Политолог Петров про то, почему народу «сносит башню» от Путина

Кандидат политических наук Алексей Петров в интервью ИА «БайкалПост» рассказал о том, что, по его мнению, представляет собой медийное пространство в Иркутской области и России в целом, какие информационные поводы могут перейти со страниц газет на улицы городов, о самоцензуре областных журналистов и о том, почему слово «эксперт» близко к тому, чтобы стать ругательным.

- Существует точка зрения, согласно которой вещи, провозглашаемые реальными в «официальном», контролируемом государством медийном пространстве давно не воспринимаются таковыми их аудиторией. Из-за чего в массовом сознании возникает некое подобие шизофрении: повседневность делится на «то, как есть на самом деле», и «то, как сказали на Первом канале», получается, что в наших головах уживаются две взаимоисключающие реальности. Вы можете согласиться с ней?

- Эта модель не просто существует, она вполне себе работает. В ней первые не отказываются производить «официальную» информацию, вторые — не отказываются её потреблять. При этом все понимают, что она может быть ложной. В итоге у нас попросту не осталось никакой политики. Есть два-три героя, которых мы видим в медийном пространстве каждый день, а про остальных попросту ничего не знаем. Существуют ли они вообще?

Создано некоторое количество образов, призывов, за что-то или против. Я это хорошо замечаю по своему неакадемическому окружению. Люди постоянно упоминают события, которые для них реальны только благодаря СМИ. Сирия, ИГИЛ (террористическая организация, запрещённая в РФ), мы всех победим. Но когда спрашиваешь — зачем победим? Редко находится ответ. Говорят: «Как зачем? Мы великая страна...».

Мне казалось, что всё это должно было остаться в прошлом веке. Я в связи с этим часто вспоминаю встречу с одним шведским профессором, который занимается изучением российской истории и русского языка. Он мне сказал: «Вы знаете, почему в Швеции любят Россию? Потому что в 1709-м она дала нам по носу так, что мы сбросили корону и стали нормальной страной». Я всё жду, когда, наконец, мы здесь станем нормальной страной без короны? Предположу, что в нашем поколении корона никуда не денется. И федеральные СМИ в массе своей делают всё, чтобы эта корона была выше и выше.

- Как вы думаете, а потребители медиапродукта осознают, что он может противоречить реальности?

- Есть мнение, что люди прекрасно понимают: «что-то не так в Датском королевстве». Но всё равно продолжают делать вид, что верят официальной версии реальности. У меня такое впечатление, что люди просто стараются перестать думать об этом и уходят от действительности. При этом свойственная нам «безответная любовь» к власти никуда не делась, ведь все эти рейтинги, которые нам рисуют, они близки к действительности, все эти 70-80%.

Я знаю многих людей, которые со скепсисом и даже ненавистью могут относиться к местным властям, к Госдуме и Совету федерации, но при этом — царя не трогать! Есть человек, который ассоциируется со стабильностью последних лет, и никто не хочет думать о том, что будет, когда этот человек закончится. Эта тема вообще никак не звучит, нигде. И если бы СМИ, скажем, начали об этом дискуссию, я бы её поприветствовал.

- Вы хотите сказать, что с конкретной фигурой связывается идентичность огромной группы, которую можно назвать «Россиянами»?

- Понятие «дорогие россияне» пришло к нам от Бориса Николаевича Ельцина, у которого, кстати, помимо многочисленных недостатков, было одно несомненное достоинство. Его постоянно полоскали в СМИ тех лет, и были рычаги прикрыть всю эту свободу медиапространства. Но Борис Николаевич говорил, что раз уж дали им свободу слова, будем слушать и терпеть. Времена Ельцина были лучшими для иркутской журналистики.

Именно тогда у меня появились друзья — журналисты, они делали новости, а не просто переписывали релизы, добавляя слова «как сообщает пресс-служба правительства». И многие из них до сих пор работают в СМИ. Но мне теперь чего-то не хватает, когда я читаю иркутские газеты и сайты.

- Как вы думаете, всё же можно говорить о цензуре в современных областных СМИ?

- Даже в региональной среде есть ресурсы, которые высказывают абсолютно противоположную официальной точку зрения, мы это видели на выборах губернатора, когда этим занимался целый издательский холдинг «Феникс». Есть много журналистов, которые пытаются, часто вполне успешно, делать объективные материалы.

И если спросить любого профессионального журналиста о том, есть ли цензура, он скажет, что её нет. Скорее существует некая самоцензура в профессии. Это я могу говорить, а это не могу. Я почти уверен, что в некоторых случаях отдельные темы освещались в русле официальной точки зрения без всяких звонков от «серого дома». Просто сами журналисты испугались возможных последствий таких публикаций.

Есть темы, которые вообще находятся под негласным запретом в отдельных сегментах СМИ. Вряд ли в программе «Вести» на «России» вышла бы новость о появлении в интернетах фильма под названием «Чайка». Даже если фильм назвали бы происками, наветом и вражеской провокацией. В официальной картине мира этой темы просто не существует. Во многом это происходит благодаря старой доброй традиции, ровно в 10 вечера включать первую кнопку на пульте.

- То есть, всё же можно разделить медиапространство на две взаимоисключающие группы — ТВ и интернет?

- Для меня существует ещё и рынок печатных СМИ. Будучи историком, я люблю читать газеты в бумаге. На тот же интернет я смотрю не как на однородную массу. Но что можно сказать про медиапространство в целом, их потребитель стал значительно агрессивнее.

- Это может быть связано с тем, что в масс-медиа уже больше года муссируется тема войны в той или иной форме?

- В рамках своего факультетского курса я рассказываю студентам такую историю. Во время первой чеченской кампании 70% российских граждан не верило информации о войне, которую телевидение распространяло. Но у них не было иного источника — ребята, которые возвращались с войны, как правило, молчали о том, что там было. Поэтому смотрели ТВ с недоверием, просто чтобы знать об основных событиях.

- А сейчас?

- Сейчас любой школьник имеет телефон, с помощью которого можно делать новости. Информации стало намного больше, как и источников её получения. Я где-то читал, что телевидение по Москве совершенно рухнуло, его смотрят очень малая группа людей. Для села же и провинции оно по-прежнему остаётся важным. Может быть, не столько из-за новостей, сколько из-за старых, советских фильмов, очень востребованных людьми, испытывающими ностальгию по советскому. Сейчас этого безумно много, что неудивительно, наиболее активная часть избирателей стареет, а 20-30 лет назад все были молоды, здоровы, любили. А сейчас им за 50. И люди вспоминают Советский Союз, забывая о негативных его проявлениях. Фильмы помогают вернуться к этому прошлому.

- Как вы думаете, среди наиболее актуальных информационных поводов последних лет были такие, которые смогли привнести в общественное мнение нечто действительно новое?

- Агрессию и страх... Их порождают теракты. В СССР, например, официально никогда не падали самолёты, не было ДТП с участием более двух машин. Официально не происходило событий, которые приводят к смерти. Официально все жили хорошо и весело, строя единое общество. Сейчас мы понимаем, что построить его невозможно. Общество стало более ксенофобным.

Даже старая добрая Европа фыркает, когда в автобус заходит симпатичная ямайская девочка, но с восемью детьми. И это, кстати, отражается на выборах, особенно локальных. Во Франции по итогам выборов неплохие позиции занимает член ультраправой националистической партии Марин Ле Пен. Более того, не исключено, что она станет следующим президентом Франции, если её граждане не протрезвеют.

- По вашему мнению, может ли на думских выборах в 2016 году появиться партия, которая будет эксплуатировать ненависть и сможет победить под лозунгами ксенофобии и насилия?

- Она может появиться только с согласия Кремля. Если «ЕР» будет совсем недостаточно, и она рухнет, скажем, до 30%, будет выпущено на волю некое подобие «Родины» 90-х годов. Партия, которая будет балансировать на грани пошлости и пикантности, говоря о том, что всем нравится, но не переходя грань. Не исключено, что весной мы увидим очередную «умную, любимую, кошерную» или ещё какую-нибудь «Россию», которая во главе со спортсменами, ветеранами ДНР, красивыми девочками и артистами вроде Стаса Михайлова наберёт свои 10%, а потом сольётся в патриотическом экстазе с «Единой Россией».

Надо понимать, что во власти тоже не дураки, и они очень внимательно следят за всякого рода общественным мнением, не допуская, чтобы те уж совсем оторвались от жизни. От жизни, которую для них придумала власть.

- Может ли начаться кампания по созданию «образа врага» из ещё какой-нибудь группы?

- Роль «врага» у нас определена, и это показывают опросы. О своей ненависти к американцам говорят более 78% населения страны. Такого не было даже в годы холодной войны.

- Насколько эта ненависть серьёзна? К примеру, могут ли пойти убивать, или это лишь внешняя демонстрация лояльности?

- Американцев вряд ли, а вот ситуация на Востоке... Общество очень агрессивно. В частности, сибирское общество. Регион по статистике занимает очень высокие показатели по этим пунктам. Это можно заметить и по социальным сетям, когда, например, «Фейсбук (запрещённая в России экстремистская организация)» разгорается по поводу чьей-то поездки добровольцем «освобождать Донбасс».

Я несколько раз спрашивал молодёжную аудиторию о том, готовы ли они защищать страну. Они готовы защищать страну. Я не знаю, как они поступят, когда надо будет не говорить, а хватать автомат и ехать куда-то. Но значительная часть вполне наэлектризована и готова к насилию. Готова защищать страну. Правда, пока непонятно от кого и где. Впрочем, я слабо верю в то, что сегодня возможна большая война с автоматами в руках, когда у всех есть «красные» ядерные кнопки.

- Есть ли обратный путь у этой ненависти? Если она может исчезнуть, то куда?

- У всего есть конец, даже у самого плохого. Прежде всего, власть должна перестать говорить с «электоратом» с интонациями строгого папочки. Я всё жду, когда она начнёт признавать свои ошибки. Причём не только федеральная, но и местная. Ведь до сих пор нам не объясняют причины отставки наших чиновников. Почему человека сместили? Плохо работал? Крал? Сказал про вас что-то плохое? Нет ответа. Может быть, этот вопрос только меня волнует? Почему уходят министры и директора?

- В СМИ постоянно встречаются ссылки на «экспертов». Иногда возникает впечатление, что экспертное сообщество выполняет политические заказы, прикрывая авторитетом слова «эксперт» свою ангажированность. Как вы думаете, насколько оно оправдано?

- Вполне. Немалая часть экспертов получает деньги за свои комментарии. Ездят по регионам и комментируют. Среди них, на мой взгляд, очень много абсолютных прохиндеев. Я нисколько не сомневаюсь в их интеллектуальных способностях, я говорю только о качестве информации, которую они распространяют. Я знаю несколько историй, когда люди получали 10-15 тысяч нероссийских рублей за пару слов о том, что у одного рейтинг доверия высокий, а у другого — низкий, поэтому один победит, а другой нет.

Мне кажется, что именно поэтому слово «эксперт» приближается по значению к политологу, той когорте, к которой я принадлежу. Это не то, чтобы ругательство, но уже довольно близко к этому. Я лично стараюсь представляться через запятую: историк, политолог. То есть, я никого не хочу ущемить, но когда у одного человека за год несколько раз в публичном пространстве меняется мнение о другом публичном человеке — это странно. Я не очень понимаю ценность такой экспертизы. То есть, вот вчера Иван Иваныч был жёлтый, пушистый и прекрасный, а сегодня кто-то получает деньги в другом «сером доме», и Иван Иваныч становится полным ничтожеством. Это дискредитирует экспертное мнение и сообщество в целом.

- А вы встречались с ситуациями, когда, напротив, СМИ предоставляли ваши комментарии в искажённом контексте?

- Неоднократно. Но тут многое зависит от отношения к вопросу самого эксперта. У меня есть знакомые, которые после первого же такого случая навсегда перестанут общаться с провинившимся СМИ. Я отношусь к этому философски. Так что, пока не напишут, не дай Бог, что я «кушаю детей», я буду спокойно относится к таким случаям. Если напишут — пойду в суд.

- Мы говорили о том, что на федеральном уровне существуют повестки, влияющие на поведение аудитории. А на уровне Иркутской области такие темы есть?

- Конечно, тема Сирии отдельно от федерации в Иркутске существовать не будет. Есть локальные темы, которые интересны только иркутской публике. Например, тема взаимоотношений Иркутска и области всегда всплывает, когда происходят активные политические процессы. Кто круче — большой или малый «серый дом»? В последние месяцы, кстати, активно обсуждаются переходы из большого дома в малый.

Байкал наша тема. И в этом контексте часто всплывает вопрос, чей всё-таки Байкал - Иркутской области или Бурятии?

Как ни странно, отдельной является протестная тематика. Это связано с каким-то дремлющим политическим самосознанием. Вроде горожане и любят «Единую Россию». Все депутаты иркутской думы оттуда. На выборах никто не кричал «Жулики и воры, давайте с ними что-нибудь сделаем».

- После губернаторских выборов возникла надежда, что в области появляется политическая конкуренция, которая позволит СМИ выбирать, у кого брать деньги, и что это положительно скажется на качестве материалов. Сейчас можно говорить о том, оправдаются эти ожидания или нет?

- Конкуренции не возникнет. По крайней мере до 2016 года, когда накануне выборов в Госдуму областная «Единая Россия» будет брать реванш за провал в 2015-м. Активизируются и коммунисты. И кому-то они деньги будут давать. Предвыборный год предполагает, что люди, которые пойдут по одномандатным округам, будут вынуждены взаимодействовать со СМИ.

Это ведь не местные выборы, где достаточно привести 300-500 человек, что мы наблюдали на выборах мэра Иркутского района. Слишком много избирателей, чтобы купить сразу всех. Поэтому роль медиа станет ключевой. Не исключено, что депутатом станет некий господин, который сможет купить миллионный тираж какой-нибудь газеты и всем рассказать, какой он молодец.

Несмотря на то, что сейчас в прессе можно заметить некий шлейф старой администрации, отмечу, что по моим наблюдениям, при губернаторе Сергее Ерощенко показательно лояльных СМИ было больше, нежели при губернаторе Сергее Левченко. Вроде и деньги им платят те же люди, но тональность уже совсем иная.

Но и при старом губернаторе журналисты выкручивались. Покупает какой-нибудь мэр полосу в газете, на обложке пишут, что вот, на 16 странице мэр расскажет, какой он прекрасный. А на соседней полосе уже точка зрения редакции, которая камня на камне не оставляет от этой истории.

Всё это говорит об очень низком уровне политической культуры. К примеру, однажды у меня состоялся разговор с мэром одного из городов — спутников Парижа. Он мне рассказал, что у них даже в мыслях не возникало проплачивать материалы в СМИ. Потому что о власти всегда все напишут бесплатно. Если бы ему вдруг пришла в голову мысль попросить дружественный бизнес выкупить место под хвалебный отзыв на целую полосу, о том, насколько администрация восхитительна, ничего бы не вышло. Читатели эту газету, завидев такое, выкинули бы и никогда больше не покупали.

- Как вы думаете, зачем нужны такие материалы, если любой читатель может понять, откуда растут уши?

- Конечно, распознаёт. Понимаете, наше общество далеко не так глупо, как иногда хочет казаться. Так уж сложилось, что мы на кухне ведём себя намного активнее, чем в общественной среде, как правило, вся активная гражданская позиция заканчивается на выходе с этой самой кухни. С людьми иногда происходят странные вещи. Мои знакомые, которые в разговорах утверждают, что никогда не проголосуют за Владимира Владимировича, на выборах поступаю ровно наоборот. А потом рассказывают, что пришли на участок, открыли бюллетень, а там — Путин! И просто башку сносит.

- Как вы думаете, можно сейчас определить тему, которую могут поднять на штандарты кандидаты в депутаты Госдумы, и принести им победу?

- Это будет понятно к февралю-марту. Думаю, многое зависит от того, как мы перезимуем. Если все пройдёт гладко, наступит весна, расцветут цветочки и прочее. Если плохо, прежде всего с точки зрения экономики, цен на потребительскую корзину и денег в карманах — поводы будут совсем иные. А денег, кстати, в карманах становится всё меньше. Поэтому политическая повестка будет ясна только ближе к весне этого года. А пока что всё как в тумане. Вроде главные события миновали, все всех выбрали, все победили, но туману от этого меньше не стало.

- Что могла бы сделать власть, чтобы рассеять этот туман?

- Я бы сказал, что главное — не врать. Но это, конечно, нереалистично. Если бы хотя бы один представитель власти честно сказал бы, какое дно нас ожидает, он сразу получил бы большие рейтинги доверия. Можно бесконечно рассказывать, что мы, как Чип и Дейл, сейчас всех спасём, но это не так. Никого мы не спасём.

- Что могли бы сделать СМИ и их читатели?

- От СМИ я жду аналитических материалов, неофициозных суждений, адекватной дискуссии. От читателей — умения читать между строк. Только изучая противоречивые источники, можно докопаться до того, что нас ждёт. Вообще, журналисты - люди творческие и в любой ситуации, как мне кажется, смогут найти способ сказать именно то, что они думают, а не то, что хочет слышать их заказчик.

- События, происходящие сегодня в пространстве медиа, заставляют задуматься, не является ли весь этот абсурд карнавальной постановкой с целью развлечь скучающий электорат?

- Я, вообще, люблю карнавалы. Но не политические карнавалы, в границах одного из которых мы живём. Одна половина людей тут ходит в масках, другие носят жезлы. Иногда я замечаю, что людям действие нравится, возможно, только внутри карнавала они просто чувствуют свою фактурность, что ли. Но я лучше посижу в сторонке.

В карнавале всё хорошо, люди танцуют, их радуют радужные статистические сводки, но затем почему-то наступает момент, когда люди перестают связывать себя со своей любимой родиной. Совсем. А потом уезжают. И я боюсь, как бы эта тенденция не получила дальнейшего развития.