно быть таким и таким. Если не совпадает, мы говорим: «Ну нет, это не Мышкин» или «Нет, это не Джульетта». А почему? Это инерция нашего восприятия. Мы рабы этой инерции восприятия, — объяснил Богомолов.
В качестве примера гость привел эскалатор в метро. Когда он выключен и функционирует в режиме лестницы, человек, становясь на него, всё равно по инерции дергается. Более того, когда ты спускаешься или поднимаешься по выключенному эскалатору, тело этому сопротивляется.
— Мозг оказывается слабее привычки. И это не только по отношению к эскалатору. Мы так в жизни живем. Мы каждый день сталкиваемся с ситуацией, когда наш мозг и информация похоронены под плитой привычки, инерции, — заметил гость.
Так и в театре: спектакль либо потакает зрительским ожиданиям и привычкам, либо помогает их преодолевать:
— Если спектакль потакает вашим привычкам, вам хорошо и спокойно. Вот вы пришли, а тут всё так, как и представляли себе. Вот такой Мышкин, весь правильный, вот тургеневские девушки ходят, музыка заиграла, хорошо, артисты поплакали, пострадали. Всё как всегда. Организм получил удовольствие. Вы думаете, он получил удовольствие духовной пищи? Нет. Он получил удовольствие потакания вашим ожиданиям, привычкам, инерции восприятия.
А в другой раз зритель приходит на спектакль, а там артисты не рыдают, занавеса нет и вообще персонажи не те. И человеку уже неуютно.
— Театр может потакать привычкам зрителя, а может их преодолевать, причем самыми разными способами и в разных сферах. Когда ты берешь то или иное произведение, а особенно если классическое, это очень тяжелая работа. Человек прочитает его еще в школе, у него формируется это школьное представление. И вот он идет на спектакль с этим представлением. А ты выходишь, условно, на сцену и видишь, что над залом висит такое облако. В нем — коллективное представление о том, что это за роман и о чём он. И все мозги туда к этому облаку трубками подключены. И вот тебя ждет борьба с этим чудовищем — коллективным представлением, — поделился наблюдениями Богомолов.
Режиссер сказал, что для него главное удовольствие от прихода в театр — это когда спектакль не потакает, а нарушает его привычку. Поэтому также он работает со своими постановками, пытаясь их заново «прочитать».
О любви к книгам и человечности
Пожалуй, самые главные мысли от Богомолова прозвучали в конце паблик-тока. Кто-то из зала спросил у него, как прививать детям любовь к чтению и как вообще воспитывать подрастающее поколение.
— Не надо ничего прививать. Не читают, и бог с ними. Не надо насиловать людей, человек начнет читать сам, когда захочет. И я не встречаю никакой деградации молодежи. Во все времена существовали вырожденцы, это нормально. Если какой-нибудь современный тиктокер дэбил, ну и бог с ним. Что, не было в 70-е дэбилов? Или в 50-е? И дело тут не в том, что человек тиктокер. Он просто дэбил, и всё. А есть люди, которые могут не читать Достоевского и Толстого, но они настолько сложные, изощренные, тонкие люди, — рассуждает Богомолов.
В пример он привел свою дочь, которая пусть и не читает в том количестве, как ему бы хотелось, но при этом она больше знает, чем Константин в ее возрасте, больше знает о жизни и при этом — очень добрый и чуткий человек.
— Мы должны понять, что дети сегодня другие источники информации имеют. У них по-другому мозги устроены. И это вечное старческое брюзжание о том, что надо читать книжки и тогда ты станешь добрым, разумным и вечным… Человечество читало книжки 2 тысячи лет. Оно стало добрее? Нет! — убежден Константин Богомолов.
Жизнь изменилась, а вслед за ней и функция искусства.
— Искусство более не проповедник. Не добилось искусство ничего с точки зрения проповедничества. И XX век стал самым жестоким веком. Пиком жестокости в истории человечества, пиком искусства и пиком жестокости. Потому что искусство на протяжении сотен лет было суррогатом жизни людей. Вот это знаменитое: «Над вымыслом слезами обольюсь», оно ведь имеет очень страшную оборотную сторону. Люди в жизни проходят на улице мимо алчущих, страждущих, нищенствующих, болеющих. Люди могут не обратить внимание на чей-то призыв о помощи. Не заметить близкого, которому плохо или больно. Не потому, что не заметили, а потому что включается механизм самосохранения. Мы живем с нелюбимыми, мы заходим в тупики и не выходим из них, потому что нам лень или страшно. Мы научаемся смиряться с несправедливостью, с бессмысленностью собственной жизни, — замечает режиссер.
Но при этом современный человек приходит в театральный зал, смотрит трагическую историю вроде спектакля «Ромео и Джульетта», сопереживает и думает, что остается человечным.
— Мы обливаемся слезами и думаем: «Мы всё еще люди». Искусство нам давало возможность, будучи жестокими, равнодушными, трусливыми, нелюбящими в жизни, придя в зал, открыв книгу, почувствовать, что у нас еще бьется сердце, слезные железы работают, мы сочувствуем и сопереживаем. Искусство нам помогало сказать, что мы люди. Да нет. Какой смысл посмотреть историю о великой любви и продолжать мучить друг друга бессмысленной супружеской жизнью? — задается вопросом Константин Богомолов.
Поэтому сейчас искусство становится собеседником, а не проповедником.
— Оно не учит, как правильно жить, оно позволяет вступать в диалог и заставляет самого человека осмыслять свою жизнь. И вот это очень важная и новая функция искусства. Потому что жизнь важнее искусства, жизнь важнее творчества. И жить полноценно гораздо важнее, чем обливаться слезами над вымыслом, — резюмировал режиссер.
Послесловие
В конце встречи, общаясь с журналистами, Константин Богомолов заметил, что паблик-ток в Иркутске ему очень понравился.
— Прекрасное общение, умная, интеллигентная, образованная публика, знающая контекст и интересующаяся тем, что я делаю, тем, что делает театр вообще и современный театр в частности. Я получил от встречи большое удовольствие. Да и спектакль прошел прекрасно, очень тепло был принят публикой в Иркутске. Такие фестивали — это важнейшая вещь, и замечательно, что En+ Group создала такой фестиваль. Это большое дело для театра, особенно сегодня, когда культурная активность снижена. Поездка для театра, особенно в такой театральный город, как Иркутск, это всегда большое событие и радость. Мы благодарны и надеемся, что это будет регулярно, что фестиваль станет традиционным, — заключил Константин Богомолов.
Ранее мы писали о том, что Константин Богомолов намерен следующим летом приехать с семьей на Байкал. Режиссер также заметил, что с удовольствием приехал бы в Иркутск на гастроли с другими своими спектаклями.
Больше новостей, фотографий и видео с места событий — в нашем Telegram-канале. Подписывайтесь и узнавайте всё самое интересное и важное из жизни региона первыми.