«Даже гвоздь вбить нельзя». Как живут в разрушающемся 120-летнем доме на улице Грязнова

Посреди одной из самых старинных улиц Иркутска стоит удивительный образчик деревянной архитектуры. Если пойдете по Грязнова в сторону горки, то обязательно его заметите. Он покрыт рыжей штукатуркой с проплешинами и обнаженными реечками. На наличниках незаметные аккуратные цветы, больше похожие на прянички в мелкую трещинку. Сбоку роскошный, но покосившийся уже кирпичный пристрой с треугольной крышей, будто тяжело уткнулся в бок дому, да так и застыл. Всё это здание признано памятником, но состояние его настолько плачевно, что жильцов планируют расселить. В новой серии «Исчезающего Иркутска» рассказываем историю удивительного дома на Грязнова, 26.

Наверно, это одно из самых тихих мест на этой улице — здесь всегда ловишь пустоту в воздухе, которую сложно представить в тесном и суетливом центре города. Может, и хорошо, что здесь одностороннее движение, и проездом пользуются те, кто прорывается из своих спальных районов на работу в офисы. В часы пик откатались, и дальше улица пустует. Только собаки, сбившись в группки, выныривают из одной подворотни, чтобы занырнуть в другую.

Сегодня утром легкий морозец, но солнце светит рано и уже почти по-весеннему: вытягивает перспективу улицы, лучами, как ладошками, приглаживает ранки на деревянных стенках. Дом № 26 очень выделяется своим рыжим, почти ржавым фасадом, просвечивающим черные бревна.

— Это мой любимый дом. В Венеции дома выглядят так же. Плывешь на гондоле по канальчикам, видишь немного облезлые здания, только там они средневековые, а нашим — чуть больше ста лет. И этот дом — пример нашего отношения к иркутской истории. Я его показываю туристам, и они, конечно, в шоке, — рассказывает историк Алексей Петров*, когда мы заходим во двор.

Сразу же в проезде бросается в глаза странная одноэтажная пристройка с заснеженным диваном, плакатом с «Бхагавад Гитой» над мелкой дверцей и рыбьими головами, прибитыми к дощечке под козырьком.

Двор небольшой, будто подрезанный, слева стоит двухэтажный особняк, справа — наш доходный дом, внутри аккуратное одноэтажное деревянное здание, старенькие деревьица, заборчики и несколько машин. Но дальше первого забора нас не пускает — громадная овчарка неспешно выныривает из будки и, дергая неудобную цепь, облаивает с ног до головы. Пес хоть и смотрит строго, но как-то по-философски.

На наше счастье из одной двери выскакивает бойкая черненькая собачка, а за ней, подтягивая длинный поводок, выходит женщина в черном полушубке. Собачка присоединяется к грозному охраннику и ругается на непрошенных гостей. Ну что ж, подождем.

После прогулки по дворику женщина заводит резвушку в дом, а сама выходит к нам. У Ольги острый и внимательный взгляд, и она с легкостью вступает с нами в разговор.

Семья Ольги живет в этом доме давно. Квартиру здесь получала ее бабушка. Было это дело еще до Великой Отечественной войны. Бабушка работала медсестрой в военном госпитале.

— Во время войны один из ее сыновей пришел с серьезным ранением и умер в госпитале. Его нужно было похоронить. Бабушка была членом партии, пришла в партийный комитет и попросила подводу, чтобы увезти тело на кладбище, но ей отказали. Тогда бабушка швырнула партийный билет, и ее забрали на Литвинова. Ее мать думала, что уже не увидит дочку. Но она вернулась домой через трое суток. Никогда не рассказывала, что с ней происходило. В итоге она на саночках отвезла сына на Лисихинское кладбище, — делится Ольга.

Мама Ольги работала акушеркой, а отец — мастером на станкостроительном заводе, даже был комсоргом.

О доме известно совсем мало. Ольга уточняет, что это был доходный дом, а построили его в 1907 году. Но кто строил и кто владел им — нет информации. В советские годы здесь были коммуналки. Поэтому жильцов всегда было много — до 30-40 человек, двор был большим, люди дружили между собой, хорошо знали друг друга, держали гаражи, делали грядки и клумбочки.

— На первом этаже жила семья, они недавно уехали в Израиль. Наверху была бурятская семья, здесь были бабушка с дедушкой, а их дети жили в Усть-Орде, видимо, там было хозяйство. Внизу жил дядя Боря, он водил грузовики. Еще на втором этаже жила тетя Ира, она работала в администрации Правобережного округа, на Марата, 14, она, кстати, сделала так, чтобы в наш дом провели отопление и горячую воду, — задумчиво говорит Ольга.

Дом сразу строили с комфортом — в нем спроектировали туалеты, они располагались рядом с лестницами. «У семьи, которая уехала в Израиль, в „нулевые“ был хороший друг — главный архитектор города. Он рассказывал, что наш дом чуть ли не первый, который строили с внутренними туалетами», — подчеркивает женщина.

К централизованному отоплению дом подключили в 1981 году. После этого из квартир убрали русские печки, а вот внутристенные «голландки» остались до сих пор.

А вот холодной воды нет — за ней люди ходят на колонку, которая находится во дворе через дорогу.

Ольга подчеркивает, что дом был оштукатурен с момента строительства, и фасад регулярно ремонтировали — минимум каждые два года. Но в конце 1980-х что-то пошло не так.

— Мама мне рассказывала, что последний раз, когда хотели сделать ремонт, кто-то с тяжелой рукой украл штукатурку и побелку, и внутренний фасад с тех пор больше не делали. А вот внешний еще несколько лет ремонтировали, а потом тоже перестали, — со смехом рассказывает Ольга.

Жильцы постоянно просили, чтобы ситуацию исправили. Но сначала от людей отмахивались в домоуправлении, мол, подождите, сейчас не до этого, а потом в управляющей компании округляли глаза от удивления.

В истории дома есть очень неприятные страницы — в 1980–1990-е годы он пережил три пожара подряд. Полностью сгорело одноэтажное деревянное здание, которое стояло во дворе, прямо за стенами нашего героя. Также огонь полностью уничтожил два дворовых пристроя, где находились старые лестницы. Их пришлось делать заново. Оставшиеся обгоревшие бревна просто обшили вагонкой. Скорее всего, после этого участок, на котором находится усадьба, обрезали. А раньше можно было насквозь пройти по дворам аж до улицы Ленина.

Несколько лет назад дом признали аварийным. Жильцы оплачивали независимую экспертизу, которая подтвердила: дом находится в плачевном состоянии.

Фундамент уже ненадежный, дом сильно перекашивает. Из-за этого входные двери то не закрываются, то не открываются, левый угол сильно ведет. Крыша протекает, у семьи на втором этаже зимой очень холодно, потому что, видимо, есть большие дыры, — рассказала Ольга.

До прошлого лета жильцы были уверены, что дом — памятник. «Потому что даже гвоздь нельзя вбить — на всё нужно согласование получить», — сетует женщина. А в прошлом году в кирпичном пристрое (где, как говорит Ольга, исторически был парадный вход) обрушились перекрытия. К дому съехались сотрудники МЧС, городские и областные чиновники.

Пока женщина рассказывает, а мы качаем головами, мимо проходит кот — осторожно, но очень гордо. Ольга это замечает и улыбается: «Настоящий хозяин вышел». Котик несколько раз обходит незнакомых ему людей, видимо, решает, что мы его достойны, и ластится к фотографу Ксении. Большой и грозный пес, который всё это время периодически возмущался нашим присутствием, видит поведение кота, неожиданно замолкает и удаляется в будку. Нас одобрили же.

— Мы ждем переезда, — продолжает Ольга. — В этом году вступила в действие новая программа по переселению, и мы, слава богу, в нее вошли. На этот раз. Она действует по 2027-й или 2028-й год.

Но пока людям сказали только, что их дом есть «в планах». Официального уведомления и предложения вариантов для переселения не поступало.

Самое загадочное в этой истории — это, конечно, статус дома. Ведь по документам, опубликованным на сайте службы по охране объектов культурного наследия, в 2019 году провели экспертизу и включили дом в реестр памятников регионального значения. Но то, что жильцам сказали по-другому, — это тревожный сигнал. Через 2-3 года всё может измениться, и после расселения дом снесут, потому что так будет дешевле, чем вкладываться в дорогущую реставрацию.

Акт экспертизы подготовил иркутский архитектор Александр Прокудин. В ней указан предположительный год строительства — 1906-й.

Эксперт установил, что на первых этапах застройки участок принадлежал Семену Никитичу Ламакину, а с 1915-го по 1930-й усадьбой и постройками владела Хана Григорьевна Брегель.

Историк и краевед Алексей Петров* установил, что действительно существовал такой мещанин Семен Никитич Ломакин (или Ламакин). В 1902 году у него были проблемы, так как ему пришлось заложить недвижимость. Об этом рассказывают «Иркутские губернские ведомости».

О Хане Григорьевне Брегель найти информацию не удалось. Но в документах ее имя указано иначе — Хая-Анна. Она значится в списке членов Иркутского общества взаимного кредита от 1915 года.

Возможно, Хая-Анна была родственницей очень известной в Иркутске семьи Брегелей, переехавших из села Анга.

Главой семейства был Энох Брегель, который в начале 1860-х получил надел на реке Лене. Он числился крестьянином и занимался торговлей, поэтому сумел накопить приличное состояние, чтобы купить дом в Иркутске. По информации «Иркипедии», в 1882 году Энох приобрел большую усадьбу с двухэтажным доходным домом и двумя флигелями на улице Ланинской, 37. Сейчас это улица Декабрьских Событий. Усадьбу снесли в 2010 году.

Брегель был женат на Душе-Гитте Абрамовне. У них родилось семеро детей. В том числе трое мальчиков. Ной был крестьянином, возможно, рано женился, но при переезде семьи в Иркутск остался в Анге. Абрам рано умер — в 20 лет. А Яков стал уважаемым в Иркутске врачом.

Также было четыре дочки. Гитта — в замужестве Гринберг — жила на Жандармской улице, у нее родилось девять детей. Тойба Белицкая и Фрейда Флейшер жили с семьями в родительской усадьбе на Ланинской. У Веры (в замужестве Шахновской) сначала дом был в селе Харбатово, но потом и она перебралась в семейное гнездо.

Двухэтажный дом в усадьбе на Ланинской сдавался в аренду, на вырученные средства семья жила после смерти Эноха в 1885 году. Главой семьи на тот момент стал 15-летний Яков.

У Души-Гитты в Иркутске жила сестра Тауба. Она была замужем за переехавшим из Литвы купцом Леонтием Домбровским. У них тоже был сын Яков.

Двоюродные братья Яков Брегель и Яков Домбровский дружили всю жизнь, они были одногодками, оба закончили медицинский факультет Императорского Томского университета по специальности «сифилис и кожно-венерические болезни», оба женились в 1902-м. И в обоих семьях в 1903-м появились дети.

Известно, что после университета Яков Брегель работал в Кузнецовской гражданской больнице, в том числе 25 лет отслужил штатным ординатором, примерно 14 лет он преподавал фармакологию и кожные и венерические болезни в Центральной акушерско-фельдшерской школе при этой же больнице. А еще у него было звание коллежского советника благодаря его активной помощи беднякам.

В начале 1900-х Яков Эхонович женился на Шиме — дочке иркутского купца 1-й гильдии Абрама Левенсона. Она мечтала получить медицинское образование и поэтому в 1903 году отправилась в Германию для поступления во Фрайбургский университет. Но выяснилось, что девушка ждет ребенка, и ей пришлось вернуться в Иркутск. 27 сентября 1903 года в семье Брегелей родился мальчик, которого назвали Энохом.

После того, как советская власть конфисковала недвижимость у купцов, отец Шимы — Абрам Левенсон — перебрался в Москву, где уже жили некоторые из его детей. Через несколько лет, в 1924-м, туда переехали и Брегели. Яков Эхонович работал врачом-венерологом в амбулатории Марьиной рощи, а Шима Абрамовна выучилась на бухгалтера. Он умер в 1951-м, она — в 1965-м. Оба похоронены на Востряковском кладбище.

Их сын — Энох Брегель — стал известным московским экономистом, профессором политэкономии. Он был женат на Софье Инденбаум, служившей в Министерстве тяжелой промышленности. А их сын — Юрий — был тюркологом, работал в Институте востоковедения, участвовал в Великой Отечественной войне, а в 1949 году получил 10 лет лагерей по делу об «антисоветской организации». В 1974 году Энох, Софья и Юрий мигрировали в Израиль. Там Энох некоторое время работал советником премьер-министра. Позже Юрий вместе с женой и детьми перебрался в Америку.

*Алексей Петров по решению Минюста России от 29 сентября 2021 года внесен в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента.