«Исчезающий Иркутск»: Усадьба Михалёва – история о казаках и бабушках

Над железной дорогой и вокзалом тянется вереница деревянных частных домов, собаки-охранники каждый день проводят перекличку. Дальше от берега лежат улицы с интеллигентными названиями, раскрываются в своём многообразии: низкорослые деревянные домишки сменяются то кирпичными советскими пятиэтажками, то каменными высотками, подпирающими небо. Это Глазково – одна из частей левобережного Иркутска, выросшая практически одновременно с центром города, пристанище казаков, узел торговых путей, в том числе «шёлковых». Сюда проект «Исчезающий Иркутск» и отправился.

Портал «ИрСити» и руководитель Клуба молодых учёных «Альянс» Алексей Петров запустили совместный проект «Исчезающий Иркутск» в октябре 2014 года. С тех пор рассказано более 50 историй о заброшенных, полуразрушенных памятниках архитектуры и просто знаковых для города зданиях. Некоторые из них уже исчезли с карты Иркутска.

Глазково изначально было в проигрыше перед правым берегом, людей привлекали лишь огромные участки свободной земли, где можно было построить свой дом или основать промысел. Развивалось оно скачками. Первое сообщение о жителях на этой территории принадлежит российскому дипломату и путешественнику Николаю Спафарию, побывавшему в Иркутском остроге в 1675 году. Там, где сейчас находится вокзал, он увидел заимку иркутского казака Ильи Могутова. Среди первых поселенцев известен также Кузьма Могилёв, Ефим Глазков, потомки которого, по-видимому, и дали название местности, и другие – всё это казаки, которые арендовали землю для занятий сельским хозяйством и рыбным промыслом.

Как рассказывал на одной из «Прогулок по старому Иркутску» в 2015 году доктор исторических наук, профессор Иркутского госуниверситета Вадим Шахеров, «предместье Глазково никогда бы и не стало развитой частью Иркутска, если бы не стечение обстоятельств. В 1682 году, два десятка лет спустя после основания острога, к его стенам подошёл караван с верблюдами. Так Иркутск стал одной из точек Шёлкового пути из Китая в Среднюю Азию». Позже выяснилось, что есть ещё одно перспективное направление – на Монголию.

Но главной проблемой вплоть до середины XIX века оставалась связь между берегами: если правый с его богатыми ярмарками активно развивался, то левый с поселениями в 100 человек практически не менялся. Полегче стало с появлением канатных паромов. Конец века становится переломным. Во-первых, в связи с приездом цесаревича, будущего Николая II, построили понтонный мост через Ангару, также перекинули деревянный мост через Иркут, тем самым впервые связав все части Иркутска.

Во-вторых, тогда же началось строительство Транссибирской магистрали, расчёты показали, что пути должны пройти по Глазково, старые постройки были уничтожены, часть улиц перенесена выше. В-третьих, развитию Глазково поспособствовал и пожар 1879 года, уничтоживший половину города. Часть иркутян перебралась на левый берег насовсем, а часть – построила себе дачи.

«К 1917-му Глазковское предместье представляет собой значительную часть города, где имелось три больницы, четыре училища, две церкви, аптека, библиотека, фотография, около 50 бакалейных лавок. Численность населения перевалила за 9 тысяч человек», - написано в «Иркипедии».

Ещё одним толчком для развития территории послужило строительство Иркутской ГЭС. Сегодня в Свердловском округе, объединившем все поселения левого берега Ангары, живёт треть населения Иркутска, и территория продолжает расти.

Большая часть исторических зданий была уничтожена со строительством железной дороги, поэтому найти поистине ценную деревяшку довольно сложно. Но, к счастью, на улице Профсоюзной, которая раньше носила красивое название Александровская, есть несколько заповедных точек. Одна из них - это дом №5, на который выходит улица Касьянова. Горизонт загораживает огромный лицей №36. По списку памятников это усадьба некоего Михалёва. Карта «2GIS» подсказывает, что в неё входит два здания.

Мы – руководитель клуба молодых учёных «Альянс», историк Алексей Петров, журналист портала «ИрСити» Ксения Власова и фотограф Яна Ушакова – собираемся у низенького одноэтажного серого дома с выкрашенными в яркий голубой цвет ставнями.

Алексей Петров поясняет, что найденные упоминания мещан Михалёвых относятся к началу XX века, но данных мало. Усадьбой на Александровской владел Михаил Васильевич Михалёв, в 1917 году у него была хлебная лавка на Ланинской, ныне – Де6кабрьских Событий. Также известно, что Василий Николаевич, по-видимому, его отец, был приговорён к штрафу за нарушение постановления генерал-губернатора от 23 марта 1904 года. По данным «Иркипедии», это постановление генерал-губернатора Кутайсова, по которому запрещались стачки, собрания, сходбища на улицах, площадях, в общественных местах, частных домах. Также жителям запрещалось носить огнестрельное и холодное оружие, распространять «вредные» политические течения и другое.

В августе 1910 года было любопытное судебное разбирательство, некая Михалёва просила разделить её усадьбу на две, чтобы одну из них потом продать.

Определить границы усадьбы с ходу сложно. Особое внимание привлекает дом №7 - деревянная двухэтажка с интересным балкончиком, стучим в окна, никто не отзывается. Потоптавшись на месте, возвращаемся обратно, к пятому дому, вновь стучимся. Долго никто не отвечает, затем дверь ворот открывается, с длинного крыльца сходит мужчина лет 50. Сначала нехотя он включается в беседу, но затем энтузиазма прибавляется, и он расписывает забавные вещи из советского прошлого усадьбы.

Мужчина представляется Владимиром, его семья живёт в этом домике уже 73 года, квартиру получал ещё дедушка, когда работал начальником поезда. Он говорит, что документы Бюро технической инвентаризации утеряны, поэтому точную дату строительства усадьбы установить сложно, предположительно, она появилась здесь не позднее 1901 года. В том доме, где живёт наш собеседник, раньше жила прислуга – конюх или дворник, к дому примыкает длинное одноэтажное здание – это бывшая конюшня. Следом за ними зелёный дом, повыше, с «потолками под 5 метров», - там, возможно, жил сам Михалёв. Были у усадьбы и ворота. Седьмой дом, по словам мужчины, не входил в усадьбу и вряд ли является «историческим». Что странно, потому что дома похожи между собой по убранству.

После революции «хлынул народ», дома порезали на небольшие квартирки, «изуродовали».

Владимир потёр замёрзшие от морозца руки и указал на небольшой пустырь с колонкой рядом с его домом: в советское время здесь стоял нарсуд с воротами, в которые заезжал автозак, следом за ними были сараи, деревянный туалет, из которого иногда сбегали привезённые заключённые.

«Стояла лавочка возле дома, на лавочке сидели бабушки, приходили со всюду. Телевизор тогда ещё плохо показывал. Поэтому бабушки ходили в суд, как в кино. Придут, узнают: что сегодня в программе? Секретарь им рассказывает, бабушки садятся на лавочку и ждут, когда привезут. А потом автозак заезжает, а они в зале сидят, слушают», - чуть улыбнулся Владимир.

Ворота снесли в 1960 году, когда город готовился к приезду американского президента Уайта Эйзенхауэра. Тогда, говорит мужчина, по всем улицам шли, сносили ворота, забирали коз и свиней, следом шла бригада маляров, красивших фасады всех подряд домов.

Владимир немного посетовал на «чиновников»: «Помните, когда Косыгин прилетал в Киренск, так там красили всё, даже траву жёлтую. Эта дурость из поколения в поколение передаётся, только названия меняются. Старше становишься, смотришь, сколько можно в одну и ту же игру играть?»

За воротами также была и детская площадка, но в 1991 году территорию выкупили, на месте детской площадки поставили помойку, стоявший на участке домишко, в котором в 70-80-е годы жил художник Тарасов, тоже снесли.

Обход всей усадьбы больше не даёт встреч с её жителями. Второй вход в дом с голубыми ставнями смотрит на конюшню. Здесь огромное красивое окно, по фасаду развешены прекрасные чёрные подносы с роскошными цветами, какой-то забавный рисунок с подсолнухами – как гордость хозяйки. В здании побелённых конюшен тоже два входа – один закрыт, второй – новодел, здесь квартиру снимает девушка, она чуть испугалась нашему визиту.

Зелёный дом чуть больше, его скудное убранство сильно отличается от предыдущих – на окнах нет чудесных завитков и волн. Вход в него открыт, внутри небольшой коридор, из которого ведут двери в четыре или пять квартир, все закрыты, на наш стук и голоса откликаются лишь собаки, рычащие и лающие откуда-то из-под дверей. Ещё есть забор с дверью. За ними большой двор, здесь отдыхает тачка, стиральная машинка. На стук в окна – тоже тишина, её разрезают лишь голоса обеспокоенных собак.

Уезжали мы с этой заснеженной улицы под вой сторожевых псов, рвущихся защищать свои дома. Один из них уже прогрыз часть двери одного из домишек и просунул в щель свою чёрную взъерошенную морду с длинным носом. То, что осталось от усадьбы Михалёва, открылось нам лишь частично. И так всегда – «Исчезающий Иркутск» собирает истории по каким-то обрывкам, осколкам, оставляя огромное поле для дальнейшего изучения. Но мы всегда понимаем, пока жив человек, будет жить и дом, будут появляться милые вещицы – вывешенные на улице подносы, новые фонари-самоделы или выкрашенные на новый лад ставни старинных окон. Как жаль, что на левом берегу Иркутска осталось мало сияющих стариной точек.