«Москвичи хотели нас расселить, но передумали». Потомки иркутского купца сто лет живут в усадьбе на берегу Ангары

«Мы тут выживаем», — горько качает головой Марина Константиновна, рассказывая, как это — иметь дом на бульваре Гагарина, считай, что почти на берегу реки Ангары. Правнучка иркутского купца Федора Гуляева никак не может дождаться, когда региональные власти поставят точку в статусе ее дома: они то включают его в число памятников, то исключают. Это мешает поддерживать в усадьбе жизнь: охранный статус не дает затеять масштабный ремонт. В новой серии «Исчезающего Иркутска» рассказываем удивительную историю купеческого рода и его связей с Прибалтикой.

В проекте «Исчезающий Иркутск» журналисты портала «ИрСити» и историк Алексей Петров (по решению Минюста России от 29 сентября 2021 года внесен в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента) рассказывают истории о деревянных домах нашего города. Проект начался в 2014 году, и с тех пор написано более 100 историй о заброшенных, полуразрушенных памятниках архитектуры и просто знаковых для города зданиях. Некоторые из них уже исчезли с карты Иркутска.

Два низкорослых деревянных домика держат угол бульвара Гагарина и Красного Восстания. За ними — величественные стены медуниверситета. Перед ними — пухнущая от машин проезжая часть, старая аллея, набережная и синие ангарские волны.

Домики похожи широкими кружевными лентами, пущенными по фасаду и карнизу крыши, и скромной резьбой на окошках. Соединяет их бледно-зеленый заборчик. Угловой дом — рыжий — наглухо закрыт. Он просто застыл посреди города, завалившись немного на один бок, как будто затаился и теперь не подает признаков жизни. Второй — глядит на улицу открыто, подставляя городской пыли и шуму свой смуглый фасад. В аккуратных пшеничных окошках видны воздушные кружевные занавесочки и яркие цветы. Над одним окошком, как родинка, торчит «тарелка» кабельного ТВ.

Этот уютный домик — жилой и живой. Под его боком — узкая покосившаяся заборная дверка, а за ней скрывается длинноногий пес, который отвечает на наш стук громогласным лаем. Через некоторое время из дверки показывается маленькая женщина в мягком синем халате. У нее красивое лицо с изящными бровями, линией носа и губ. В аккуратных руках — очки, в ушах — нарядные серьги. Марина Константиновна спокойно реагирует на незваных гостей и терпеливо отвечает на наши вопросы.

— Этот дом никогда не был памятником. В 2009 году его срочно ввели в перечень памятников. А недавно приходили со службы [по охране объектов культурного наследия], сфотографировали. Мы спрашиваем: «Что хотите-то?» И нам отвечают, что его хотят вывести из памятников. А потом, главное, приходит предписание о том, что мы обязаны содержать эти памятники, отвечать за них, и чуть ли не уголовные дела на нас готовы завести, — с легким возмущением говорит женщина.

Домик действительно в этом году будут проверять на историческую ценность — он внесен в список объектов, подлежащих масштабной экспертизе, объявленной в 2021 году губернатором Игорем Кобзевым. Работы должна выполнить иркутская фирма «Дело Эксперт».

По словам Марины Константиновны, рыжий угловой дом лет 25–30 назад купила одна семья, сами люди живут в квартире: ждут, когда «деревяшку» на Гагарина снесут. Соседи «потихоньку курируют» домик, чтобы чужие не шастали.

Дома неблагоустроенные: воды и туалетов в них нет. Семья Марины Константиновны в своей половине обустроила септик и поставила бак с водой. Но это, говорит женщина, «в частном порядке».

— А так нам не разрешают копать. «Водоканал» говорит, что не имеет права даже подключение к сетям сделать. В общем, знаете, живем просто. Я что могу сделать на пенсию — делаю. Вот у меня крыша протекла, я ее немного поправила. Сейчас дети помогают утеплять завалинку. Вот что думаю: власти бы уже забрали себе эти памятники или помогали их содержать, не все же миллионеры в этих домах живут, — поделилась Марина Константиновна.

Изначально — так и в официальных документах значится — дом на бульваре Гагарина входил в усадьбу генерала Толстихина. Построена она была в конце XIX — начале XX века. В 1927 году ее выкупили Гуляевы, бабушка и дедушка Марины Константиновны.

— Усадьба на четыре дома, мединститута еще не было, зато был большой шикарный сад. В 30-е убрали дом посередине, он мешал, и забрали земли, чтобы строить мединститут, а нам обрезали участок до 6 соток, — говорит она.

Кем были дедушка и бабушка, выкупившие целую усадьбу, долго скрывалось, в годы советской власти было не принято рассказывать о прошлом. А несколько лет назад дочь Марины Константиновны начала искать информацию о родственниках.

Выяснилось, что дед — Сергей Федорович Гуляев — был сыном крупного иркутского купца, гласного городской думы Федора Захаровича Гуляева. Известно, что Федор Гуляев владел домом на углу Большой и 4-й Солдатской (современные Карла Маркса и Киевская). В этот дом 21 декабря 1884 года была проведена первая телефонная линия в Иркутске.

— От того времени мне досталась только соусница, вроде бы говорили, что она из набора декабристов, — сказала Марина Константиновна.

Один из родоначальников семейства Гуляевых — Захар Сергеевич — был родом из мещан, но смог нажить богатства. Держал красильни в Рабочем и доходные дома. В конце XIX века входил в комиссию по строительству Казанского кафедрального собора (его взорвали в 1932 году, а на этом месте построили Дом советов, где сейчас находится правительство Иркутской области).

Сергей Федорович работал в пушно-меховой компании. Всё время был в разъездах по северам. Однажды в Якутске нашел себе невесту — Васса Николаевна была необыкновенной красоты, наполовину якутка, наполовину русская, миндалевидные глаза, тонкий нос и губы, брови полумесяцем.

Супруги всегда были вместе: он продолжал заниматься торговлей, а она — мастерица на все руки — везде его сопровождала. Но в 1937 году ее отправили в ссылку. За что и куда — история умалчивает. «Как уж она могла насолить советской власти, не знаю. При нас, детях, старались об этом не говорить», — уточняет Марина Константиновна.

Сергей Федорович умер до войны, а Васса Николаевна дожила до 1958 года. На тот момент Марине Константиновне было всего четыре года и она не запомнила свою бабушку.

— Рассказывали, что бабушка до последнего была деятельная. Ходила на футбол, смотрела, была болельщицей. Представляете, какое поколение было? — смеется Марина Константиновна.

Родовое гнездо перешло к дочери Гуляевых, маме нашей героини — Маргарите Сергеевне. Она работала главным бухгалтером по торговой части. А муж у нее был иностранных кровей.

— Моего дедушку по папиной линии сослали из Прибалтики после восстаний. Поселился на Бирюсе, женился на русской. У них было крупное хозяйство, а потом их раскулачили. Он вошел в ряды Красной армии, а жена с детьми переехала в Иркутск. Долго деда не было, а потом он вдруг вернулся. Я о нем почти ничего не знаю. Знаю только, что он всегда читал немецкие газеты, — рассказывает женщина.

Ее отец — Константин Фогель — практически участвовал в строительстве Иркутской ГЭС, работая шофером у начальников «Ангарагэсстроя». После этого трудился на речфлоте.

Уже в перестройку в Иркутск приезжали потомки генерала Толстихина — хотели на дом посмотреть. Но никого не оказалось на месте. «Я на работе была, это мне сосед уже рассказал», — добавляет Марина Константиновна.

Ее удивительная история сопровождается грохотом проезжающих по бульвару машин. Ветер смешивает между собой слова, легкую усмешку, автомобильные вздохи и шорох шин. Женщина пускает нас во двор — через деревянное крылечко и маленькую прихожую. Скрывшийся поначалу длинноногий пес опять выскакивает к нам навстречу. Но Марина Константиновна ловко ловит лопоухую овчарку и закрывает в глубине дома.

В маленьком зеленом дворе резко всё меняется: кажется, что город шумит где-то вдалеке, а тут тихо, спокойно. Рядом с домом зарастают травой старые кладовки из соседней усадьбы, тихо полеживает поленница, тянется вдоль заборчика скромная грядка.

— Да грядки-то у меня раньше вообще не было, так, года два назад чего-то вдруг захотелось, — улыбается Марина Константиновна.

Жить в деревянном доме в самом центре города трудно, иногда это даже мешает, признается Марина Константиновна. Окна, выходящие на бульвар Гагарина, не открыть — машин много.

— Раньше-то тут была благодать! Мы в окно вылезали и — прыг — в Ангару, потом обратно, поели и снова в окно. Всё детство я провела на Ангаре. А какой в советские годы на Юности был пляж! Весь город сюда приходил. Здесь была вся инфраструктура: и кабинки, и лежаки. Здесь загорали и жарили шашлыки. И купаться можно было. Но теплый водоем стал зарастать, тогда поставили мост, пропустили воду, и купаться стало холодно, а потом и вовсе запретили, — вспоминает она.

Биография у женщины не хуже, чем у ее известных родственников. Например, в юности женщина работала стюардессой.

— Я начинала летать на Ту-104, потом летала на Ту-154. И как было — сначала рейс на север, в сельскую местность, а потом большой рейс. А потом я вышла замуж, пошли дети, пришлось всё бросить, и дальше я кем только не работала: официантом, продавцом, кладовщиком. Что мне доверяли, тем я и работала, — улыбается женщина. — Например, была барменом в ресторане «Центральный» в торговом комплексе в самые боевые, в 90-е годы. Потом ресторан закрыли и нас выбросили, как говорится, на вольные хлеба. Позже работала в кафетерии там же, в ТК. А еще была руководителем продовольственного магазина — павильон стоял около цирка. Потом начали родственники умирать, утонул муж, пошли невзгоды, сердце заболело, пришлось уволиться и лечиться.

«Двор у дома № 12 с соседним 14-м был чуть ли не общим: жильцы — от научных сотрудников до уборщиц — хорошо друг друга знали, часто ходили в гости, вместе справляли праздники. «А сейчас я туда уже и не хожу, потому что уже нет тех, с кем мы дружили, да и люди стали обособленные», — заметила Марина Константиновна.

Светлый фасад 14-го дома виднеется через кладовку. Он признан аварийным. Жителей должны были расселить, но почему-то вопрос заглох. При этом людям пообещали дать квартиры только к 30-му году.

— В 2008 году дома по бульвару стала скупать московская компания — хотели всех расселить. С жильцами 14-го дома поработали, и несколько семей согласились. И вроде бы сначала им дали квартиры, а потом забрали. С нами тоже пытались работать. Но у нас один собственник — у него 1/19 часть в наследстве — попросил взамен три однокомнатных квартиры в центре города. И они от нас отстали. 14-й дом потом сгорел — его подожгли. А потом, видите, восстановили, люди, наверное, год по квартирам мыкались. Но через несколько лет, поскольку стены всё равно прогорели, дом всё равно признали аварийным. Сейчас там в основном приезжие живут, — объяснила Марина Константиновна.

А 12-й дом всё никак не могут признать аварийным, добавляет волнений эта свистопляска с охранным статусом. Хотя при должном уходе он может простоять еще сто лет, уверена женщина, просто нужно его отремонтировать, а сгнившие венцы поменять. Основные элементы хорошо сохранились, брус такой толщины — его просто так не прорубить.

— Вроде бы неплохо, что дом деревянный, потолки высокие, но зимой всё промерзает, невозможно протопиться, — расстраивается Марина Константиновна. — Печка есть, большая, старинная. Но в ней всё старое, и чтобы ее протопить, надо три больших охапки дров, и вьюшка высоко. Я не в состоянии этим заниматься, поэтому приходится жить на электричестве — по полторы тысячи рублей в месяц. Когда муж был, естественно, мы печки регулярно топили. А теперь под старость лет как жить-то?

Больше новостей, фотографий и видео с места событий — в нашем Telegram-канале. Подписывайтесь и узнавайте всё самое интересное и важное из жизни региона первыми.