«Теперь это картонный дом». История старой усадьбы в Рабочем, которую угробили при пожаре

Предместье Рабочее. За поворотом находится СИЗО-1, его близость, как ни крути, давит на окружающую атмосферу, утяжеляя пасмурность весеннего иркутского межсезонья. Грязь, мусор, пожухлая трава. Усадьба на улице Напольной кажется тут немного чужеродной — слишком неуместными выглядят ее аккуратные стены с красивыми ставнями и внешним декором. Правда, эта красота — лишь ширма, чтобы скрыть следы большого пожара. Рассказываем историю нового героя проекта «Исчезающий Иркутск».

В этот раз нам крупно везет встретить жительницу дома практически сразу, как мы подошли сюда. Лариса переехала в него в мрачные времена — в середине 1990-х. Тогда предместье Рабочее оправдывало свою дурную репутацию.

— Когда мы покупали здесь квартиру, наркоманов было засилье. В доме жили наркоманы, но нас они не беспокоили, в квартиру не влазили, не беспредельничали. Половина из них уже, честно говоря, лежит в могилах, сейчас спокойнее стало гораздо. А вот тогда к туалету подойти вообще невозможно было. Идешь — и хрустят шприцы под ногами, — вспоминает она. — Во время субботников, а их мы сами проводим до сих пор, потому что домоуправление этим не занимается, постоянно была проблема — не наткнуться на иголку от шприца. Хоть и в перчатках были, всё равно опасались.

Про туалет Лариса говорит не просто так. Он стоит на улице — классический уличный сортир, сейчас обнесенный зеленым профлистом.

Отопление в доме печное, хотя жильцы переходят на бойлеры. Водопровода тоже нет: воду и зимой и летом приходится носить ведрами и канистрами с колонки (тележки и бака у семьи нет, потому всё делают вручную).

— Колонка очень старая. Если приходишь первым к ней, надо сначала подождать, когда вода протечет, потому что она ржавая бежит, прямо коричнево-ржавая. Практически ведро сливаешь такой воды, только потом можно набирать, — делится иркутянка. — Но вода, я хочу сказать, нехорошая. Мы когда квартиру купили здесь, вода была идеальная, чистая. А сейчас ее сырую пить уже нельзя. Приходится покупать в магазине, если кипяченую не любишь.

Воду местные берегут. Это те, кто живет в благоустроенных квартирах, даже не задумываются, сколько тратят ее на повседневные нужды. А еще последние годы летом минимум на полторы-две недели ближайшую колонку отключают.

— В колодец засыпают какой-то антисептик, потому колонка у нас не работает, — объясняет Лариса.

— А воду привозят или как? — интересуется Алексей Петров*.

— Да ничего подобного, — отвечает Лариса. — Ну вот этой зимой в морозы у них там что-то случилось, месяц у нас воды не было. Мы с сыном после работы на колонку возле [Казанской] церкви приезжали, оттуда ведерками, канистрочками носили.

Чтобы помыться, жильцы ищут каждый свой способ: кто к родственникам ездит, кто — к друзьям, кто — в баню.

Лариса отмечает: в деревянном доме, конечно, дышится иначе, нежели в квартире, потолки тут 3 метра, и, чтобы шторки повесить, без стремянки не обойдешься. Правда последние 12 лет жильцы — сейчас это четыре семьи — дышат не деревом, листвяком, из которого строили когда-то дом, а «химией» — гипсокартоном.

— Дом раньше представлял историческую ценность, но в 2013 году у нас произошел пожар. У нас на втором этаже бичи жили, вот из-за них и погорели. А теперь это картонный домик, я так его называю. Вот так его восстановили. Гвоздь вы здесь не вобьете. Если только в стык попадаете, где гипсокартон прикручивается к палочке, а так везде — пустота, — говорит иркутяка.

В списках выявленных объектов культурного наследия усадьба до сих пор значится. В перечне она проходит как жилой дом второй половины XIX века. Но наша собеседница рассказывает, что сама недавно узнала, что дом числится в документах как барак — по крайней мере, у энергетиков.

— Пожар у нас был хороший. Начался в квартире на втором этаже, пошел ко мне, по окнам с той стороны. Выгорело хорошо. Это было в ночь с 6 на 7 октября, тогда уже было не совсем тепло. Предлагали в Жилкино тогда переехать, но в исполкоме сказали, что туда лучше не соваться: сто лет там не делали ремонта, грибок везде. Ну и выбираться из Жилкино тяжело, там же по расписанию только автобусы ходят. Потому мы с сыном снимали квартиру, а соседка наша жила у соседей в баньке, денег не было на аренду, — вспоминает Лариса.

Ремонт дома силами города делали в зиму. Лариса помнит, что заехала обратно в дом в декабре, причем ее фактически заселили насильно: нужно было постоянно кому-то топить печь, чтобы поддерживать ее рабочее состояние. В свою квартиру зашла только весной.

— Листвяк же горит очень хорошо, потому воды при тушении вылили очень много. Сутки, по-моему, потом сушили. Сейчас у нас все полы гнилые. Мы их как-то вскрывали, оказалось, что под них при ремонте торфяника накидали. У нас раньше были бревна во-о-от такие, — показывает руками иркутянка. — Зимой и летом было тепло, всегда с открытыми форточками жили. А сейчас мерзнем, сырость. До пожара это был добротный дом. А сейчас… Вот стучу, слышите, да, какой звук? В квартирах такой же звук.

Мы разговариваем с Ларисой на крыльце. Она отмечает, что его тоже целиком заменили, от оригинального остались только колонны. Красивые ставни тоже новодел, хоть и полностью воссозданные по старым эскизам.

— Я уже не считаю, что это какая-то историческая какая-то ценность, дом угробили они, — заключает его жительница.

Она вспоминает, что, когда заехали в квартиру и делали ремонт, под обоями находили старые, еще дореволюционные газеты с ятями — раньше ими частенько обклеивали стены. Других деталей, указывающих на историю дома, здесь больше не было. И кстати, это только с фасада дом выглядит двухэтажным. На самом деле, он будто разделен на две части: в той, где живет Лариса, только один этаж, во второй действительно два, там есть лестница и отдельный вход.

А еще иркутянка отмечает, что дому больше 140 лет — по крайней мере, когда она покупала квартиру здесь, в документах уже тогда значилось, что ему около 110 лет.

— У нас еще в стороне были одноэтажные дома. Вроде бы это были конюшни раньше, а потом, в советское время, видимо, сделали из них квартирки. Но они выгорели, — делится Лариса и предполагает, что ее дом мог быть каким-то купеческим.

Краевед Василий Татарников, который нынче на «Исчезающий Иркутск» отправился вместе с нами, рассказал, что, вероятно, дом на улице Напольной в начале XX века имел отношение к общественным баням Швец, располагавшимся неподалеку. В архивах можно найти имя Итты Еруховны Швец, которой принадлежали постройки на нынешней Напольной.

Что касается самой улицы Напольной, то, как рассказывает Василий Татарников, до 1909 года участок от Тюремного замка (сейчас это улица Фучика) и до Казанской (сейчас — Декабристов) назывался Сарафановский проезд, участок от Казанской до нынешнего переулка Черского — Васильевской улицей, а далее уже шла Напольная.

С 1910-х участок от Тюремного переулка до нынешнего переулка Черского полностью переименовали в Васильевскую, а с советских времен она целиком стала Напольной.

— Васильевской улицу назвали либо в честь иконописца Михаила Васильева, либо в честь архитектора Андрея Васильева. Я склоняюсь больше к первому варианту, — говорит Василий Татарников.