Terra Incognita иркутских пригородов

Современные пригороды Иркутска представляют собой новый для России социокультурный феномен, который даёт возможность в «режиме реального времени» наблюдать за формированием нового социального пространства, практически полностью скрытого от государства. За последние 15 лет процесс переселения жителей Иркутска на постоянное место жительства в ближайшие к городу села стал массовым. Хомутово разрослось в несколько раз, в посёлке появились огромные супермаркеты, а на въезде в Иркутск каждое утро — плотный поток машин: жители пригорода едут на работу. Кандидат исторических наук Константин Григоричев, в чью сферу научных интересов входит изучение того, как и почему в Иркутске появляется пригород, что это, вообще, такое, и как новое пространство будет развиваться дальше, поделился с ИА «БайкалПост» результатами своих исследований иркутского пригорода.

— Существует ли универсальное определение пригорода?

- Универсального определения не существует. Его значения зависят не только и даже столько от географии, сколько от хронологии, сочетания места и времени. В разные времена это слово обозначало совершенно разное, в зависимости от социальной и экономической ситуации. То, что в России сегодня называют пригородом, и американский suburb — абсолютно разные вещи. Буквальное значение слова suburb - «почти город», но российский пригород — совсем не город, а нечто, находящееся с ним рядом, «при городе». И это «нечто» довольно быстро изменяется. Даже в Иркутске это слово 30 лет назад значило совершенно иное, нежели теперь.

Традиционно в XIX–XX веке появление пригородов в России было связано с миграцией жителей села в города, в которых не хватает места для всех новоприбывших, и им приходится селиться за городской чертой, на периферии. Затем город постепенно поглощает эти области. История самого Иркутска – наглядный пример такого процесса. В соседнем Улан-Удэ такой процесс формирования пригородов идёт до сих пор. Российский случай не уникален – подобный процесс происходит во многих странах, за исключением, пожалуй, США. Прежде всего, потому что там нет столь резкого противопоставления города и деревни, как в России.

— В чём же уникальность иркутских пригородов?

- Иркутский пригород интересен тем, что за последние 15 лет он представляет собой пример противоположного процесса – пригород заселяется горожанами. Ещё на излёте Союза горожане появлялись в селе – дачники, хозяйствовавшие на стандартных 6–8 сотках. Но появлялись они там ненадолго, и не слишком часто — на выходные, реже — на всё лето. Отношения с местными жителями близлежащих деревень тоже строились как временные: горожане почти не привносили в жизнь пригорода городские практики. Случаи же постоянного проживания на даче были довольно редки, и так делали, в основном, пенсионеры. Другой вариант — это когда горожане получали по наследству дома в деревнях, но поселиться в селе горожанину было трудно из-за административных ограничений. И так было до середины 2000-х, когда горожане стали массово покупать землю в ближайших к городу сёлах и садоводческих товариществах, и селиться там, иногда — на землях сельскохозяйственного назначения.

Интенсивность этого процесса обусловлена несколькими обстоятельствами — дороговизной жилья в Иркутске и относительно небольшими объёмами его строительства, дешёвой в то время землёй в пригороде, а также тем, что построить дом оказалось заметно дешевле, чем купить квартиру. Ещё один немаловажный фактор — автомобилизация региона. Её уровень почти в полтора раза вырос от рубежа 90-х годов, и без неё пригород был бы невозможен из-за его тесной связи с муниципалитетами.

В отличие от дачников, «переселенцы» в пригород осваивают его по модели не временного мигранта, а постоянного жителя. Сам процесс напоминает образ заселения «Дикого Запада» — для современного горожанина выезд в село означает выезд «в дикую местность». Отчасти из-за этого многие сравнивают процесс заселения пригородов с фронтиром, под которым чаще всего понимают освоение дикого пространства и его «цивилизация». Именно так проходило освоение Сибири. Типичный человек фронтира — активный деятельный индивидуум, человек цивилизации с газетой в одной руке и топором — в другой. Меняем газету на интернет, а топор — на шуруповёрт — и получаем жителя современного иркутского пригорода.

— А чем эти люди могут отличаться от «селян»?

Разница есть — переселенец в пригород не собирается намыть золота и исчезнуть, нет, он пришёл туда «навеки поселиться», преобразовывая «дикий пригород» в цивилизованное и пригодное для жизни пространство. Чиновники местных администраций очень интересно их характеризуют — люди самостоятельные и энергичные, которые не рассчитывают на власть, у них практически нет патерналистских ожиданий.

И мне кажется, что за простым с виду расширением ареала влияния города скрывается глубинный процесс, который затрагивает сферу экономики, урбанистики, да много других. Дело в том, что традиционно в российской истории её пространство делилось на город и деревню, которые противопоставлялись как два полюса социального пространства: город как пространство модерна и село как пространство традиции. И пожалуй, для российской истории до середины ХХ века это было во многом справедливо: между городом и селом не было ничего. Но уже к концу прошлого столетия этот подход стал оспариваться. Коллеги-урбанисты отмечают, что российский город – «не совсем город». Например, четверть городского населения России до сих пор не имеет элементарных сантехнических удобств, которые часто служат одним из индикаторов урбанизации. Сейчас граница между городом и селом ещё больше размывается за счёт появления нового пространства, которое и не городское, и не сельское – «третье пространство», третий образ жизни, ни городской, ни сельский – пригородный, такой «третий путь», если угодно.

В пригороде присутствуют многие элементы городского образа жизни. Однако с ними соседствует организация жилого пространства, более типичная для села — усадьба, большие участки, и так далее. Но эти участки (до 80 «соток») используются совершенно нерационально с точки зрения сельского жителя — нередко на них сохраняется лес для прогулок, например, создаются газоны. Газон, вообще, очень яркий индикатор не сельского образа жизни в сельской местности: с точки зрения сельского жителя это крайне нерациональное, почти бессмысленное использование пространства – какой смысл растить траву, если её надо полоть? Огороды становятся скорее забавой, чем подсобным хозяйством. Когда «пригорожанин» каждое утро едет на работу, а возвращается поздно вечером, времени на уход за хозяйством нет.

— Реагируют ли городские и областные власти на процесс субурбанизации?

Иркутские пригороды — явление, интересное не только как объект для социологического исследования, но и как особая сфера управления. С одной стороны, конечно, пригороды почти не фиксируются документально, с другой — всё более явно присутствуют в административной и экономической жизни. Вместе с тем в системе территориального планирования и административно-территориального деления понятие пригорода отсутствует. Официально их нет – такое понятие как «пригород» отсутствует в том же 131-м федеральном законе об общих принципах организации местного самоуправления. В нём есть район, городской округ и, собственно, город. Иногда говорят, что городской округ включает в себя и пригород, но на самом деле нет – пригород формально находится на территории сельского района.

А если нет специального юридического определения, то пригород не попадает в систему сбора официальной информации, которая, в свою очередь, определяет дальнейшие действия власти по управлению этим пространством. Сам же Иркутский сельский район в статистике — это среднее из коня и рябчика, средняя температура по больнице. Туда попадают, например, предприятия, зарегистрированные в Иркутске, а расположенные на территории района, и, наоборот, сельскохозяйственные предприятия на периферии района. В районной администрации прекрасно понимают, что пригород – совершенно особая зона, где характерной для села аграрной экономики нет, но зато прекрасно развивается сфера услуг. Население пригорода резко возрастает, а это значит, что необходимы магазины — развивается торговля. В Хомутово, например, три огромных супермаркета, один из которых носит громкое название «гипермаркет». По набору товаров, конечно, это далеко не сельские магазины. Которые, кстати, всё же остаются, в форме магазинов шаговой доступности, ларьков девяностых годов и традиционного сельпо. За несколько лет маленькие магазинчики разрастаются в несколько раз, увеличивается их ассортимент. В результате, складывающийся официальный образ района, включая пригородную зону, и реальная ситуация чрезвычайно сильно расходятся.

— Этот процесс происходит по всей стране или он локален?

- Процесс «субурбанизации», или переезда горожан на постоянное место жительства за его пределы – тенденция, которая наблюдается, во всяком случае, во многих сибирских городах. Конечно, специфика везде своя, например, в Новосибирске пригород развивается внутри территории самого города, поскольку место позволяет, в Томске, Красноярске, Барнауле, Улан-Удэ пригороды складываются за административной чертой города – процесс идёт довольно широко. Говорить о том, происходит ли это по всей стране — сложно, потому что, повторюсь, пригород не фиксируется в официальной статистике. Статистика не врёт, «заблуждается» тот, кто её составляет, точнее, статистика будет показывать то, что вы хотите увидеть. И если между городом и селом вы, составляя статистические сводки, не предполагаете увидеть пригородной зоны, её не будет и в статистике.

Впрочем, косвенные данные статистика всё же может предоставить. Так, за последние 15 лет население иркутского пригорода — ближайших к городу поселений — выросло в несколько раз, в то время как в более отдалённых районах наблюдается или убывание населения либо сохраняется статус-кво. Однако никаких данных о той же экономике пригорода там нет. Эта специфическая экономика услуг по большей части остаётся в тени, не в криминальной сфере, конечно, просто её до поры до времени «не видит» власть. Огромные сложности с регистрацией и официальной работой предпринимателей как в городе, так и в селе, сохраняются, поэтому многие предпочитают, насколько это возможно, избежать полной прозрачности. Торговля, конечно, регистрируется почти вся, без этого никак, но то, что можно назвать услугами физических лиц – довольно массовое «теневое» явление. Хорошо это или плохо — вопрос сложный. С точки зрения налогового инспектора это, наверное, плохо, но хорошо для развития территории. Известная зависимость: чем меньше государство пытается нам помочь, тем лучше идут дела.

— Вы говорили о формировании уникальной «экономики пригорода», что это?

- Всё, что можно назвать как «услуги физических лиц». Абсолютно не типичных для села. Вот, например, автомойки, на которые нужно записываться в очередь, услуги флориста, художественный пошив штор, дрессировка собак – спрос на них, скорее всего, формируют именно горожане. Самое главное, эта экономика почти не учитывается. У властей, в свою очередь, это неведение порождает представление о территории пригорода как о сельской, и ею пытаются управлять как сельским районом. А там совершенно другая ситуация, население совершенно другое, совершенно по-иному воспринимается местная власть. Население пригородов не готово к организации местного самоуправления по сельской модели, когда есть некие традиционные связи, традиции общинности, своя система авторитетов, и, с другой стороны, проявляет неприятие формальной власти. И это, пожалуй, главная ошибка, которую можно допустить в управлении — пытаться управлять чем-то, думая, что это дерево, а на практике это курица.

- А как эти ошибки могут отразиться на практике?

- Например, при формировании определённого «официального» образа пригорода. Если мы проанализируем властную риторику, то увидим, что массового переселения в пригород в ней не существует. Существует «неуправляемая застройка», застраивание земель сельхозназначения, и так далее, словом, беды, с которыми надо бороться. А точка зрения власти не может не отразиться и на массовых представлениях. Властную риторику воспринимают и воспроизводят и крупные строительные компании, для которых не интересна частная малоэтажная застройка. Трудно представить себе, что «Востсибстрой» будет возводить двухэтажный деревянный дом. Желаемый образ пригорода для крупных застройщиков — города-спутники, микрорайоны, заполненные стандартными многоэтажками.

Образ пригорода в понимании власти выглядит примерно так же, потому что формирование пространства по крупным, контролируемым направлениям, большими объектами делает этот процесс более управляемым. Когда процесс «двигает» множество отдельных людей, и каждый из них согласно своим представлениям – управлять сложнее. Здесь возникает некий концептуальный разрыв между интересами власти и населения — первая хочет организованный пригород, организованно заселяемый и управляемый. Но население хочет, наоборот, чтобы власть как можно меньше участвовала в этом процессе.

— Почему?

- Прежде всего, потому что переселение из города в пригород в этом случае будет означать переселение из городского микрорайона в пригородный микрорайон типа «Лугового». Человек для себя ничего не улучшает кардинально и при этом приобретает ряд проблем, характерных уже для пригорода. Например — с транспортной доступностью. И наоборот, если это происходит стихийно, человек вместе с теми же проблемами получает множество выгод. Например, возможность планировать самостоятельно своё жизненное пространство — участок и дом, ему не говорят: вот тебе типовая квартира для пригорода, вот тебе нарезанные три метра земли под машину, а детская площадка у тебя вон там, иными словами, стихийное переселение – это несколько иная степень свободы. Это часто отмечают сами жители пригорода.

Второй несомненный плюс — то, что условно называется «экологией», не только в плане чистого воздуха, но и в ритме жизни, жилой среды. Под экологией понимают и возможность растить детей в неагрессивной социальной среде.

Важнейшая выгода переезда в пригород – совершенно другие коммунальные тарифы. Люди формально являются одинаковыми членами садоводческого товарищества, будучи собственником бани из кругляка или же полноценной усадьбы, и тарифы для обоих будут садоводческие. То есть, содержать жильё намного дешевле, чем в городе. Строительство своего дома в пригороде — более выгодное вложение средств. За одну и ту же сумму можно в Иркутске купить однокомнатную квартиру или построить дом на 150 квадратных метров в пригородах.

Власти же видят пригород другим — организованным и по совершенно другой модели. Мне представляется, что по властной модели пригород или не будет развиваться, или будет делать это очень медленно. Это не будет европейский пригород — маленький городок вокруг большого города, это не будет и американский пригород. В итоге, скорее всего, мы получим те же городские окраины, застроенные многоэтажками. Хороший пример – микрорайон Луговое – комплекс, расположенный на территории Иркутского сельского района, но при этом его никто не считает пригородом. В восприятии населения – это скорее отдалённый городской район, имеющий в силу расположения целый комплекс городских проблем.

— Не создаёт ли такая разница во взглядах каких-то проблем?

- Здесь возникает довольно сложное противоречие: с одной стороны, невидимость пригорода стимулирует его развитие, с другой стороны, формирует ряд проблем. Например, пробки на выездах и въездах в город. Каждое утро пробки на въезде в город с Качугского и Александровского трактов, со стороны Шелехова, когда жители пригорода едут на работу в Иркутск. Эти пробки — проблема общегородская, хотя формируется уже не только и, возможно, даже не столько городом. Но с кем городу решать эту проблему, если пригорода официально нет? С другой стороны — это и новые возможности для города, поскольку развивается инфраструктура, обслуживающая этот транспортный поток.

— Может быть, тут нужно какое-то государственное решение?

- Мне кажется, что если власть (в самом широком смысле) осознает, что пригород – нечто иное, чем село, то она немедленно начнёт процесс развития пригородов регулировать. Возникнет, в частности, вопрос о справедливости сельских тарифов. Если эти тарифы пойдут вверх, один из факторов, помогающих пригороду развиваться, исчезнет. Ещё одно преимущество исчезнет, если, например, будет нормироваться размер участков под застройку. Зажиточного и благополучного пригорода из неприспособленных для жизни микрорайонов вроде Лугового не получится – просто ещё один спальник за городом. Те, кто сейчас перебираются в пригороды, в такие загородные спальники просто не поедут.

— Чем же может государство реально помочь этому процессу?

- Прежде всего, стимулированием развития социальной инфраструктуры – массовый переезд порождает проблемы дефицита мест в образовательных учреждениях – детсадах, школах. Поэтому, скажем, резервирование мест для строительства школ и детсадов в пригороде, вложения в строительство этих объектов вполне могут поддержать процесс стихийной субурбанизации.

«Спонтанный порядок» в пригородах

- Вы говорили о том, что в пригород едут люди активные, и не испытывающие патерналистских ожиданий — скажите, они организовываются в группы, для того, например, чтобы решать какие-то общие задачи?

- Да. Например, вокруг вопроса с дошкольным образованием, точнее – присмотром за детьми. За небольшую плату и по знакомству можно договориться о присмотре за ребёнком. Это не сельская практика, когда всех детей отдают на попечительство к одной бабушке. Помимо присмотра за ребёнком, здесь его могут обучать чтению, проводить с ним развивающие занятия. «Официальных» частных детсадов в пригороде практически нет, и это закономерно: как только вы попытаетесь открыть детский сад, вы становитесь видимым для власти. Есть и другие примеры: нередко соседи кооперируются для доставки детей в школу.

Общие беды тоже заставляют самоорганизовываться, и в интервью с «пригорожанами» это прямо звучит: «Сам себе не сделаешь дорогу, никто вместо тебя её не сделает». Те же, кто не настроен на кооперацию, и может позволить себе в одиночку построить дорогу, селятся в других местах – закрытых «элитных» коттеджных посёлках, а это уже совсем другой вариант пригородного развития.

Сообщества «пригорожан» формируются и в виртуальной среде — интернет даёт для этого великолепные возможности. Создаются локальные форумы или тематические ветки в более крупных форумах вроде drom.ru. Там люди знакомятся, выясняют, кто где живёт, обсуждают проблемы, общие вопросы. Нередки и попытки придумать себе самоназвания, слова, которым можно обозначить себя и окружающее пространство, а это, если использовать социологическую терминологию, формирование языка самоописания сообщества. Если возникает такая потребность, значит, существует нечто, что нужно описать — потребность в общих словах, общих смыслах.

Форумы представляют собой процесс создания коллективного текста, в котором суммируется групповой опыт. Одновременно этот текст служит и своего рода фильтром для новоприбывших. Новичок должен изучить форум («курить форум» на сетевом сленге) – ознакомиться с его историей, прежде чем начать задавать вопросы. Готовность и способность прочитать и принять информацию форума означает готовность принять жизнь новой группы. Через групповой текст новичок вливается в местное сообщество, принимает его смыслы, его язык, вещи, которые эту группу объединяют. Участники форума пытаются обозначить своё пространство, отмечая свои участки на картах.

— То есть можно говорить о формировании новых локальных сообществ?

Да. Особенно чётко этот процесс можно наблюдать на примере развития пригородных посёлков на месте старых, часто умирающих садоводств. Здесь встречается явление, которое можно обозначить как процесс целенаправленного конструирования сообщества: хочешь хорошего соседа – приведи его сам. Новое сообщество может быть довольно разборчиво в выборе новых членов — по рекомендациям, по «знакомству». Есть множество способов не пустить в сообщество «лишних» людей. Например, показать человеку плохие участки на продажу. Правление садоводства может отказать человеку в покупке участка, если узнает, что он хочет купить землю, например, под промышленное производство.

— А садоводческое правление — это новое явление, или нечто, оставшееся от советских времён?

- Я бы разделил форму и содержание. Правление — прежде всего способ организации садоводческого товарищества, это прописано в положении любого садоводческого товарищества вне зависимости от того, живут там постоянно или нет. Но, как только в садоводстве приезжих горожан оказывается больше, чем старых «дачников», они начинают влиять на работу правления. Более того, в старых товариществах дачники, особенно пожилые люди, вопросами организации самоуправления нередко не интересуются. Лишь бы их не трогали. Поэтому чем живёт правление – вопрос большинству дачников неинтересный. Дачник мыслит масштабами своего участка, в лучшем случае — улицы, а человек, переезжающий туда жить, смотрит на всё садоводство.

— Выходит, правления — это местная власть?

- Я бы сказал, что представления о власти здесь разделяются. Власть в её повседневном понимании — это где-то там, далеко. И с ней контактирует только председатель товарищества – он ездит в район, что-то решает или согласовывает. В этом смысле власть остаётся за пределами жизни сообщества. И контакты с ней большинство жителей пригорода, как мне кажется, пытаются свести к возможному минимуму. Если говорить о правлении, то это не совсем власть с точки зрения привычного восприятия. Она не может запретить или оштрафовать. Это скорее то, что является идеальным образом самоуправления – коллективное решение вопросов, например, электрификации. Например, один из встреченных мною вариантов, когда в складчину строится подстанция, а каждый желающий поселиться в садоводстве оплачивает свою долю взноса и приобретает пай в этой собственности.

В ряде случаев именно правление занимается созданием «общественных пространств» в посёлке. Совместными усилиями обустраиваются рекреационные зоны, где, например, люди совместно отмечают праздники. Здесь складываются местные ритуалы – знакомства с новыми жителями на праздниках, появляются места для общих встреч и собраний, пространства для совместных трапез по каким-либо поводам.

— Скажите, а между жителями села и горожанами, которые туда переезжают, не возникает каких-либо трений?

- Замечательная штука — и горожане, кто туда переехал, и сельские отмечают, что была какая-то натянутость вначале, но сейчас повседневно её нет. Противоречия на бытовом уровне есть, и они иногда отражаются в прессе в таком ключе, дескать, понаехали, земли захапали, коттеджами застраиваются, а у местных не осталось земли под развитие сельского хозяйства. Притом, что такого хозяйства там нет уже давно. Но к серьёзным конфликтам это, как правило, не приводит.

— А есть какое-то разделение на зажиточных и бедных?

- Есть скорее дифференциация самого пригорода. И она очень заметна – в отличие от американских пригородов, или европейских, иркутский пригород изначально очень неоднороден. Есть Байкальский тракт с посёлком Молодёжный, есть Хомутово, есть полузакрытые «элитные» посёлки и их довольно много. Например, возле деревни Куда есть посёлок Кантри, и он очень отличается от остального села. Там ровные ряды типовой застройки, всё огорожено и стоит шлагбаум — там живут люди с совсем другим уровнем достатка, и попасть в такой посёлок гораздо сложнее.

Более того, меняются и старые сёла, расположенные в пригородной зоне. Жители села всё чаще начинают организовывать своё время по примеру горожан – устраиваются на работу в Иркутске, продолжая жить в пригороде. Как следствие, у них сокращается подсобное хозяйство, исчезает скот, поскольку некогда всем этим заниматься. А те, кто сохраняет хозяйство, начинают выстраивать его как товарное, ориентируя на горожан, приехавших в пригород. В некоторых садоводствах уже есть практики привоза туда продуктов из сёл, с графиком поставок, с гарантированным рынком сбыта и твёрдыми ценами.

— То есть, можно говорить о возникновении «спонтанного порядка» — экономической и социальной самоорганизации сообществ без участия государства?

- Да, применительно к маленьким группам – по сути, они формируются на принципах самоорганизации «снизу», на сетевых взаимодействиях, многочисленных неформальных связях, родственных контактах. Такие социальные сети и становятся костяком для нового пространства.

— А отношение самих горожан к пригороду как-то изменилось за последние десятилетия?

- Можно сказать и так. Часто пригород ассоциируется с маргинализированной городской окраиной, особенно в «девяностые», когда на окраины и в пригороды вытеснялось бедное, часто люмпенизированное население. Насколько сильно такой взгляд изменился, сказать трудно, опять же потому, что процесс развития пригорода далеко не завершён, у его жителей даже нет самоназвания. Чем ещё интересна ситуация Иркутска – здесь пригороды формируются за очень короткий период – около 15 лет. А это ничто по сравнению с той же историей пригорода Америки, насчитывающей около полутора веков, или ещё более длительной традицией европейской. Люди, которые туда переезжают, интенсивно ищут язык самоописания, придумывая такие варианты обозначения пригорода как «село городского типа», «своего рода «спальник», но не в городе». При этом они очень чётко проводят границу между их образом жизни и сельским. Это видно из социологических интервью – они чётко отделяют себя от «дачников» и от «колхозников». Если же говорить о том, осознаётся ли пригород как особое, «своё» пространство, то да, этот процесс очень быстро идёт, и чем меньше новый посёлок — тем быстрее он идёт.

— Как вы думаете, почему процесс формирования местного самоуправления так бурно проходит в пригороде, а в городе — намного медленнее?

Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что организация городского пространства — особый вопрос? и я не настолько глубоко в нём разбираюсь. Думаю, дело может быть в том, что в пригород едут люди активные, предприимчивые – сам по себе переезд в новую среду, готовность ввязаться в строительство требует некой авантюрной жилки. В селе и в пригороде никто за вас ничего не сделает. Обратить внимание властей или общественности на текущую крышу в частном доме невозможно. Как, впрочем, и на дороги – власти не могут их строить на землях сельхозназначения или имеют собственные планы относительно строительства и ремонта дорог. Эта ситуация заставляет самоорганизовываться, отсекая патерналистски настроенных, неактивных граждан.

— Можно ли строить прогнозы касательно того, как в дальнейшем будет развиваться иркутский пригород?

- Трудно сказать, что будет дальше. Многое покажет ситуация текущего и следующего года — захлебнётся ли процесс, как на него повлияет кризис? Мне представляется, что поток переселенцев сильно не сократится. Потому что рынок жилья в городе либо сильно сжался либо рухнул – разные эксперты по-разному определяют ситуацию – в любом случае единовременная покупка жилья для многих теперь стала проблемой.

Интересно и то, как будут складываться отношения между этими сообществами и властью — будут ли они выходить на официальный уровень. Год назад проблему пригорода внезапно увидел город Иркутск. Более ранняя концепция развития города предполагала, что Иркутск расти не будет. Но около года назад мэрия стала говорить о том, что Иркутск будет развиваться с учётом бурного роста пригорода. Сказать же, как это на практике выразится, сложно. Однако эта тема в последнее время не обсуждалась, и пригорода по-прежнему официально нет. Разрыв между официальной картиной мира и реальностью сохраняется по-прежнему.

Вообще, проблема расхождения официальных отчётов и реальности характерна не только для пригорода. Она обусловлена жёсткой системой управления и сбора официальной информации. Эта система не предполагает возможности появления чего-то нового. Поэтому получается такая ситуация: работает администрация Урика или Хомутово, прекрасно зная, что у них живёт множество горожан, многие из которых там не прописаны, что есть масса жилья, не зарегистрированного как объекты налогообложения. Но они не могут, заполняя отчёты и статистические формы, от руки сбоку дописать, что у нас тут столько вот живут горожан непрописанных, а ещё у нас вот столько домов есть неучтённых, а вот там ещё козу держат. То есть они прекрасно понимают, что отчёты сильно отличаются от реальности. На следующем уровне – в администрации района – это тоже понимают, но без подробностей, известных «внизу». Поскольку накапливается ошибка, «наверх» идёт картина всё более искажённая. Но именно в этом зазоре между реальностью и «реальностью статистики» живёт всё новое и динамично развивающееся, и пока есть этот разрыв, в нём будет место и пригородам.