Ковидный год с (анти)масочным режимом – разбор недели от «ИрСити»

Иркутская область с марта прошлого года официально живёт в условиях коронавируса, коронакризиса, масочного и прививочного режимов. Корреспонденты «ИрСити» Даниил Конин и Екатерина Трофимова с удивлением и капелькой ностальгии анализируют прошедшие 12 месяцев. Ксения Власова тоже смотрит в прошлое - но аэропорта Иркутска, а Зоя Кузнецова скептически отзывается о новом опросе мэрии Иркутска, в котором не может проголосовать пятый день.

В обзоре событий недели журналисты «ИрСити» не пытаются определять ключевые информационные поводы прошедших семи дней, а пишут о том, что их больше всего задело.

Как-то до сих пор не верится, что мы уже год (или даже чуточку дольше) живём в реальности, которой раньше не было. Сейчас её даже не назовёшь новой, потому что мы в ней уже давно и, кажется, надолго.

Осознание того, что коронавирус придёт и что-то нам тут сейчас наворотит, у меня появилось только в феврале, хотя до этого уже был жёсткий локдаун в Китае, возникали проблемы на Западе. Я к коронавирусу относился как к очередной ерунде типа «свиного» или «птичьего гриппа». Шума много, а толку...

Но постепенно проклятая ковидла подступала к нашему Приангарью, и до меня что-то потихоньку стало доходить. Казалось, что нас ждёт что-то не очень понятное. В середине марта был фальстарт с заболевшей-незаболевшей женщиной, а в конце месяца пришла новость — всё-таки да, есть первый официальный случай.

К тому моменту уже стали закрывать общепит, к 31 марта перестали работать все крупные торговые центры. К слову, день 31 марта я очень хорошо помню, я тогда делал фоторепортаж о том, как иркутяне реагируют на всё происходящее. Процитирую самого себя:

«Иркутск заметно опустел. То ли чувство страха сработало, то ли призывы властей оставаться дома. Тем не менее нельзя сказать, что в городе чувствуется паника. Скорее, небольшая напряжённость. Но люди продолжают жить своей жизнью, вести разговоры и заниматься делами. Хотя уже сейчас очевидно – город стал другим. Теперь нам всем нужно пережить эту пору».

Вечером 31-го тогда ещё врио губернатора Игорь Кобзев ввёл режим самоизоляции. Начались замечательные «нерабочие дни», которые для нашей редакции были рабочими. Запустился наш самоизоляционный онлайн. Поменялась работа. Иной раз новостная лента могла быть наполовину заполненной новостями про ковид.

Но человек остаётся человеком в любые, даже самые сложные времена. Когда-то должен был наступить момент, когда все наплевали бы на ограничения. По-моему, он стал наступать во второй половине апреля. Люди постепенно выходили на улицы. С середины мая потихоньку стали снимать ограничения. Летом казалось, что всё, самое сложное позади.

Кто же знал, что потом наступят октябрь и ноябрь, во время которых больницы забились «средними» и «тяжёлыми» пациентами. Я их видел сам, разговаривал с ними в «красных зонах», когда люди могли это делать. Многие пациенты — крепкие люди, никогда раньше не жаловавшиеся на здоровье. А тут раз — коронавирус, пневмония, реанимация...

И тяжелейшая работа врачей, которые каким-то чудом вытаскивали людей с того света. Добавим к этому панику здоровых людей, которые мигом смели из аптек всевозможные препараты, полезные и бесполезные. Получается очень странная, жутковатая картинка.

Не хочу переходить в перечисление основных событий, потому что буквально вчера у нас об этом был опубликован большой материал. Просто поделюсь одной мыслью, которая возникла во время сбора того «итогового» текста. Показалось, что мы до марта жили на другой планете.

Хотя она осталась такой, какой и была: называется Землёй, населена людьми, собаками, рыбками, птичками... Воздух остался тем же — 78% азота, 21% кислорода и по капельке всего остального. Вроде бы Земля осталась той же, но всё-таки поменялась. Поменялась благодаря маленькому вирусу, который поставил на уши больших (в сравнении с вирусом) и самых важных людей планеты.

Обычным будничным утром я сажусь в 80-й автобус, на двери которого висит объявление: «Вход в салон автобуса без маски запрещён. Штраф до 30 тысяч рублей». Если ещё год назад это могло напугать, то сейчас почти половина пассажиров этого не боятся. И речь идёт не только о людях в общественном транспорте, а в целом об обществе. Для кого до сих пор действует масочный режим?

Не буду обобщать, а возьму только Иркутск. Я каждый день езжу на общественном транспорте, хожу в магазины, несколько раз в неделю бываю в заведениях общепита и всё реже вижу людей в масках. Помню март и апрель 2020-го, как все мы боялись лишний раз выйти на улицу, как в городских парках и на улицах ходили люди в защитных костюмах и обрабатывали всё вокруг специальными растворами.

Мы косо смотрели на тех, кто ходил без масок, и делали замечания тем, кто носил их неправильно, не прикрывая нос. Продавцы в магазинах отказывались обслуживать покупателей без «средств защиты», а водители автобусов и вовсе могли не пустить в салон. Вот это было похоже на боязнь вируса и попытки защитить население от эпидемии.

А сегодня? Такое ощущение, что масочный режим нужен только властям, чтобы показать «заботу о своих гражданах». Как я уже сказала, в автобусах маски носят по желанию, в магазинах я всё чаще вижу продавцов без них, захожу в кофейни или рестораны, где изредка наблюдаю персонал в масках. Хотя в принципе ситуация с заболеваемостью в корне не поменялась: суточный прирост с июня прошлого года, если верить официальной статистике, болтается на уровне 150-250 случаев.

Замминистра здравоохранения Иркутской области Анна Данилова на депутатском штабе 26 марта (где, кстати, уже давно заседают без масок) заявила, что жители региона стали негативно относиться к маскам. «Очень активно идёт антимасочная кампания», - сказала она.

Так, может, просто потому что люди не видят уже в них смысла? Взять, к примеру, прошедший хоккейный матч на льду Байкала в Большом Голоустном. Там собралось более 2 тысяч человек. Я тоже там была и не видела ни одного человека в маске, включая представителей власти, а про соблюдение социальной дистанции вообще молчу.

Так к чему мы устраиваем этот цирк и продлеваем каждый месяц масочный режим? Что мешает нам вернуться к нормальной жизни и дышать полной грудью?

В Иркутске проходят общественные обсуждения по снятию запрета на взлёт грузовых самолётов в сторону города, хотя проектный институт «Ленаэропроект» подготовил обоснования ещё в 2018 году. В течение 35 дней аэропорт будет собирать предложения и замечания, после чего можно будет увереннее рассуждать о его перспективах.

Это был обычный понедельник, 26 июля 1999 года. В Иркутском аэропорту - 25 градусов тепла, почти нет ветра. Прилетевший из Тяньцзиня грузовой самолёт Ил-76 авиакомпании «Эльфэйр» дозаправили, чтобы он смог продолжить путь. Следующим пунктом назначения чартерного рейса была Пермь.

Самолёт начал разгон. Экипаж не удивило, что воздушное судно не слишком динамично набирает скорость. За 700 метров до конца взлётно-посадочной полосы командир отклонил штурвал на себя для поднятия передней стойки. Тяжёлый Ил-76 удалось оторвать от земли всего на несколько секунд, но не более. Самолёт выкатился за пределы ВПП, где снёс огни приближения, ограждение аэродрома и ближний приводной радиомаяк.

Воздушное судно удалось развернуть влево на 90 градусов, избежав столкновения с трансформаторной подстанцией. После остановки в районе мемориала жертвам политических репрессий Ил-76 загорелся. На борту находилось семь человек, двое из них пострадали.

Комиссия по расследованию авиапроисшествия выявила, что самолёт был перегружен. Взлётная масса Ил-76 в Иркутске составила 198-200 тонн при максимально допустимой в 174 тонны. К этому добавился дефицит тяги во всех четырёх двигателях. В своём заключении МАК написал, что «недопустимый перегруз более 20 тонн» произошёл «по вине экипажа воздушного судна и авиационных властей КНР».

На следующий день после происшествия областная комиссия по ЧС ввела запрет на взлёт и посадку всех грузовых самолётов в сторону города. Предполагалось, что это временная мера. Через год аэропорт попросил снять ограничения, но Минтранс России отказал, ссылаясь на «отсутствие эффективных средств и методов контроля взлётной массы самолётов». В 2002 году федеральный центр слегка смягчил запрет для взлёта в сторону города, поставив несколько условий: отсутствие коммерческой загрузки, взлётная масса Ил-76 не более 160 тонн (это вес пустого самолёта+вес полных топливных баков), встречная составляющая ветра 5 метров секунду и более.

За следующие 10 лет аэропорт построил новый грузовой склад с современным оборудованием контроля и учёта и удлинил взлётно-посадочную полосу, удалив начало разбега самолётов на 400 метров от города. Это если не считать ежегодные расходы на ремонты и оборудование.

В 2013 году экс-губернатор Сергей Ерощенко предложил Минтрансу пересмотреть ограничения, но федеральное ведомство ответило, что нужно провести мониторинг воздействия авиационного шума и оценить общественное мнение. При этом запрет не распространялся на взлёт в сторону города пассажирских самолётов массой 200 и более тонн.

А через 2 года тогдашний исполняющий обязанности министра транспорта России Алексей Цыденов (ныне – глава Бурятии) в переписке с премьер-министром РФ назвал запрет для грузовых самолётов в Иркутске «минимальной возможной мерой для уменьшения риска» и решил, что отмена ограничений преждевременна. Предполагалось, что региональные власти, получившие по указу президента имущественный комплекс в собственность, сосредоточатся на строительстве нового аэропорта. Но у них, как мы помним, ничего не получилось.

Вопреки этому аэропорт потихоньку продолжил наращивать пассажиротопок. По этому показателю в 2019 году Иркутск вплотную приблизился к Красноярску, где инфраструктура развивалась куда более стремительно, чем у нас. А вот грузопоток в иркутском аэропорту оказался в два раза ниже, чем у конкурента. И это отставание фиксируется несколько лет подряд.

Из-за запрета на взлёт в сторону города грузовые самолёты могли простаивать в очереди по двое-трое суток, а авиакомпании терпели убытки. Поэтому часть перевозчиков просто отказались выполнять грузовые рейсы через иркутский аэропорт, а заказчики из северных районов Приангарья и из Якутии переориентировались на Новосибирск и Красноярск. От ограничений пострадали и местные авиакомпании «ИрАэро» и «Ангара», в очередях стоят воздушные суда Минобороны, перевозящие личный состав и груз.

Как следует из обоснования проектировщика, на сегодня иркутский аэропорт обладает всем необходимым, чтобы принимать и отправлять большинство тяжёлых самолётов, в том числе грузовых Boeing (а чтобы принимать все возможные воздушные суда, необходимо дополнительно удлинить ВПП). Кроме модернизации имущественного комплекса, улучшено качество обслуживания коммерческих рейсов, в том числе введёно «Руководство системы управления безопасностью полётов». В документе «Ленаэропроект» уточняется, что с 1999 года в иркутском аэропорту не допускались нарушения при обслуживании грузовых рейсов.

Строительство нового аэропорта – давно отложенная тема, хотя дискуссия по этому поводу в последнее время не просто оживилась, но и серьёзно обострилась. Нынешнее правительство сосредоточилось на модернизации существующего авиаузла, которая, правда, тоже неизвестно когда начнётся. Потому что иркутский аэропорт сам стоит в очереди на получение федеральных денег. И то - после 2025 года. А впереди областного центра в этой очереди – Киренск и Усть-Кут.

В любом случае для иркутского аэропорта требуется технико-экономическое обоснование. Конкурс по выбору компании, которая должна была заняться оценкой возможностей авиаузла и разработкой ТЭО, состоялся в конце прошлого года, но победитель, не имеющий никакого опыта в авиаотрасли, отказался от контракта. Новый конкурс готовится к середине 2021 года. К этому времени уже будут промежуточные результаты общественных обсуждений, поэтому инвестиционную привлекательность будет оценивать несколько легче.

Особенно актуальным снятие запрета стало в коронавирусный 2020 год, который поменял привычки людей, сделав их увереннее в онлайн-покупках и продажах. Теперь нужен лишь транспорт. А что может быть быстрее самолёта, неограниченно взлетающего и приземляющегося в аэропорту Иркутска?

Чтобы всё получилось, нужно не только проявить политическую волю, но и побороть страхи прошлого.

Мэрия Иркутска 22 марта открыла голосование за место расположения стелы «Город трудовой доблести», звание, которое город получил в прошлом году. Её хотели установить в сентябре 2020-го возле Вечного огня, но потом решение переиграли. Казалось бы, голосование - отличная идея. Иркутяне смогут хоть на что-то повлиять в городе. Но всё пошло не так.

С 23 марта я каждый день раза два пытаюсь проголосовать в этом опросе, в котором уже отдали свои голоса 17,7 тысячи человек. «Не сегодня», - как будто отвечает мне сайт администрации, потому что ещё ни разу я не увидела формы для голосования, ссылка на сайте мэрии перебрасывает сразу на его результаты. Вот так.

В мэрии объясняют сложности с голосованием «хакерской атакой»: мол, в первые часы после открытия опроса администрация зафиксировала накрутку 7 тысяч голосов, поэтому «специалисты ввели ограничения». Накрученные голоса обещают снять к 1 апреля, когда голосование закончится. За какой вариант была накрутка, в мэрии не сообщили, но в лидерах – развязка у плотины ГЭС, которую поддержал мэр Руслан Болотов со ссылкой на некое экспертное мнение, и Маратовское кольцо.

Интересно будет посмотреть, у каких вариантов и сколько голосов снимут. Но почему-то ощущение, что в этом опросе уже всё заранее решили за иркутян.

P.S. В интервью нашему изданию в декабре 2020 года Руслан Болотов заявлял, что развязка у плотины ГЭС нуждается в реконструкции, возможно, даже в двух уровнях. Интересно, как это учитывалось, когда предлагались варианты размещения стелы.