«Исчезающий Иркутск»: Тайны «доходного дома Разсохина»

На старинной иркутской улице крепко стоит, держится построенный в XIX веке сероватый дом. Обветренный, покосившийся. Со скрипучими звонками, крутыми лестницами, тесным двором и уходящим в землю полом. Есть у него тайна, которую как зеницу ока целыми поколениями берегут жильцы. Эти люди любовно моют, красят, белят дом изнутри. А современный город подступает со всех сторон, отрезая куски земли, подъедая здание снаружи. И боятся люди только одного — хватит ли сил на борьбу за памятник у тех, кто придёт им на смену?

Портал «ИрСити» и руководитель Клуба молодых учёных «Альянс» Алексей Петров запустили совместный проект о деревянных домах «Исчезающий Иркутск» в октябре 2014 года. С тех пор рассказано более 70 историй о заброшенных, полуразрушенных памятниках архитектуры и просто знаковых для города зданиях. Некоторые из них уже исчезли с карты Иркутска.

Улица Польских Повстанцев – одна из старейших в Иркутске. Изначально она называлась Спасской – по имени возведённой в центре острога церкви. В 1780 году открылась Иркутская духовная семинария – первое учебное заведение в Восточной Сибири, которое давало полное среднее образование. И Спасская улица превратилась в Семинарскую. Таковой она пробыла до 1920-х годов, когда её стали именовать скромно – Транспортной. А в 1967 году улица получила своё современное название – в честь 100-летия Кругобайкальского восстания.

Сейчас улица скрывается за могучими спинами корпусов педагогического института Иркутского госуниверситета. Она недлинная, прямая. Деревянных домов здесь – единицы.

Одно из таких прижато рыжим общежитием - серое, с облупившейся краской, украшенное прямыми листьями под крышей и кружевными надстройками на наличниках. На Польских Повстанцев здание выходит лишь одним боком, на углу – дверь в один из подъездов, над ней «слепое» двойное окно – всего лишь нарядная рамка на стене. На самом деле это крепкое двухэтажное здание, удлинённое вдоль общежития и прикрытое с одной стороны невысоким деревянным забором, с другой - металлическим ограждением. По документам это «Доходный дом Разсохина» (именно так — с буквой «з»).

По словам историка Алексея Петрова, Рассохины – это большая династия, основателем которой является первый русский преподаватель китайского языка в России, первый русский китаевед, составитель первой русской транскрипции китайских иероглифов Илларион Калинович Рассохин (в некоторых источниках его фамилия пишется как Россохин или Разсохин). Он родился в начале XVIII века, 12 лет прожил в Пекине учеником в духовной миссии. А в 50-х годах Илларион Рассохин считался живым справочником по китайским делам.

Впервые земельный участок на улице Семинарской упоминается на плане 1843 года, к началу XX века его площадь существенно сократилась. На плане 1929 года здание уже числится как «Доходный дом Разсохина». По данным Петрова, владельцем усадьбы был иркутский мещанин, купец Георгий Феофанович Рассохин - один из троих детей другого мещанина - Феофана Ивановича. В 1885 году отец умер, и участок с домом по суду перешёл к двум дочерям. Одну половину получила вдова чиновника Евгения (по мужу Днепровская), вторую – цеховая Анна (Ларионова). Почему сыну ничего не досталось после смерти отца – непонятно.

В 1891 году умерла ещё одна родственница, по-видимому, мать – Мария Ивановна Рассохина. Именно она в 1879 году купила у надворного советника Августа Францовича Тейса доходный дом на Семинарской за 800 рублей. После смерти Марии Ивановны дом должен был перейти в управление иркутского сиротского суда. Но по неизвестным причинам после судебных тяжб в 1895 году дочери отказались от пожизненного владения, и усадьба перешла к Георгию Феофановичу.

- Случилось это 12 октября 1895 года. Тогда Георгий Феофанович был просто канцелярским служащим и оплатил 32 рубля пошлины, активные 3 рубля и купчую за 2 рубля 50 копеек, о чём сообщали «Иркутские губернские ведомости», - рассказывает Алексей Петров.

Ему досталась усадьба, состоящая из двух деревянных домов, надворных построек, также было немного земли. По ценам 1897 года имущество стоило 1404 рубля. В 1902 году земля была заложена в Нижегородско-Самарском земельном банке. Номер ссуды – 407. Общая площадь – 220 квадратных саженей, или 10 современных соток.

Про Георгия Феофановича известно немного. В 1881 году он пожертвовал 50 копеек в пользу погорельцев из Красноярска. Работал чиновником, получил несколько продвижений по службе. Так, приказом от 27 сентября 1899 года за подписью иркутского генерал-губернатора Александра Горемыкина Рассохин назначен исполняющим обязанности делопроизводителя иркутского губернского управления.

Был у Георгия сын Пётр. В 1909 году его определили чиновником шестого разряда в иркутскую телеграфную контору, в 1912-м – зачислили на госслужбу почтово-телеграфным чиновником. В 1911-м его назначили титулярным советником – делопроизводителем иркутского губернского собрания.

После этого следы Рассохиных теряются. Их дом на Семинарской, по всей видимости, после прихода большевиков к власти национализировали и перестроили.

Архивные данные говорят, что «Доходный дом Разсохина» поставили на госохрану решением иркутского облисполкома от 22 февраля 1990 года. Вероятно, тогда же появилась эта путаница с буквой «з» в фамилии. В 2017 году здание включили в единый государственный реестр объектов культурного наследия как памятник градостроительства и архитектуры регионального значения. Расположенный рядом флигель в том же 2017-м вывели из списка выявленных объектов.

Сбоку зелёного металлического забора, «украшающего» дом со стороны общежития, есть дверь. За ней – заезд во двор – пустой, неширокий, подрубленный со строительством соседних зданий. Возле деревянного доходного дома стоит одноэтажная побелённая постройка с открытым входом в центре – в темноте едва различимы вещи и инструменты.

Во дворе - тихо, только окна со сдержанным убранством. На ворота выходит один подъезд, из которой расходятся двери в несколько квартир. Нажимаем на скрипучие звонки, есть ли звук - неслышно. Но через несколько минут морозный воздух наполняется звуками – шорохом хозяйских шагов. Сначала открывается дверь квартиры на первом этаже, из-за неё выглядывает приятная молодая женщина.

Пока она советует, с кем лучше поговорить, за второй дверью, скрывающей лестницу на второй этаж, откуда-то сверху слышится тревожный женский голос: «Оля, кто это?» Ольга с первого этажа отвечает: «Лена, тут репортёры пришли, о доме узнать». Тяжёлые шаги – и дверь открывается. За ней невысокая женщина в серой куртке с чуть кудрявыми волосами. Елена Владимировна. Перед ответами на вопрос она чуть прикрывает глаза и набирает в грудь воздуха. У неё высокий лоб, на котором за годы отпечаталось строгое внимание, и прекрасные глаза – в задумчивости грустные, при улыбке ласковые.

Квартиру в этом доме получал ещё дедушка, вернувшийся с войны. Сын женщины, Владимир, – это уже четвёртое поколение, которое живёт в усадьбе. Всего в здании – восемь семей, старожилов мало, в основном «новенькие».

«Лепка осталась», - ласково говорит про лепнину Елена Владимировна и разрешает подняться в квартиру – по крутой высокой лестнице. За двойными тяжёлыми дверями собраны вместе маленькая прихожая, кухонная стена и короткий коридор – простой быт. Дальше двери в комнату – и начинается волшебство. Напротив высоких и узких окон возвышаются длинные печные колонны с зазубренными вершинами, не доходящими до потолка. А на потолке – богатая лепнина: по краям головы львов, в центре цветочные кружева с улыбающимися ангелами, арфами и склонившими головы лебедями.

- Во дворце живёте! - замечает Алексей Петров.

- Да мы уже привыкли, - просто говорит ему хозяйка.

- Сколько львов у вас – не считали?

- Двадцать шесть «дедушек», как отец говорил, - оглядывает потолок женщина.

В сумраке он не белый, а скорее кремовый – отчего глазам перестаёшь верить и приходится их без конца протирать, чтобы захватить взглядом как можно больше деталей.

- Потолки здесь три метра. Кто приходит, смотрит: «Как вы лазаете, чтобы покрасить?» Как – молча. Боишься, но руки-то работают, - чуть смеётся Елена Владимировна.

Она включает свет – и от низкой тяжёлой люстры расплывается приглушённое золото, которое лёгкой тенью замирает возле каждой выступающей детали.

- Из-за этой лепки дом и поставлен [на госохрану] как ценность, - ловит наши восхищённые взгляды хозяйка. - Когда дедушке квартиру дали, конечно, всё побито было. Восстанавливали тихонько столько лет. Отец, когда жив был, держался за это, как домовой ходил по дому, чтобы всё сохранить. А теперь уже мы моем, белим, красим.

Елена Владимировна была медсестрой в токсикологии, после рождения сына уволилась. Её дед после войны работал в банке, бабушка – Евгения Павлова – «начинала» ресторан «Байкал», а затем работала директором «Арктики» на Карла Маркса.

- Отца убили, его брата тоже уже нету. Осталась только тётка. Тётя Мира была медиком по ушам. Замуж вышла за дядь Лёшу, фамилия у него – Гуревич, он один из строителей Иркутской ГЭС, - рассказывает женщина.

У неё в квартире две больших комнаты – кроме этой, с ангелами и цветами, ещё одна – в ней сохранился «родной» паркет, на потолке по углам лепнина чуть проще, у одной стены – часть звезды, которая когда-то была посередине, но потом разделилась глухой стеной. Елена Владимировна рассказывает, что та комната была бальным залом, в длинной с ангелами находилась курильня и прихожая. На второй этаж поднималась винтовая лестница, но потом её заменили на крутую и прямую, «как трап». В 72-м году дом пережил серьёзные перемены – убрали крытое крыльцо, часть верхнего убранства, ещё позже появился пристрой.

У стены, давно разделившей одну квартиру на несколько, стоит чёрный старинный рояль. Он «живёт» здесь с того момента, как сюда въехал дедушка Елены Владимировны. Женщина помнит, как инструмент машинами поднимали на второй этаж через окна, а дед всем руководил. Со стен друг на друга смотрели копии картин «Три богатыря» и «Утро в сосновом бору» - сейчас от них остались только крючки. А вечером хозяйке приходится прикрывать окна шторами – прохожие норовят подглядеть шикарный потолок.

- Меня, знаете, что поражает? Ведь знают, что дом как ценность на сохранении, но красили его в 80-м году и только фасад – в зелёный цвет. Та краска до сих пор и осталась. С тех пор ничего не делали. А выгодно, чтобы дом снесли, - возмущается Елена Владимировна.

Женщина рассказывает, что члены её семьи периодически ругались с руководством пединститута – учебному заведению требовались площади под строительство, и когда возводилось общежитие, дом №18 сильно мешал. И до сих пор мешает, уверяет Елена Владимировна.

- Последний раз я им сказала, что этот дом на госохране, вы не имеете права его трогать, - сказала она Петрову.

- Даже думать об этом не имеют права, - ответил ей историк.