«Нет закономерности, что землетрясения будут раз в 10 лет». Сейсмологи — о том, почему Иркутск постоянно трясет

— Как можно объяснить обывателям простым русским языком, что такое землетрясение и почему они часто происходят в Иркутске?

Елена Кобелева, директор Байкальского филиала ЕГС РАН, кандидат физико-математических наук. Землетрясение — это разрыв или сдвиг блоков земли, иногда это растяжение, иногда столкновение, иногда это происходит всё вместе. Наш регион находится на стыке двух плит — Сибирской платформы и Амурской плиты. Раньше говорилось, что они сходятся, но сейчас фактически они раздвигаются со скоростью 3–4 миллиметра в год.

В нашем регионе очаги землетрясений располагаются в среднем на глубине около 17 километров, в общем можно говорить о диапазонах от 10 до 25 километров.

Владимир Чечельницкий, заместитель руководителя Байкальского филиала ЕГС РАН, кандидат геолого-минералогических наук. Байкальская рифтовая зона протягивается с юга — из Монголии от Хубсугула, уходит на Байкал и разворачивается в сторону Якутии и севера Забайкалья. Очень сильные землетрясения ощущаются из Монголии. Например, Гоби-Алтайское (1957 года) произошло на расстоянии тысячи километров от Иркутска, но оно вызвало пятибалльный эффект. Кроме того, у нас очень хорошо ощущаются землетрясения в Туве.

— Есть ли какая-то периодичность, с которой землетрясения в нашем регионе происходят наиболее активно, а потом затухают?

Кобелева. В 2020–2021 годах был максимум сейсмической активности за последнее время, и сейчас мы идем на спад. Но четкой закономерности, что они точно будут раз в 10–12 лет, конечно, не существует.

Существует график повторяемости землетрясений, по которому считалось, что толчки 6 баллов в Иркутске происходят раз в 25 лет, а 5 баллов — раз в 10 лет. Но вы, наверное, помните, как в сентябре 2020 года случилось Быстринское землетрясение, а потом в декабре и январе — Кударинское и Хубсугульское. Весь график повторяемости нарушился.

Чечельницкий. Если брать историю, то в Иркутске за всё время фиксировалось всего два восьмибалльных землетрясения, семибалльных — штук семь-восемь. В 1999 году у нас произошло Южно-Байкальское землетрясение в районе Листвянки, и после него было много афтершоков, которые были весьма ощутимы в Иркутске. Култукское землетрясение в августе 2008 года в Иркутске ощущалось на 6 баллов. Хубсугульское землетрясение имело магнитуду 6,8 — это сильно. В нашем городе оно проявилось интенсивностью до 5 баллов, и людей очень напугало.

Кобелева. В случае с Хубсугулом важно то, что оно произошло более чем почти в 300 километрах от Иркутска, это довольно большое расстояние. Чем ближе происходит землетрясение, тем быстрее оно проходит в Иркутске. Например, эпицентры Быстринского и Кударинского землетрясений находились на расстоянии от 70 до 150 километров до Иркутска, а Хубсугульского — почти в 300 километрах. Именно поэтому людей очень напугала та раскачка, которая возникла из периода и скорости сейсмических волн при прохождении такого большого расстояния от эпицентра.

— Некоторые землетрясения мы ощущаем особенно сильно, хотя в сводках в Иркутске оно оценивается на «привычные» нам 4–5 баллов. Почему?

Чечельницкий. Чем дальше находится эпицентр, тем большее расстояние проходит волна, имеющая низкочастотное колебание. Наши с вами дома имеют собственную частоту колебаний. Например, пятиэтажка — это 4 Гц, современные девятиэтажки — 2 Гц, а 16-этажные дома — 1,7 Гц. Если частота волны в результате землетрясения будет близкой к собственной частоте колебания дома, люди, находящиеся в здании, ощутят его сильнее. В случае с Хубсугулом так и произошло — волна была низкочастотной, и ее частота была близка к частоте колебаний высоток. Поэтому люди сильно испугались.

— Иногда во время сильных землетрясений можно услышать подземный гул. Из-за чего он возникает?

Кобелева. Во время землетрясения происходит либо удар, либо разрыв, который сопровождается звуком. Если мы рвем бумагу, мы же слышим звук? Здесь происходит то же самое. В 2008 году гул стоял такой, что отголоски слышались даже в Иркутске.

Землетрясения, которые происходят в Баргузинской долине, как правило, малого класса. Они несильные, но у них эпицентры часто находятся близко к поверхности. Естественно, они сопровождаются гулом, но местные жители настолько к нему привыкли, что уже не обращают на него внимания.

Чечельницкий. У меня приятель был на Курминском заливе во время землетрясения 2008 года. Он сделал интересное наблюдение: во-первых, хорошо был слышен гул, во-вторых, из-за землетрясения началось выделение метана, из-за чего «закипела» вода.

— Стоит ли иркутянам бояться сильных землетрясений? Выдержат ли наши дома такие толчки?

Чечельницкий. За последние годы сильно изменились технологии строительства. В советские времена в Иркутске из соображений безопасности строили дома не выше девяти этажей. Это было связано в том числе с технологиями и материалами, которые имелись в те годы. Сейчас стали появляться более высокие дома.

Изменилась и парадигма сейсмостойкого строительства. Раньше считалось, что при сильном землетрясении здание должно было устоять, несмотря на повреждение. Сейчас же считают: пускай у вас даже внешняя стена вывалится, но каркас должен остаться целым, чтобы дом не сложился. Примеры Нефтегорского и Спитакского землетрясений, разрушений в Турции показывают, как дома могут рухнуть, словно карточный домик. Это может быть связано с нарушениями норм строительства или с недостаточной сейсмостойкостью домов.

И раньше, и сейчас есть норма, при которой дома строятся из расчета на восьмибалльное землетрясение. Кроме того, при необходимости усиливаются площадки, на которых ведется строительство (например, если там «плохие» грунты). Многих волнует, как поведет себя здание во время сильного землетрясения. Если всё построено и запроектировано правильно, то всё будет хорошо.

С одной стороны, мы говорим, что раньше требования были жестче. С другой, раньше было в основном панельное строительство, сейчас же в основе зданий лежат железобетонные конструкции. Кроме того, появились компьютеры, которые позволяют провести более точные расчеты для строительства.

У нас есть дефицит сейсмостойкости (хотя это характерно для многих других регионов). Есть дома, построенные в 1940-е годы, тогда существовали другие нормы. Хрущевки, которые массово возводились в 1960-е, тоже устаревают, они же строились на 50 лет. Там и без землетрясений расслаиваются панели, ржавеет арматура. Большая проблема для Иркутска — постоянные подтопления в подвалах из-за обводненных грунтов.

Удивительно, но самым сейсмостойким зданием оказалась обычная сибирская изба. Она поскрипит, но с ней всё будет нормально. В нашем новом ледовом дворце «Байкал» не зря соорудили перекрытия из дерева — оно очень хорошо воспринимает разного рода нагрузку.

Кобелева. Я не знаю, как себя поведет современный газобетон в таких условиях. После землетрясений 2020–2021 годов к нам обращалось много людей из Баклашей, Шелехова, они рассказывали о трещинах в газобетоне. С чем это связано? С некачественным строительством или с состоянием самого материала?

— Какие населенные пункты подвержены наибольшей опасности из-за землетрясений?

Кобелева. Это как раз юг Байкала — Байкальск, Слюдянка, Култук. В более широком смысле — Иркутск, Ангарск, Шелехов, здесь возможны толчки интенсивностью до 8 баллов, что считается разрушительным землетрясением.

В 2008 году во время землетрясения в Култуке были разрушены почти все печные трубы, развалился кирпичный магазин и пострадала школа после ремонта, поблизости возникали камнепады и обвалы. Там были толчки до 7 баллов.

— Может ли произойти землетрясение непосредственно под Иркутском?

Чечельницкий. Не может, точно. Да, у нас древний ангарский разлом, но он очень старый, по нему нет подвижек. Ближайшее к Иркутску землетрясение фиксировалось в районе Бурдаковки, и то оно было крайне слабенькое.

— Влияет ли на частоту землетрясений деятельность человека — строительство тоннелей на Байкало-Амурской магистрали, разработка угольных разрезов и различных других месторождений?

Чечельницкий. У нас такого влияния нет, а вот на Кузбассе, где большая сеть шахт, наши коллеги из Алтае-Саянского филиала обнаружили зависимость между прекращением добычи угля и прекращением землетрясений. Там идет добыча угля шахтным способом, происходит выемка огромного количества грунта.

Кобелева. За последние годы в Сибири появилось два уникальных наблюдения. В соседней Якутии на месторождении в Мирном, где выкопана огромная воронка для добычи алмазов, начались мелкие землетрясения, а затем произошло достаточно крупное, после которого в районе рудника поставили три сейсмические станции для наблюдений. И еще один интересный случай был под Новосибирском. Там стали добывать уголь открытым способом, как в Черемхово — на разрезе, но колоссальными масштабами. Там тоже зарегистрировали мелкую сейсмичность.

Мы наблюдаем в районе Заларей мелкую сейсмичность, которая у нас вызывает сомнения, потому что там есть солерудник с большими объемами уже намытой соли. В Черемхово и Тулуне пока тишина, но там другой эффект от добычи — воздействие на жилые дома в результате взрывов.

— В Черемхово тоже была добыча угля в шахтах, но их закрыли в конце 1970-х. Может ли это как-то повлиять на сейсмичность в городе?

Кобелева. Нет, там слишком маленькие шахты и объемы добычи совершенно не те, что в Кузбассе. Из подобных объектов у нас под наблюдением только Тыретский солерудник в Заларинском районе.

— Можно ли спрогнозировать землетрясение?

Чечельницкий. Делая прогноз, мы должны выяснить, где землетрясение должно произойти, с какой силой и в какое время. Прогноз места мы знаем — это наша Байкальская рифтовая зона. Силу мы тоже примерно представляем. А вот когда оно произойдет… Долгосрочный прогноз — очень сильное землетрясение до 8 баллов в Иркутске возможно раз в 500 лет, но с вероятностью в 10% оно может произойти раньше.

В среднесрочной перспективе — до 2–3 лет — случаев успешного прогнозирования мало, но они есть, например, в Японии и Китае. Что же касается краткосрочных прогнозов, с точностью до нескольких дней, то за всю историю наблюдений есть только один подобный случай, который был зафиксирован в Китае.

Землетрясение случается тогда, когда в недрах земной коры скапливается критическое напряжение, когда оно достигает какого-то предела. Для того чтобы оно накопилось, нужно большое количество времени, сотни лет. Точный момент сейчас предугадать невозможно.

— Представим, что в Иркутской области произошло землетрясение. Как вы его регистрируете и что делаете в процессе?

Кобелева. У нас есть сеть из 27 сейсмических станций, причем последнюю — Узур на Ольхоне — мы открыли в октябре 2023 года. Открытие этого объекта позволило нам соединить юг и север Байкальской рифтовой зоны. Сейчас время оповещения всех экстренных служб о случившихся толчках составляет 10 минут.

Примерно с половины станций мы имеем возможность проводить наблюдения в режиме реального времени непрерывно. Часть станций сигнализирует нам о сейсмособытии, и оттуда нам приходят «кусочки» наблюдений непосредственно с ним. Здесь у нас работает программа автоматической обработки полученных данных. Станции «рисуют» круги — расстояние до эпицентра. У нас появляется один кружок, второй, третий… Когда они пересекаются друг с другом, мы получаем точку, где предположительно произошло землетрясение. Иногда оператор проверяет данные вручную и корректирует это место на карте.

— На пресс-конференции в феврале 2024 года вы рассказывали, что сети сейсмических станций в Приангарье грозит сокращение из-за недофинансирования. Расскажите, пожалуйста, изменилась ли ситуация с того момента?

Кобелева. После Хубсугульского землетрясения 2021 года у нас был план развития сейсмологической сети. Если бы нам удалось открыть еще хотя бы пять станций в районе Иркутска в радиусе 400 километров, то мы были бы способны выйти на время оповещения о землетрясениях до 5 минут.

Чечельницкий. С этим очень интересно получилось. В 2021 году президент России Владимир Путин общался с молодыми учеными в Сириусе. Ему тогда пожаловался директор Камчатского филиала, дескать, сколько в Японии сейсмических станций, а сколько у нас. Путин в марте 2023 года поручил правительству разработать меры по усилению сейсмического мониторинга, в том числе на Дальнем Востоке. Говорилось, что на весь Федеральный исследовательский центр, филиалом которого мы являемся, выделят 4,5 миллиарда на три ближайших года. На наш регион планировалось модернизация существующих станций и открытие 28 новых. Вместо этого в 2024-м мы получили сокращение финансирования и возможное закрытие ряда станций.

— Сколько денег не хватает для того, чтобы сохранить хотя бы то, что есть?

Кобелева. Для поддержания текущей деятельности — это и для выплаты зарплат, и для содержания станций — необходимо дофинансирование в размере 28 миллионов рублей. В эти деньги практически не заложена модернизация, за исключением обновления двух станций — в Аршане и Бодайбо.

Мы нашу потребность озвучили и губернатору Иркутской области, и в МЧС, и в Министерство науки и высшего образования РФ, писали письмо даже в администрацию президента. Минобрнауки сейчас начало работу по нам, мы уже заполнили форму дефицита дофинансирования и отправили ее. Теперь ждем ответа.

— А сколько нужно, чтобы претворить в жизнь планы по развитию сети?

Кобелева. Порядка 250 миллионов рублей. Это складывается из необходимости открытия 28 новых станций (стоимость одной по нынешним меркам — около 4,5 миллиона) и модернизации 27 существующих.

— Станции, которые есть сейчас, работают автономно или там есть люди?

Кобелева. Там есть люди, которые охраняют оборудование, при необходимости могут его перезагрузить, они работают у нас на 0,4 ставки техника. Но иногда возникают необычные случаи. Например, в Нижнеангарске у нас был пункт стационарного наблюдения, но в 2017 году там произошел пожар, станция сгорела. Денег на ремонт или строительство новой нам никто не дал. В итоге мы прошлись по улице, предложили женщине в одном из домов, что мы установим у нее в огороде оборудование и поставим компьютер, а взамен она будет получать по 10 тысяч рублей в месяц. Так вот и работали с ней 4 года, пока она не продала дом — и новые хозяева получили еще и наше оборудование.

— Как ремонтируется оборудование на местах, если оно выходит из строя?

Кобелева. На ближайшие станции мы выезжаем, на дальних нас выручает «Почта России», с помощью которой можно отправить оборудование, но, к сожалению, на севере региона они стремительно закрываются.

Если что-то происходит, мы звоним технику на месте, просим его посмотреть, что случилось. При необходимости он отправляет нам видео, мы уже здесь смотрим, что не так, и по инструкции направляем человека. Отправляем ему фото, пишем, где какой винтик подкрутить, что нужно сделать.

Обычно люди справляются сами, но если что-то сложное, то идут к кому-нибудь — техническому работнику в администрации, какому-нибудь местному специалисту или к соседу дяде Васе, который всей деревне чайники ремонтирует.