Гнилые рамы, изразцовая печь и сгоревшие до углей балки. Как Дом детского творчества живет в бывшем памятнике в Пионерском

«Когда-то наш дом был памятником. У меня даже сохранилась бумага — охранное обязательство, которое нам выдали в 2004 году. Там говорилось, что здание включено в реестр вновь выявленных объектов культурного наследия», — рассказывает директор Дома детского творчества в Пионерском переулке Любовь Макеева. Старинное двухэтажное деревянное здание, в котором находится учреждение культуры, имеет более чем вековую историю, но до наших дней она практически не сохранилась. Всё, что удалось узнать, — в новом выпуске проекта «Исчезающий Иркутск».

В проекте «Исчезающий Иркутск» журналисты портала «ИрСити» и историк Алексей Петров* (по решению Минюста России от 29 сентября 2021 года внесен в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента) рассказывают истории о деревянных домах нашего города. Проект начался в 2014 году, и с тех пор написано более 100 историй о заброшенных, полуразрушенных памятниках архитектуры и просто знаковых для города зданиях. Некоторые из них уже исчезли с карты Иркутска.

Алексей Петров* предположил, что, вероятнее всего, дом в Пионерском переулке, 4 был доходным домом семьи Коротаевых — Василия Александровича и Пелагеи Никифоровны. Либо же был тут до 1910 года, когда, судя по справкам БТИ, построили тот дом, который мы видим сейчас.

Еще один интересный факт — в 1915 году этим домом владел Николай Трапезников. Вероятно, он был членом известной купеческой династии Трапезниковых, которую в Иркутской губернии многие знали и любили. Они многое вложили в развитие Иркутска, да и всей Восточной Сибири. Основателем династии считается Трофим Трапезников, который происходил из поморских крестьян, в начале XVIII века прибыл в Сибирь, и к концу жизни стал купцом. Его дело продолжили сыновья и другие потомки.

Любовь Николаевна рассказывает, что Дом детского творчества в Пионерском переулке находится с 1998 года. До этого в здании располагались коммунальные квартиры, которые перед этим расселили.

— Здесь был жилой дом с коммуналками. Когда мы сюда заселялись, у нас на первом этаже, например, стояла ванная. Мы ее потом демонтировали и выбросили. Там же на первом была кухня. А еще я знаю, что в этом доме был пожар, после которого людей как раз и расселили. Точно не помню, в каком году это было, но где-то в 83-м или 84-м. Людей отсюда расселили, выделили им квартиры, но почему-то не всем, — рассказала Любовь Макеева.

Она пояснила: на первом этаже дома творчества до сих пор часть площадей занимает квартира. Вход в нее отдельный, находится со двора. Если об этом не знать, то можно даже и не заметить, что часть здания жилая. Однако если обойти дом, там можно увидеть небольшой пристрой, что-то среднее между верандой и «предбанником». Дверь закрыта на замок, а рядом есть звонок. Забегая вперед, скажу, что во время первого визита никого внутри не оказалось, нам так никто и не открыл.

Любовь Николаевна рассказывает, что еще одним элементом, напоминающим о солидном возрасте дома, была изразцовая печь, которая некогда отапливала дом.

— Я не захватила, потому что пришла работать позднее, но коллеги говорили, что вот тут в углу была шикарная изразцовая печь. Ее даже растапливали, она была в рабочем состоянии. Но я ее уже не застала. Зато помню, что в третьем, четвертом кабинетах, в общем зале внизу у нас на потолках и еще кое-где были резные розетки, лепнина, вензеля, — делится Макеева.

В надежде увидеть хоть что-то из примет времени я спрашиваю у директора дома творчества, можно ли взглянуть на эти детали. Она грустно вздыхает и говорит, что сейчас ничего уже не осталось. Разве что лестница старая да козырек у входа с кованными узорами.

— А как так вышло? Если дом имеет статус памятника, его должны были отреставрировать, сохранив все элементы? — интересуюсь я.

— Мы не раз обращались в службу по охране памятников, чтобы нас обследовали и поставили в очередь на ремонт. Раз обратились, другой, а на третий мы получили уведомление о том, что здание исключено из реестра памятников. Честно вам скажу, я этому даже немного обрадовалась, — рассказывает Любовь Макеева.

До этого момента действовало охранное обязательство, которое запрещало в здании какие-либо работы. Учитывая, что дому уже больше ста лет и ремонт ему был жизненно необходим, это действительно создавало проблемы собственникам.

— Я боялась, что в какой-то момент от стены или потолка отколется глыба и рухнет на голову кому-то из детей. Потому что некоторые части здания были в таком состоянии, что стоило к ним прикоснуться, они рассыпались в труху, — вспоминает собеседница.

Покопавшись в архивах и уставных документах, Любовь Макеева находит и показывает нам технический паспорт и то самое охранное обязательство.

В техпаспорте сказано, что здание было построено в 1910-х годах, то есть до революции. Тем временем в охранном обязательстве, выданном в 2004 году тогда еще Центром по сохранению историко-культурного наследия Иркутской области, говорится, что здание в Пионерском переулке, 4 является памятником истории и культуры и записано как доходный дом конца XIX — начала XX века. А это говорит о том, что здание, вероятно, построили даже раньше, чем указано в техпаспорте.

В сводный список вновь выявленных объектов Иркутска, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность, этот дом на Пионерском был внесен под номером 517. Также в охранном обязательстве дана следующая характеристика здания:

— Деревянный двухэтажный Г-образный дом по красной линии улицы. По боковому юго-западному фасаду частично примыкает брандмауэрная стена. Вход организован по правому флангу главного фасада. Состояние удовлетворительное, — говорилось в документах 2004 года.

Однако пожар, который пережило здание в конце XX века, да и просто ход времени, не могли не повлиять на прочность конструкций.

— Когда дом творчества сюда заселился, у нас на окнах были гнилые деревянные рамы. В одном из кабинетов на втором этаже зимой было жутко холодно. Позднее выяснилось, что после пожара бревна до углей прогорели. Их заделали несколькими слоями картона, а затем наклеили сверху обои. Сами мы, ясное дело, ремонтировать ничего не могли, ждали от службы охраны памятников, — вспоминает Любовь Макеева.

В ответ на третье письмо-просьбу пришли известия, которые и опечалили, и обрадовали одновременно. В 2015 году здание исключили из реестра памятников. Коллектив дома творчества об этом не просил и не хотел этого, но это решение принесло облегчение.

— Я, наоборот, хотела, чтобы дом отреставрировали как положено, как памятник. Писала жалобные письма. Но когда нас из реестра исключили, я выдохнула. Потому что мы несли ответственность за это здание и за безопасность детей, а денег на глобальную реконструкцию нам не давали, — вздыхает директор дома творчества.

После того, как дом перестал быть памятником, его постепенно начали ремонтировать. Деревянные рамы со стеклами заменили на пластиковые стеклопакеты, потом перестелили крышу, потому как на старой полопался весь шифер. Тогда же сделали водостоки.

— В прошлом году мы приглашали специалистов из УКСа, чтобы они обследовали здание целиком, оценили его состояние и посчитали нам наружный ремонт. Сотрудники посмотрели и сказали, что внутри гнилые бревна, их нужно вытаскивать, менять, здание капиталить. Мы пока все дыры утеплителем забили, чтобы систему водоснабжения на переморозить, и ждем, надеемся, — рассказала Любовь Макеева.

После беседы с директором дома творчества мы с Алексеем Петровым решили поболтать с жильцами единственной оставшейся в здании коммунальной квартиры. Мы несколько раз подолгу звонили в звонок, но никто к нам так и не вышел. Кроме того, сам дом не отозвался на наш визит никакими звуками, шорохами или хоть какими-то сигналами о том, что здесь живут.

Я приходила в этот дом еще раз, в другие дни и другое время. Но на звонки всё так же никто не отвечал. Более того, я обратила внимание на то, что оконные ставни не просто прикрыты, они заперты на маленький замочек, который, похоже, нечасто отпирают.

Так что узнать тайну единственной нерасселенной коммуналки нам так и не удалось.

* Алексей Викторович Петров по решению Минюста России от 29 сентября 2021 года внесен в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента.