Короткое путешествие российских регионов в страну «Демократия»

Несмотря на активную политику унификации на уровне законодательства, социальной и экономической политики, проводимую в последние десятилетия, все более явным становится то, что Россия – сложное и совершенно не гомогенное образование. Культурные традиции и социальные установки, формы хозяйственной активности и способы организации территориальных сообществ – все это сплелось в сложнейший узор, для которого была возможна только имитация однородности. Имитация, как ни странно, неизбежная, поскольку однородность предполагается действующими российскими законами. Проблема в том, что законы в современной России издаются без учета, а порой и в противоречие установившимся на местах практикам взаимодействия между разными группами людей, или, говоря иными словами – естественным порядком организации общества.

На практике такая раздвоенность современной России на «реальность закона» и «реальность повседневной жизни» сказывается на постоянном недопонимании между местным самоуправлением (МСУ), которое, по идее, могло бы стать посредником между этим двумя «реальностями», и региональными властями. В Иркутской области это недопонимание привело к подковерной борьбе между областным правительством и главами местного самоуправления, о результатах которой можно, по меткому выражению Уинстона Черчилля, «догадываться по выбрасываемым на поверхность трупам».

Вместо попыток договориться, стороны идут на жёсткое противостояние, которое заканчивается плачевно прежде всего для самого местного самоуправления, которое постепенно превращается в пустую формальность. В качестве примера достаточно вспомнить серию «муниципальных перезагрузок» последних лет в Ангарске, Братске, Усолье-Сибирском, Тулуне, или же происходящую в настоящий момент «перезагрузку» в иркутской мэрии. Схожая ситуация наблюдается во многих российских регионах, где, опять же, вместо попыток достичь договоренности, власть начинает ломать «естественный порядок» через колено, зачастую не задумываясь о последствиях. О том, почему для России так важно сохранение естественного порядка, а также о том, какие риски влечет за собой его уничтожение, ИА «БайкалПост» рассказал доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и культурологии Тихоокеанского государственного университета Леонид Бляхер.

- Скажите, что вы понимаете под «спонтанным порядком»?

- Спонтанный порядок складывается в условиях, когда люди часто и успешно взаимодействуют друг с другом. Условия такого взаимодействия запоминаются и воспроизводятся. Постепенно такие принципы и правила взаимодействия становятся естественными, само собой разумеющимися. По их поводу никто не рассуждает, почему это так, а не иначе. Это просто так. От природы. Мы не рассуждаем, почему нужно чистить зубы, почему в публичной обстановке лучше быть опрятным. Это так, потому что все нормальные люди так делают. Такой порядок никто не создаёт и не конструирует. Он в минимальной мере связан с чьей-то законодательной деятельностью. Именно поэтому он «спонтанный».

- Насколько это применимо к российским реалиям?

- Думаю, что вполне применимо. Такой порядок складывается в отношениях между коллегами, между соседями по даче и по гаражу. Именно он делает нашу жизнь понятной и предсказуемой. Другое дело, что в норме именно положения этого порядка должны закрепляться в законах (навязанном порядке). В России ситуация иная. Порядок, принимаемый в законах, и спонтанный порядок находятся в непересекающихся плоскостях. Это и создаёт напряжение.

- Почему возникает естественный порядок?

- Как раз «возникает» любой другой порядок. Спонтанный порядок просто есть. Если его нет, то нет общества, нет людей. Другое дело, что когда общество выходит за рамки деревни, городского квартала и так далее, спонтанных порядков становится много. Для того, чтобы возник общий спонтанный, или естественный порядок, люди должны уметь договариваться, а договоры закреплять в законах.

Если они не смогли договориться, то закон начинает формулировать просто самая сильная или самая удачливая группа. Для всех остальных групп этот закон будет разрушать их спонтанный порядок, мешать ему. К сожалению, за постсоветский период мы все продемонстрировали удивительную неспособность договариваться. Потому сегодня естественные формы человеческих взаимодействий живут в порах и трещинках закона, в «серых уголках» реальности.

- Как естественный порядок выстраивался и сохранялся в российских регионах?

- У людей есть масса недостатков. В частности, все они хотят жить вопреки всем разумным доводам о бессмысленности этого занятия. И для того, чтобы выжить, им нужен естественный (спонтанный) порядок и порождаемая им солидарность. В 90-х годах именно солидарность, сложившаяся, кстати, ещё в советские годы, позволила людям выживать в условиях хозяйственной катастрофы. И чем глубже была катастрофа, тем более мощные механизмы солидарности она вызывала к жизни.

В столицах и мегаполисах ресурсов было больше, сам катастрофический период короче, потому и солидарность сложилась в гораздо более зыбких формах. Самые мощные отношения солидарности и самый устойчивый спонтанный порядок формировался в малых городах и сельских поселениях. Там, где он не сложился, поселение попросту умирало. В отдалённых регионах он был сильнее, чем в европейской части по тем же самым причинам.

В отличие от перенаселённых столиц, малонаселённым регионам было проще договориться. Так возникает к концу 90-х спонтанный порядок в регионах. Он – не рай на земле, он, как любой порядок, достаточно жёсткий. Его единственное отличие от порядка навязанного состоит в том, что его формулируют те, кто собирается жить по этим правилам, а сами эти правила вытекают из условий жизни. Они не «прогрессивные» и не «цивилизованные», они настоящие.

- Каким образом «спонтанный порядок» сосуществовал с «региональными баронами» - губернаторами 90-х и федеральной властью?

- «Региональные бароны» и выступали гарантами спонтанного порядка. Правда, далеко не везде. Но их возможности во второй половине 90-х годов и в начале текущего столетия были связаны с тем, насколько они гарантировали выполнение договорённостей между группами на территории, насколько успешно могли обеспечивать транзакции между территориями.

Конечно, конфликты здесь были вероятны. Но в норме люди договаривались. Просто потому, что подавляющего избытка силы не было ни у кого. Вот с федеральной властью ситуация была сложнее. Попытка выстроить отношения с центром по тому же образцу, на основе договорённостей, на основе спонтанно складывающихся практик, позже закреплённых в законах, предпринималась года до 1994-го.

Именно эта тенденция породила такие непонятные сегодня образования, как «Сибирское соглашение», «Ассоциация Дальний Восток и Забайкалье» и многие другие. Но история пошла по иному пути. Именно тогда, а не много позже в XXI столетии закончилось очередное путешествие России в страну Демократию. Просто в тот момент центральная власть не обладала ещё силой и ресурсами, чтобы начать наступление на спонтанный порядок. Потому предпочитала его «не видеть». Сам же спонтанный порядок и его агенты старались дать власти такую возможность.

-Можете описать несколько «стандартных» практик взаимодействия между «спонтанным порядком» и «официальной» властью?

- Самым ярким примером таких практик, которые легко вспомнит любой читатель – это фискальная проверка или взаимодействие с сотрудником ГИБДД на дороге. Бухгалтерия вполне ограниченно отражает реальное положение дел на предприятии. При проверке обе стороны «делают вид», что не понимают этого. Более того, если вдруг одна из сторон решит вести себя строго по букве инструкции, то ситуация может обернуться катастрофой для проверяемого. Я назвал такую ситуацию «презумпция виновности». Власть (любого уровня) и стремится свести общение к логике презумпции виновности. Поведение же носителя спонтанного порядка замечательный антрополог Джеймс Скотт назвал «тактиками избегания». Число таких тактик огромно, хотя и не беспредельно. Другой вопрос, что когда они исчерпаны, сообщество умирает.

- Как сказалась на спонтанном порядке централизация управления и последующая формализация практик взаимодействия?

- В 90-е годы, характеризуя общество, один из крупнейших исследователей Татьяна Заславская говорила о «нашем неформальном всё». Централизация управления резко уменьшила пространство спонтанного порядка, но вместе с тем снизила до минимума эффективность тех сфер, где «порядок» был наведён. Просто издержки на то, чтобы соответствовать критериям легальности, государственным правилам, для многих предприятий съедали всю прибыль, а для некоммерческих организаций в сфере образования, здравоохранения и так далее – всё время врача или педагога. На деятельность его уже попросту не хватало.

Долгое время это компенсировалось невероятным взлётом цен на углеводороды и иное сырьё. Но система, построенная на отрицании спонтанного порядка, оказалась очень, невероятно дорогой. Она съела все доходы. Не санкции или ещё какое-то внешнее воздействие ведёт сегодня к стагнации системы, а её изначальная неэффективность. Впрочем, по мере сокращения государственных ресурсов, сокращаются и возможности контроля. Возможно, что это тот выход, который позволит спонтанному, естественному порядку вновь спасти страну.

- Какой путь избрала «власть» при взаимодействии с местными «спонтанными порядками» — интегрировала их в себя или, напротив, постаралась уничтожить?

- Понятно, что любой спонтанный порядок для государства, цель которого обеспечение полного единообразия, это угроза. Но стратегии по отношению к этой угрозе были очень разными. Да, кто-то из олигархов, чьи действия были основаны на неформальных договорённостях, сел. Но большая часть была просто интегрирована в систему, выплачивая новым хозяевам «налог на лояльность».

Совсем маленький бизнес и формы самоорганизации на уровне малых поселений, сельской России, власть старалась и старается не замечать. Ведь ресурсы контроля не безграничны. Их вполне хватает на сырьевые отрасли и социальную жизнь в столицах и мегаполисах. Остаются силы на региональные центры. А далее, как и полагается, для государства лежит «тьма египетская», то есть, пространство спонтанного порядка.

- Можно ли говорить о сохранении спонтанного порядка в регионах после выстраивания «вертикали»?

- На локальном уровне он сохраняется в почти неизменном виде. Чем выше уровень - региональный центр, мегаполис, столица - тем меньше роль самоорганизации, тем меньше спонтанного порядка. Впрочем, в самой структуре навязанного (легального) порядка сегодня всё сильнее прорывается порядок спонтанный. Но уже для крайне ограниченного круга игроков.

- Можно ли на сегодняшний день говорить о существовании в российских регионах двух «реальностей» — «федерального проекта», и реальности неформальных местных проектов, которые взаимодействуют только через неформальные связи?

- Думаю, что этот разговор был бы интересен несколько лет назад, когда эти ресурсные потоки - федеральный и региональный - конкурировали, взаимодействовали с разной степенью успешности. Сегодня есть остатки федерального потока и какие-то региональные ресурсы. Борьба идёт за то, как регион будет выживать в условиях дефицита бюджета, неэффективных предприятий, громоздкой системы управления и так далее. Понятно, что федеральный центр стремится включить местные ресурсы в свои планы. Ответом на это становится все более стремительное разрастание теневых структур, сворачивание легального бизнеса. Исход борьбы неочевиден. Но явно ситуация разрешится не завтра.

- Насколько сильно воздействие неформальных практик на процесс принятия решений в региональных органах власти?

- В 90-е годы мы могли говорить о региональной власти, то есть, о возможности неких акторов осуществлять какие-то действия в регионе, представлять его на федеральном уровне. Сегодня есть государственные служащие регионального уровня, не особенно сильно связанные с регионом. В силу этого хозяйствующие субъекты, за исключением конкретной группы предпринимателей, осваивающих региональный бюджет, не видят особого смысла в том, чтобы выстраивать это взаимодействие.

- Могут ли местные сообщества в условиях «вертикали» доносить «наверх» свои, собственные проекты предпочтительной для них реальности?

- Мне кажется, я дал ответ на этот вопрос выше. Наверное, доносить могут. Но издержки на это будут столь велики, а выгоды столь неочевидны, что, скорее, они постараются просто избежать контакта.

- Можно ли назвать местное самоуправление в его нынешней форме попыткой формализации спонтанного порядка?

- В существующем виде – нет. То есть может так случиться, что главой данного муниципального образования становится неформальный и харизматичный лидер, который использует свои ресурсы именно в этом ключе. Но сама структура МСУ сегодня – только один из уровней «вертикали», ещё более беспомощный, чем другие. Другое дело, что в малых поселениях существует неформальная «табель о рангах», в рамках которой и реализуются властные отношения спонтанного порядка. И здесь участковый дядя Миша или тётя Маша из магазина может быть много более властным и могущественным лицом, чем глава МСУ.

- А местное самоуправление может выступать как посредник между неформальными местными проектами и социальными сетями и проектом федерального центра?

- Думаю, ответ ясен из предшествующих вопросов. В современном виде каждый из них может оказаться посредником, если, и это важно, не заинтересован в сохранении своего статуса, готов им рискнуть. В норме, реализация должностных функций не предполагает этих действий. Можно быть вполне успешным губернатором или главой МСУ на вполне депрессивной и не особенно контролируемой территории.

- По каким сценариям может выстраиваться дальнейшее взаимодействие между федеральным проектом и местными сообществами?

- Думаю, что само наличие «федерального проекта», как целостного смыслового образования, более продукт конспирологической мысли тех странных людей, которых в телевизоре называют политологами. Есть некоторый набор разнонаправленных действий разных «башен Кремля» и разных уровней власти. Ощущение, что интенсивность этих действий будет уменьшаться. Не быстро. В истории быстро вообще редко случается. Соответственно, место, освобождаемое властными контролёрами, будет занимать спонтанный порядок. Какой? Не знаю. Поживём – увидим.

- Выживет ли спонтанный порядок в условиях централизации?

- Этот вопрос синонимичен другому, «выживет ли Россия». Очень надеюсь, что «да». Именно наши ежедневные неконфликтные взаимодействия с соседями, партнёрами, коллегами и сотнями других людей создают ту социальную ткань, которая и есть Россия. Сможем услышать друг друга, сможем, общаясь с другими, непохожими на нас людьми, не кричать «полиция!». Сможем договориться друг с другом – будет Россия. Нет? Будет нечто гораздо менее симпатичное.

- Выживет ли в этих условиях МСУ?

- В сегодняшнем виде, думаю, что не выживет. Другой вопрос, что люди всегда будут искать поддержку ближних, всегда будут договариваться. А тяга к солидарности и взаимопомощи у людей не слабее, чем эгоизм и алчность, о которых писали основатели политологии. А умение договариваться, и есть самоуправление. Смогут ли совместить реальное самоуправление с его формальной организацией? Не знаю, но очень надеюсь.

Жизнь, в принципе, есть штука рискованная. От неё, говорят, умирают. Тем не менее, я верю, не как учёный, а как совершенно стандартный обыватель, что мы сможем выстроить порядок, где будет услышан голос каждого человека, где не будет равных и более равных, где нормы жизни «на кухне» и «на собрании» не будут противоречить друг другу. При этом, нормы «на кухне», «на даче», «в бане» и «на рыбалке» и будут самыми главными. Ведь именно там мы живём.