«Золотой дождь оборонных расходов». Прогноз на 2025 год от экс-министра экономики РФ Андрея Нечаева

Победа Дональда Трампа на выборах президента США, разговоры о перемирии на Украине, сохранение ключевой ставки на уровне 21% вопреки ожиданиям очередного повышения под Новый год подарили россиянам надежду на перемены. Но надежды на лучшее, впрочем, не отменяют подготовку к худшему.

О своих ожиданиях от предстоящего года рассказал «Фонтанке» первый министр экономики современной России, основатель и лидер партии «Гражданская инициатива» Андрей Нечаев.

— Андрей Алексеевич, как вам кажется, рубль уже свое отпадал на санкциях или продолжит падение? Что на него будет оказывать давление в 2025 году?

— В 2025 году будет всё то же самое, что было в 2024-м. Это проблемы с оплатой экспорта, вторичные санкции, которые уменьшают экспорт. Всё это в конечном итоге приводит к сокращению валютной выручки, при том что параллельный импорт — честь и хвала российскому бизнесу — работает. Соответственно, запрос на валюту если не растет, то, по крайней мере, остается достаточно стабильным. Всё это в сумме приводит к тому, что предложение валюты на рынке меньше, чем спрос.

Добавьте к этому тот золотой дождь, который в виде оборонных расходов пролился на российского потребителя. Дальше делим одно на другое — это факторы в пользу ослабления рубля. Не говоря уже о том, что это выгодно для бюджета, поэтому финансовые власти умеренно борются с ослаблением национальной валюты.

Это не означает, с моей точки зрения, что будет глобальное падение — до 200 рублей за доллар или даже 150 рублей за доллар, — но в целом, я бы сказал, факторов ослабления больше, чем факторов укрепления.

— Каких значений вы примерно ожидаете: доллар по 100 — это уже новая норма, или в какую сторону он будет двигаться? Какой-то диапазон можете назвать?

— Мой покойный друг Егор Тимурович Гайдар говорил, что предсказывать конкретный курс — занятие крайне рискованное для профессиональной репутации экономиста. Потому что предскажешь правильно — никто спасибо не скажет. А предскажешь неправильно — все потом будут тыкать, как в бедную девушку, которая говорила, что покупать доллар по 35 рублей — это кидать деньги на ветер. (Имеется в виду ставшая интернет-мемом фраза Юлии Цепляевой, которая в 2014 году возглавляла Центр макроэкономических исследований Сбербанка. — Прим. ред.) Но тогда это действительно было так.

Я думаю, что в какие-то обозримые месяцы нас ждет курс между 100 и 110.

— Есть предпосылки к возвращению на уровень 85−90, который был нормой в 2024 году?

— Я бы сказал, что их точно меньше, чем в пользу ослабления рубля. Многое будет зависеть от позиции Центрального банка, если он будет еще дальше ужесточать денежно-кредитную политику и продолжать ту практику, которую он сейчас проводит, — отказ от покупки валюты в рамках так называемого бюджетного правила. Когда продавалась валюта из Фонда национального благосостояния, а он встречно ее покупал. Сейчас он от этого практически до конца года отказался, что привело к тому, что рубль от пиковых значений падения укрепился на 5−7 рублей. (Позже стало известно, что ЦБ намерен продолжить операции на валютном рынке с 9 января. — Прим. ред.)

— Зачем они зеркалируют эти операции, если это ведет к ослаблению национальной валюты?

— Для того, чтобы страна не осталась совсем без валютных резервов. У нас и так 300 миллиардов [долларов], по разным оценкам, заморожено.

— Как вам кажется, санкционный потенциал исчерпан? И есть ли смысл вообще говорить об этом, пока мы еще не видели Трампа на новом сроке?

— Для нас гораздо опаснее не новые санкции, а реальное применение так называемых вторичных санкций. Мы в значительной степени переключили экспортные и импортные потоки на другие страны, но большинство этих стран всё-таки в западных рынках заинтересовано гораздо больше, чем в российском. Поэтому если возникнет угроза вторичных санкций, то подавляющее большинство из них однозначно сделает выбор в пользу прекращения отношений с Россией.

Мы, например, с этим столкнулись в последние месяцы текущего года, когда все крупные китайские банки отказались проводить платежи в юанях в оплату российского импорта. Сейчас все расчеты идут через мелкие кредитные организации. Это при том, что это не доллар, а юань! Тем не менее. Поэтому сейчас в большей степени Запад взял курс не на новые санкции, а именно на отслеживание выполнения прежних, и если они это будут ужесточать, это будет, конечно, болезненно.

— Ситуация с расчетами будет ухудшаться?

— Во всяком случае, не видно, почему она будет улучшаться.

— Запад же принял уже очень много мер (более 40 тысяч, по подсчетам президента Владимира Путина. — Прим. ред.). Есть ли у него ресурс на то, чтобы так тщательно отслеживать их исполнение?

— Так или иначе значительная часть транзакций идет через западную банковскую систему, а организации там всё-таки дисциплинированные, они находятся под достаточно жестким контролем и регулированием. Поэтому я думаю, что может. Другое дело, что во многих случаях Запад сам закрывает глаза, потому что ему это выгодно. Канонический пример: российские нефтепродукты под санкциями в Европе, но мы поставляем нефть Индии, та ее обрабатывает и поставляет нашу нефть или свои нефтепродукты на европейский рынок, и всех всё устраивает. Кроме того, что Россия несет при этом материальные потери.

— Если возвращаться к российской экономике, ЦБ у нас говорит, что готов повышать ключевую ставку до таких значений, до каких посчитает нужным, чтобы побороть инфляцию, и предела для «ключа» как бы нет. Но в действительности и бизнес, и аналитики говорят, что всё-таки есть тот предел, выход за который может сделать экономике очень больно и плохо. Где сейчас, как вам кажется, этот предел ключевой ставки пролегает?

— Мне кажется, что те, кто берется назвать конкретный уровень ставки, который похоронит российскую экономику, — это всё-таки люди, занимающиеся лукавым словоблудием. Нет, наверное, если сделать ставку 70%, то кредитование в стране остановится! Но если мы говорим о каких-то пределах, близких к реалиям, я думаю, что всерьез никто такой уровень ставки рассчитать не может, потому что у каждого бизнеса своя граница эффективности. Для кого-то кредит под 25% уже непосилен, для кого-то — под 28%, и так далее. Но посчитать это абсолютно нереально. Это надо залезть в душу и в карман к каждому российскому бизнесу, который кредитуется.

Тут проблема в другом. Этот инструмент [ключевая ставка], который делает деньги дороже, распространяется не на всю экономику. Он больше затрагивает малый и средний бизнес, частные компании. На предприятия военно-промышленного комплекса льется золотой дождь оборонных расходов, которые потом растекаются крупными, а потом и мелкими ручейками по их смежникам. И для них это удорожание денег не так страшно или вообще не сказывается. Плюс государственные субсидии, плюс субсидированные кредиты… То есть мы живем как бы в двухуровневой экономике: для одной ее части деньги становятся критически дорогими, а для другой это не имеет большого значения. Соответственно, антиинфляционный эффект получается сравнительно ограниченным.

— В части малого и микробизнеса, который наиболее сильно зависит от кредитных ставок, ждать ли массовых дефолтов и банкротств?

— Опять-таки нет такого уровня ставок, при котором начнутся массовые банкротства. Постепенно те, кто не может позволить себе занимать деньги по таким ставкам, будут сворачиваться, менять направление или вообще уходить из бизнеса. Но я не думаю, что это будет иметь какой-то обвальный характер.

— Возможно ли в 2025 году замедлить инфляцию в России до тех значений, которые ЦБ себе наметил (4,5–5%), и не погрузиться в рецессию?

— К сожалению, Центробанк доступными ему инструментами может воздействовать только на часть экономики. В 2025 году расходы федерального бюджета вырастут еще на 9%. Поток бюджетных денег, который льется на экономику, в значительной степени усилия по сдерживанию инфляции демпфирует. С другой стороны, действительно какая-то часть бизнеса из-за того, что деньги становятся непосильно дорогими, сворачивает свою активность.

Мы не знаем, что было бы, если бы Центральный банк такую политику не вел. Его собственная логика, которую он неоднократно озвучивал: если бы мы не повышали ставку, инфляция была бы гораздо выше. Но насколько выше — никто сказать не может (уже после этой беседы глава ЦБ Эльвира Набиуллина сказала, что инфляция сейчас была бы около 30%. — Прим. ред.). Поэтому какой-то сдерживающий эффект манипулирование ставкой оказывает, но то, что мы в следующем году не выйдем на 4%, я в этом убежден на 99%.

С другой стороны, замедление экономики будет. Это отражено даже в официальных прогнозах Министерства экономики, что с нынешних 4% мы выйдем там где-то на 1,5−2% по следующему году. То есть это еще не стагфляция, но уже мы к ней приближаемся.

— Следующий мой вопрос как раз был насчет стагфляции (сочетание роста цен и стагнации в экономике. — Прим. ред.). Ждать ли ее в 2025 году?

— Если не произойдет каких-то экстраординарных событий типа нажатия ядерной кнопки, которое кардинально поменяет всю ситуацию, или, наоборот, вдруг [СВО] прекратится, нас ждет барахтанье в болоте с темпами вокруг нуля. Госпропаганда будет бурно радоваться, когда будет +2%, и будет обвинять Байдена, Трампа, Зеленского…

— И Набиуллину!

— И всех прочих, если будет –1,5%. Но мне кажется, будет вот такое вялое барахтанье в болоте.

— Сейчас действительно много говорят о перемирии, переговорах и всём таком. Если это всё-таки произойдет в следующем году, как это отразится на экономике? Можно ли это вообще себе представить?

— Слава тебе господи, тут гуманитарный аспект тысячекратно важнее — что перестанут гибнуть люди. Это главная задача, и будет главное достижение. [На экономике] я думаю, это кардинально не отразится, потому что вряд ли мы начнем резко сокращать оборонные расходы. В целом внешняя политика России, подозреваю, останется без изменений.

А что касается санкций, то ждать их быстрой отмены тоже, с моей точки зрения, было бы наивно. Помните знаменитую поправку Джексона — Вэника [в США] отменяли 22 года? Может быть, западный бизнес пролоббирует быструю отмену какого-то небольшого количества санкций, которые болезненны и для него тоже, но подавляющее большинство ограничений будут отменять долго. Поэтому даже если мир случится, рассчитывать на то, что санкции отменят, я бы не стал.

— Какой бы совет вы дали гражданам, которые сейчас хотели бы себя порадовать квартирой, машиной, но не могут из-за высоких ставок по кредитам, ходят в магазины и удивляются тому, как всё подорожало, чья личная инфляция зашкаливает, превышает вдвое-втрое росстатовские значения?

— Я посоветовал бы им стать стихийными экономистами. Внимательно проанализировать свой бюджет, свои доходы, насколько они гарантированы и какая у них будет динамика. Насколько та работа и та зарплата, которую они имеют, гарантирована, и исходя из этого уже строить свою политику расходов.

— Как-то ее оптимизировать или рационализировать?

— Что называется, жить по средствам. Если у вас нет стопроцентной уверенности, что ваш уровень доходов сохранится, то при нынешних ставках залезать в кредиты — дело весьма рискованное.

— Ну, есть депозиты. Можно на них положить, если есть что.

— Если есть сбережения свободные, то, конечно, сейчас прекрасные возможности для их размещения. Депозитные ставки во многих банках превысили 23%. Еще пару лет назад это была просто немыслимая доходность! Некоторые выпуски облигаций федерального займа дают доходность 23%. Если бы кто-нибудь сказал это три года назад, все бы покрутили пальцем у виска, но сейчас это наша новая реальность.

Другое дело, что и инфляция, как вы справедливо заметили, у большинства отличается от инфляции Росстата. Поэтому реальная доходность этих депозитов и ценных бумаг с поправкой на инфляцию может не сильно отличаться от того, что было несколько лет назад. Так, конечно, душу греет, что ты получаешь по депозиту 24%. Правда, если инфляция тоже 24%, ты получаешь ноль, но хотя бы компенсируешь инфляцию.