Голландский дом, или дом архитектора, – одно из самых видных зданий в Иркутске. Фасадом дом выходит на Черемховский переулок, а каменным торцом – на улицу Чкалова. Это дом из разряда тех, о которых, кажется, известно многое, но на самом деле – почти ничего. Портал «ИрСити» посмотрел на знаменитую усадьбу и попытался воссоздать её историю.
Крепкий, осанистый, дом похож на неприветливого старика, который ворчит на любые изменения в мире – вокруг шумно от машин, свет заслоняют высокие новые дома, а он стоит, врастает в землю да и при этом молчит, ничего о своём прошлом не рассказывает.
За необычную архитектуру – крышу и фасад – дом получил прозвище Голладского, а сейчас он также известен как дом архитектора, потому что уже больше 20 лет здесь располагается союз архитекторов. А вот что было с усадьбой «на заре её юности» ясно не до конца.
Как рассказал историк Алексей Петров, дом, который сохранился до нашего времени, был построен после пожара 1879 года, уничтожившего весь деревянный Иркутск. Он был первым возведённым в этом районе после разгулявшейся стихии. Большие размеры новой усадьбы привлекли внимание иркутской купчихи Сары Абрамовны Шенкман, которая жила во флигеле на Большой улице, но после продажи земельного участка и флигеля за 6 тысяч рублей дворянину, торговцу обувью Константину Иодловскому в августе 1885 года она купила усадьбу с постройками во Вдовьем переулке, который именовался так, вероятно, из-за того, что здесь жила вдова, мещанка Матрёна Елькина.
Про Шенкманов известно немного, разве что, например, 12 августа 1886 года в их доме (вероятно, как раз во Вдовьем переулке) украли 100 рублей, следов преступления обнаружено не было. А в 1909 году Шенкман проходил по делу о ростовщичестве, давал показания в суде.
Купцов Шенкманов не устроили постройки, и они начали переделывать их. По новому проекту был построен двухэтажный деревянный дом с подвальным помещением, мезонином, бревенчатым фонарём в середине второго этажа. Шенкманы занимались торговлей, но в делах что-то разладилось, так что из купцов они были переведены в мещанское сословие. Это стало одной из причин продажи Голландского дома.
«В архивном деле записано, что в марте 1894 года иркутский мещанин Борис Шенкнман и его жена продали фельдшеру Кириллу Дамбиту и жене его Евдокии деревянный двухэтажный с мезонином дом со всеми при нём строениями, землёй, стоящий на первой части города Иркутска по Вдовьей улице за 3,5 тысячи рублей», - делится историческими находками Петров.
Дамбит был отставным медицинским фельдшером, занимался медицинской практикой и торговал медицинскими товарами. В начале XX века во дворе дома был построен двухэтажный флигель, а в линии вдовьего переулка поставили ещё одноэтажный деревянный дом.
Позже всей усадьбой стал владеть Григорий Сахаров, который был членом географического общества, входил в комиссию по проектированию нового здания общества, того, где сейчас располагается краеведческий музей. Он возглавлял в думе комиссию по подготовительным работам по устройству в Иркутске канализации, был членом водопроводной комиссии, комиссии по постройке моста через Ангару, реорганизации городской полиции, расследованию несчастных случаев на городской электрической станции.
В 1915 году усадьбу разделили на два участка – Голландский дом и одноэтажный дом с мезонином, который снесли в 50-е годы. В 80-е годы, когда писалась справка по усадьбе, рассказывает историк, износ деревянных конструкций составлял 60-70%. Тогда же готовилась реконструкция.
В журнале «Иркутская земля» за 2012 год есть статья Надежды Бабус, посвящённая Голландскому дому. Автор уверяет – Шекманы и Дамбит никак не могли владеть домом, потому что они совершенно точно жили в доме №6 во Вдовьем переулке. А усадьба, известная сегодня как дом архитектора, была в начале XX-го века собственностью семьи Сахаровых. До них владельцами дома был некий мещанин Григорьев, но, скорее всего, после страшного пожара участок был продан как раз-таки Сахарову.
Вот так запуталась история, где теперь правда, – совсем неясно. А мы, гуляя по округе, стараемся найти то, что может приподнять завесу тайны. На двухэтажном флигеле висит табличка – «Музей архитектора Кербеля», однако оказывается, что от самого музея, кроме таблички, ничего не осталось.
Заходим в дом архитектора – узенький коридорчик, в котором с трудом можно разойтись вдвоём, вахтёр говорит, что никого из начальства на месте нет, а сама она ничего не знает, уходим восвояси. В надежде найти свидетелей жизни знаменитого дома стучимся в окно соседнего – двухэтажного покосившегося старика. К нам выходит бойкая старушка и с удовольствием рассказывает, что раньше здесь, в Черемховском переулке, была не жизнь, а сказка.
«Я здесь уже 56 лет живу, был такой переулочек – сказка, теперь тут понастроили всего, так что не пройти. Всё было зелёненькое, машин не было, и идёшь, как по аллее», - говорит она.
Наша новая знакомая рассказывает, что Голландский дом горел во время реконструкции, так что его пришлось перестраивать заново. Однако восстановили здание точно по тем чертежам, какие были, так что его облик не поменялся.
«Я помню, что внизу там в доме жили люди, а потом уже туда архитекторы переехали. Людям что-то дали, в соседний дом переселили. Так вот и наш дом взять – 140 лет!» - говорит бабушка, а на вопрос, крепко ли стоит дом, шутит: «Я иногда придерживаю его».
Заканчивая беседу, спрашиваем имя нашей собеседницы, и случается такой милый диалог:
- Вы не выговорите моё имя, родители от большого ума дали имя.
- Наверное, советское какое-то, красивое, - спрашиваем мы.
- Некрасивое, французское. Генриетта.
- Прекрасное имя, я никогда в жизни не встречал Генриетт, - восхищается Петров.
- А я его ненавижу. Мне 81 год, всю жизнь терпеть не могу. Мать у меня Мария, отец – Николай, а тут им подсунули такое имя. Младший брат Алексей. Хоть как меня называйте, - заключает Генриетта Николаевна и, улыбаясь, скрывается за деревянной дверью.
Сосед Генриетты Николаевны оказывается не таким разговорчивым, из окна второго этажа он кричит нам, что ничего хорошего за эти годы не произошло, что всё плохо, всё позастроили, дома гниют, а потом и вовсе закрывает окно, махнув на нас морщинистой рукой.
Вот именно такого старичка я себе и представляла, смотря на Голландский дом – ворчуна, к которому так сложно найти подход, но, наверняка, можно, и тогда он расскажет тебе тысячи историй. Но, видимо, в другой раз.